Я выжгу в себе месть
Шрифт:
Когда цепи тяжело рухнули вниз, на соленое дно, Месяц вытер пот со лба. Светоч тоже устал, но надо было сделать еще кое-что. За мертвой водой последовало зелье забвения.
– Оно будет действовать постепенно, – сказал Светоч. – Он начнет забывать не сразу. Память будет исчезать по частям. Сперва наша встреча, а потом все остальное.
– Хочешь сказать, он забудет наших ведьм? – усмехнулся Месяц. – Это ты хитро придумал.
– Он вообще почти все забудет, – покачал головой всадник Зари. – А если и вспомнит, то не сможет ничего сделать.
На том и порешили. Мертвая
XVI. Русалья седмица
Темную синеву постепенно захватывали багряные лучи. Пушистые облака наливались кровью, а из-за края выползало огромное солнце. Рассветы и закаты почему-то поражали Всполоха больше, чем любая ворожба. Он всматривался в звезды и думал, что однажды тоже окажется среди них. Пламенный дух не был человеком, но это не мешало ему мечтать.
Он не понимал, отчего люди грустили, когда кто-то умирал. Ведь душа оставалась живой, просто, выполнив свое предназначение, отправлялась дальше. Оставила тело, ну и что? Оно ведь все равно утратило и красоту, и силу. Но люди, вместо того чтобы радоваться за близкого, который отправился далеко или остался стеречь род, плакали и печалились, а некоторые убивались всю жизнь. Странно, в общем.
Василика тем временем собирала котомку, складывая все необходимое: обереги, травы, снадобья, пшеничную кашицу, немного хлеба, гребень и чистую рубашку. Всполох догадался, что она уходит.
– Ты куда? – поинтересовался дух.
– Уезжаю, – ответила ведьма. – Нет сил сидеть в избе и ждать, когда пройдет время и я не смогу толком с печи подняться. Не хочу в лесу томиться.
– А как же Грань? – испугался Всполох. – Кто ее сторожить будет?
– Так я вернусь, – улыбнулась Василика. – Проедусь немного по белому свету и вернусь к русальей седмице. Буду собирать травы и запасаться ягодами к зиме, как обычно.
– Возвращайся поскорее, – прохрипел Домовой из-под печки. – Мы будем ждать.
На том и порешили. Ведьма переплела русую косу, проверила, хорошо ли защищает избушку обережный круг, а потом перекинула котомку через плечо, вышла за ворота и прочла заклятие, чтобы те скрылись от посторонних глаз. И пророс вместо двери колючий кустарник, а Василика – Всполох видел сам – обратилась в старуху и пошла в сторону Радогощи. Видимо, собиралась купить коня, только вот за какую плату, неясно. Впрочем, Всполох – не человек, чтобы лезть в чужой карман.
Пламенный дух осмотрел опустевшую избу и со вздохом пополз назад, в печь. Надо ж было кому-то сторожить ее, хранить поленья в тепле и не давать им прогорать слишком сильно. Домовой поохал, сказал, что работы станет жуть как много, и тоже скрылся. Заснул, видимо. Оно и правильно, хороший сон всегда укреплял что людей, что духов. Даже мавки и те засыпали поздней осенью, прячась среди древесных корневищ, а по весне вставали, наполненные силой природы, и начинали сладко петь.
Песня их доносилась сквозь скрытые ворота. Наверное, молодцам
– До русальной седмицы так до русальной седмицы, – проворчал Домовой в полудреме. – Мы дождемся, никуда не денемся.
А деваться и впрямь было некуда.
* * *
Новая чернавка не нравилась Калине. Кривоносая какая-то, не шибко умная, нерасторопная. То и дело приходилось ее подгонять. Хотя свою работу прекрасно знала.
Иногда Лада щурила глаза и так косилась на ее дочерей, будто хотела сделать какую-то пакость. Марва и Любава пытались обходить эту чернавку стороной. Они вообще не любили сталкиваться со слугами – не зря же для тех придумали другие лестницы. Но Лада постоянно попадалась им на пути, и руки ее – Калина и Марва заметили – были гладкими и белыми.
Когда муж Калины Радомир вернулся из очередного путешествия, в доме все девки носились, вычищали углы, готовили, помогали Марве и Любаве одеться, причесаться, только этой неладной Лады нигде не было видно. Но стоило Радомиру сесть за стол, она появилась словно из ниоткуда.
– Чего тебе? – буркнула Калина. – Зачем пришла? Работы мало, что ли?
Лада, не сказав ни слова, лишь невесело усмехнулась и вмиг обратилась, сменив обличье. Уже не служанка стояла перед Калиной, а ее пропащая падчерица Василика, о которой в Радогощи ходило столько слухов и баек, что становилось страшно. Одно время Марва и Любава боялись к колодцу выйти – другие девки смотрели косо и спрашивали про сестрицу-ведьму.
Калина присмотрелась. До чего же изменилась Василика! Русые волосы как будто потемнели и стали почти каштановыми, в косу были вплетены смарагды и шелковые ленты, а червонная рубаха сменилась смоляной, с маками. Вот уж и впрямь лесная ведьма! К такой без гостинца лучше не ходить. А глаза-то, глаза какие колючие и злющие!
– Я с батюшкой поздороваться пришла, – фыркнула Василика. – Мы с ним давно не виделись, вот решила прийти да принести гостинцев.
Она достала из кармана несколько каменьев и положила на стол, между кувшинами сбитня, мисками с кашей и мясом. Радомир зарделся и покраснел, Марва и Любава ахнули. Еще бы: в своих письмах купец уверял Калину, что не желает больше видеть родную дочь, раз та и впрямь стала ведьмой и породнилась с нечистью.
– Садись, пожалуй, – сказал Радомир. – Поешь с нами, порадуй чуров.
Чернавки тут же подбежали и принесли Василике миску. Падчерица не стесняясь накладывала себе побольше мяса и ела, зыркая то на Радомира, то на сестер, то на мачеху. Сколько слухов будет! Лесная ведьма гостила в их доме! Надежда выдать дочерей этой осенью растаяла, а между тем близилась русальная седмица – время, когда добрые молодцы ловят венки в речке и приносят назад девкам. Кто же теперь выловит веночки Марвы и Любавы? Да ни один мужик не захочет жениться после такого!