Я взял Берлин и освободил Европу
Шрифт:
Анкудинов Павел Ефимович (Интервью А. Драбкина)
командир эскадрильи 621-го штурмового авиаполка
В январе 1945 года я повел эскадрилью на штурмовку танковой колонны недалеко за линией фронта. Зенитного огня почти не было, но видимо, я слишком снизился, и на выходе из пикирования мне «влепили» болванку в двигатель. Вода сразу вытекла, и мне пришлось его выключить, иначе мог начаться пожар. Перед тем я только успел горку сделать, чтобы высоту набрать. Ребятам сказал, чтобы шли домой, а сам стал тянуть самолет на нашу территорию. Ветер был западный, что, безусловно, помогло. Когда высоты оставалось несколько метров, я проскочил над цепью немецкой пехоты, распластавшейся на земле. В последний момент уперся ногами в приборную доску, чтобы не разбить голову. Плюхнулся на «живот» метрах в 80 от немцев, и меня потащило на подбитый немецкий танк. Слава богу, самолет остановился метрах в восьми от него. Выскочили со стрелком и «катом» – не поползли, а покатились в сторону своих. А немцы открыли огонь по самолету и бегут к нему, но нас уже и след простыл. Попали мы в окопы какой-то танковой бригады. Нам сразу спирта налили, мне подарили парабеллум и маленький пистолет вальтер. Накормили и напоили нас хорошо, но машину не дали: «К себе добирайтесь как можете». Мы добирались почти сутки. А потом я снова летал.
Конечно, я сделал для себя некоторые выводы. Все-таки надо быть более осторожным, бдительным. Страха у меня не возникало, и следующий после сбития вылет по ощущениям ничем не отличался от предыдущих – коленки ходуном не ходили, и руки не дрожали. Я всегда старался сделать больше вылетов – хотелось мстить и за товарищей, и за поруганную Родину. Старался воевать так, чтобы наносить врагу наибольший урон в каждом вылете. Поэтому и сделал 105 вылетов. Представляли на Героя, дали Орден Александра Невского.
Второй раз сбили уже под конец войны, 8 мая. Немцы колоннами шли через Судецкие горы, отступая в сторону Праги, чтобы сдаться американцам. Причем по одной долине двигались немецкие, а по другой, параллельно им, наши войска. Я зашел на одну из колонн, и мне засадили в двигатель. Стал садиться вдоль леса, что покрывал горы. А что такое посадка на лес? Все отлетело! Остались только двигатель с загнутым тюльпаном винтом и наша со стрелком кабина. Удар был резким. Я-то ногами уперся в приборную доску, а стрелок ушибся головой. Немцы – всего в 150 метрах ниже нас. Мы выскочили. Стрелок говорит: «Подожди, командир, немцы бегут. Я сейчас из пулемета по ним пройдусь». Он залез в кабину и открыл по ним огонь. Немцы залегли, а мы под шумок побежали вверх. Они отступали, им было не до преследования. Мы поднялись на вершину, смотрим, а по долине наши войска идут. Спустились к ним, ну а в полк попали на следующий день. Пока добирался домой, везде встречал пехотинцев, шуровавших по магазинам. Я тоже зашел в универмаг, думаю, может быть, и мне чего-нибудь взять? Ничего не нашел. Только носки взял.
Приехали домой, а товарищи нас уже похоронили. Командир полка говорит: «Все, отлетался. Больше я тебя не пущу». И не пустил, хотя моя эскадрилья еще и 9-го выполняла боевые вылеты, еще гибли товарищи. В этот день погиб летчик Мохов из моей эскадрильи.
9 мая 1945 года полк сделал последний боевой вылет, и тут объявили, что война окончена. Мы стреляли, выпивали, обнимались. Так продолжалось дня два – стояла анархия, никто нами не управлял. Ну, а потом началась служба мирного времени…
Штангеев Николай Иванович (Интервью А. Драбкина)
летчик 312-го штурмового авиаполка
Первые несколько дней, когда мы летали над территорией Восточной Пруссии, мы просто мстили. Нам сказал замполит, что мы подошли вплотную к логову врага и должны ему показать, что имеем силу и решимость отомстить за все страдания, которые он принес нашему народу. Есть приказ Сталина: «Кровь за кровь!» Вы, летчики, должны показать свое умение». Мы пошли с Колей Оловянниковым на дорогу, по которой отступали и военные, и гражданские. Расстреляли боекомплект. Сопротивления почти не было. Решили зайти над дорогой и рубануть винтами по головам. Но мы могли там и остаться. Запросто. Особенно когда винтом рубанул по головам. Все в крови. Надо было красить самолет. Во втором заходе я, видимо, зацепился за землю, и лопасти винта согнулись. Самолет завибрировал, но продолжал лететь. Вернулись благополучно. У меня левая плоскость была вся в крови, а у Кольки в правой плоскости торчал кусок черепа. Но вообще – риск слишком большой. Я ему говорю: «Коля, что мы с тобой сделали?» Это была уже сверхшалость наша, азарт такой.
Кстати, под Аленштайном погиб прекрасный командир эскадрильи, Герой Советского Союза Юра Ивлиев. Нас в очень плохую погоду послали на разведку колонн, уходивших из Аленштайна. Вышли на дорогу – она забита танками, повозками. Высота – 250 метров, Юра по радио говорит: «Будем бомбить. Но учти, у нас сотки подвешены, так что под самую кромочку облаков подойдем, сбросим бомбы, а потом в следующем заходе будем стрелять из пушек и пулеметов. Ты, смотри, иди метрах в двухстах от меня». Зашли, бомбы сбросили хорошо – там не промахнешься. Колонны шли сплошным потоком. Делаем второй заход, он пикирует и, смотрю, – не выводит. Я кричу по радио: «Юра! Юра!» – а он так до земли и пикировал и врезался в эту колонну! Я прилетел, доложил о случившемся, смершевец все записал. Через четыре дня наши войска освободили этот район, и мы поехали смотреть место его гибели. Приехали. Я удивился. Около дороги могила, обложенная камнем. Сверху лежит обгоревший парашют и Звезда Героя. По-человечески поступили.
Свой сотый боевой вылет я сделал четверкой из района Марьянвердер Мариенбурга на Гдыню. В полку была такая традиция – встречать летчика с 100-го вылета ракетами. Мы отбомбились, прилетели. Командир полка построил эскадрилью, объявил благодарность и зачитал приказ о представлении меня к званию Героя Советского Союза. Однако эту награду я так и не получил, хотя еще сорок два раза летал на боевое задание.
7 мая 1945 года командир полка объявил: «Ребята, война окончена! Победа!» Все стреляют, выпивка рекой! А на следующий день, в 6 часов утра, объявляют тревогу. Мы быстро поднялись, оделись и – на аэродром. Полк построился, командир полка стоит с представителем командования дивизии: «Дорогие летчики! Командующий Четвертой Воздушной армией поздравляет вас с окончанием войны! Победа! Желает вам счастья, здоровья. Вы знаете, что в бухте Сванемюнде скопилась и не сдается эскадра фашистских кораблей. Командование просит вас сделать один дивизионный вылет. Я не могу никому приказывать, кто в состоянии сделать этот вылет, прошу – шаг вперед». Все летчики сделали шаг вперед. С дивизии собрали 32 самолета, которые повел заместитель командира дивизии. Чичканы в полном составе взлетели. Погода была прекрасная, шли мы на высоте 800 метров. Не долетая до Сванемюнде, видим заградительный огонь. Командир принял решение отвернуть вправо и уйти в море. Зашли далеко, набрали высоту 3000 метров. Развернулись и планируем на бухту. В одном заходе все выложили и пошли домой на высоте метров десять. Пришли, сели. Победа, радоваться надо, а, смотрю, техник стоит грустный. «Что такое?» – «Вы знаете, с этого вылета два экипажа из соседнего полка не вернулись…» Вот ты мне скажи, в чем был смысл посылать нас? Мы же не бомбардировщики, что мы могли сделать против боевых кораблей?! А четыре человека погибли…
А потом началась мирная жизнь. Стали переучиваться на Ил-10, вывозить пополнение. В полк стали приезжать жены техников и летчиков постарше. Чичканы решили – давай и мы женимся! Пойдем к командиру, чтобы он отпустил нас в отпуск. Как сейчас помню: 25 декабря 1946 года мы к нему заходим, объясняем суть дела. «Хорошо, отпущу только одного». Я говорю: «Колька, Герой – ты, и езжай ты. Я тебе дам московский адрес Риты (мы с ней немного переписывались). Придешь и скажешь: «Если ты хочешь соединить с ним жизнь, он делает тебе предложение». Если она согласится, то вот тебе мое офицерское удостоверение, пойдете и распишетесь». Он так и сделал. Когда он пришел к ним в дом, там была Рита и две ее подружки. Он потом рассказывал: «Я вошел, представился: «Николай Оловянников от Коли Штангеева. Давайте по-военному: «Где Рита?» – «Я». – «Коля предлагает тебе выйти за него замуж». Мать, которая стояла рядом, говорит: «Конечно, хочет она». Рита согласилась и спрашивает: «А вы женаты?» Он говорит: «Не женат. Я тоже буду жениться вот на этой девушке, если она согласится». Та соглашается. Что он делает? 6 января в одном районе расписывается с моей Ритой по моему удостоверению, а 7-го в другом районе – со своей. Через границу обеих провезли, спрятав их в чехлы для самолетов – никого же не пускали. Вася Чичкан женился на девушке из БАО. Свадьбу сыграли и стали жить-поживать. Первыми у нас должны быть сыновья. Так и было. У каждого родился первый сын. И сыновей называем Сашами. Александр – церковное имя. У меня сын Саша.
Мясников Владимир Владимирович (Интервью Н. Аничкина)
командир взвода 8-го Отдельного огнеметного батальона
16 апреля внезапно для нас началась артподготовка. Когда стало светать, приехал капитан, замначальника штаба батальона. Приказал огнеметы снять и приготовиться к передвижению вперед. Тогда сильнейший туман был, как в молоке ходишь, ничего не видно. Мы огнеметы из земли вытащили, скомпоновали, потом пришли машины. Огнеметы на них погрузили – и вперед. Где-то войска задержались, надо закрепляться. Нам команда: «Поставить огнеметы на таком-то участке». Быстро развернулись, окопались, ждем атаки. Атаки нет. Опять команда: «Снять огнеметы». Сняли и пошли дальше. Так мы прошли Штраусберг и 22 апреля со стороны Карлхорста вошли в Берлин. В Берлине мы были приданы 144-й Азербайджанской стрелковой дивизии, входившей в состав 5-й Ударной армии. Выйдя к Шпрее, дивизия уперлась в мост, который долго не могла захватить. Этот мост был двухэтажным. На первом уровне шла пешеходная дорога, а справа от нее автомобильная дорога, а на втором уровне была железная дорога, метро. На первом ярусе была автомобильная и пешеходная дорога. Справа по мосту шел бортик высотой где-то метр, а слева от автодороги были столбы, на которых держалась верхняя часть моста. Отступая, немцы в двух местах взорвали автодорогу и в двух местах железную дорогу, а вся пешеходная часть моста осталась целой. Полк с ходу пытался преодолеть этот мост, но ничего не получилось. Тогда командование решило ночью послать огнеметчиков. Надо сказать, что в Берлине бои шли день и ночь, действовали штурмовыми группами, так что мой взвод был разделен на две группы по пятнадцать человек: одной группой командовал я, а другой – помкомвзвода. Соответственно одна группа действовала днем, а другая ночью. В час ночи я от командира роты получил задачу захватить мост и выбить из домов на набережной. Взял свою группу, пятнадцать человек, и начал движение. Вышли на мост, а он же давно немцами пристрелян… Кромешный ад… Немцы как дали по нам из автоматов, пулеметов, минометов и фаустпатронов. Одно спасение – вот те столбы, они четырехгранные, где-то полметра шириной. Мы за этими столбами укрывались, тут самое главное было выдержать, пока по нему бьют – искры летят, осколки камня, а ты стоишь, главное – вперед не броситься. Как немцы огонь перенесли – можно к другому столбу перебежать. Таким образом мы достигли середины моста, где стояло две башни, в которых был механизм развода моста. Пока дошли до середины – стало светать. На немецкой стороне справа и слева от моста стояло два здания, из которых немцы вели огонь, и как только стало светать – немцы огонь усилили. Я решил выдвинуть огнемет к правому дому, чтобы поджечь его и уменьшить огонь. Два солдата с огнеметом доползли до бортика и поползли вдоль него, чтобы поближе к дому подобраться. Я в это время лежал за завалом и командовал, как двигаться. Все, на сто метров к дому подползли, можно стрелять, и ничего не получилось… Смотрю, солдаты огнемет бросили и побежали на левую часть моста. Добежали до столбов и залегли там. Оказывается, осколком разбило пороховой заряд, так что огнемет не мог стрелять. К этому времени рассвело, немцы, стараясь нас выбить, сконцентрировали огонь. Но тут нас поддержал полк. С нашей стороны моста было большое здание, у которого размещалась артиллерия, и она открыла огонь по дому, который слева от моста стоял. Дом загорелся, и мы, ничего не дожидаясь, бросились в него. Я понимал, что со своими пятнадцатью солдатами немцев из дома выбить не смогу, так что мы проникли в подвал этого дома и потом, подвалами, дошли до конца квартала, на Силезскую улицу, которая шла параллельно реке. Вылезли из подвала, где-то уже метрах в 300 от моста, и с двух огнеметов произвели выстрел по дому, который был справа от нас. Дом загорелся, а огня люди еще с тех времен, когда обезьянами были, боятся.
В нашей группе пять или шесть огнеметов – по два человека на огнемет. Так вот, после поджога дома мы, поджигая встречающиеся дома, пошли обратно к набережной. Вышли на нее и пошли вдоль набережной. Метров сто прошли, еще один дом. Выстрелили в подвал, тут сразу появился немец с белым флагом, который сказал, что в доме человек шестьдесят немцев, и солдат, и гражданских, и если мы сохраним им жизнь, они сдадутся. Я приказал поставить напротив подъезда огнемет и сказал, чтобы они выходили без оружия. Видя, что у нас успех, я послал посыльного за второй половиной своего взвода. Когда они пришли, нас уже тридцать стало. Командир роты увидел наш успех и послал еще один взвод. Мы еще продвинулись метров триста по набережной, саперы в это время готовили мост для прохода техники. А потом прибежал посыльный, который передал приказ сворачиваться для действия на другом направлении. За этот бой мне было присвоено звание Героя Советского Союза.