Я живу в октябре
Шрифт:
– Сюда! – снова крикнул Васька. Его охватил азарт. Где-то тут бродит-ходит опасный зверь, а Васька стоит на страже. Он сделал несколько шагов вперёд, выходя на тропу, и будто пудовый мешок свалился ему на спину, сшибая с ног. Ваську обдало леденящим холодом. Выбитая из рук жагра рассыпалась искрами по земле и укатилась догорать во мху. Васька, кажется, кричал, но в ушах гудело слишком громко, он ничего не слышал. Руки и ноги не слушались, он бессильно свалился на землю и краем глаза видел, как медленно, почему-то очень медленно,
– Ааа! – это от ушей отлегло. Васька вскочил на ноги.
В стороне отчаянно ругался Стрелец, а деда Харитона уже и не видать. Только ликующий жуткий вопль удаляется прочь.
Васька схватился за жагру и бросился вслед. Пламя разошлось, но Васька бежал быстро, так что свет не успевал рассеивать темноту. Он еле успевал уворачиваться от веток, перепрыгивать через корни и лежалые стволы. Ему казалось, что бежит он долго, хотя на деле всего-ничего – с тропы, да по мху, шагов пятьдесят.
Где кромешник? Где дед Харитон? Куда бежать-то?
Васька остановился, подняв жагру повыше.
– Где? А?
Но только тяжёлое дыхание своё слышно. Нет никого. Нету деда Харитона.
– Нет! – снова крикнул он. И тут же заметил лежащее под еловой веткой тело. Старик лежал лицом вниз, вывернув руки над головой. А над ним висел Кромешник, закутанный в темноту, словно в монаший подрясник.
Васька приблизился и увидел, что тварь вовсе не парит в воздухе, как ему показалось поначалу. Кромешник стоял на земле, укутанный в чёрный балахон с ног до головы. Из-под капюшона белело лицо, вполне человечье. Это придало Ваське сил.
– Изыди! – закричал Васька голосом отца Григория. Таким грозным басом у него не вышло, конечно. Но уверенности прибавилось.
– У, я тебя! – Он хотел окрестить огнём, но сил хватило лишь махнуть, как кадилом. Из-под чёрного балахона раздалось шипение. Кромешник отшатнулся. Ваське привиделись кровавые глаза, с ненавистью глядевшие на него. Огонь ли в них отразился, то ли всё же было что бесовское. Тварь медленно отступила и расплылась в ночной чащобе.
Дед Харитон лежал на мху не шевелясь.
– Деда!
Лицо у старика оказалось холодным и сухим, как задубелые листья.
– Дед Харитон!
Дышит? Ничего не понятно. Мальчик закусил губу. Где-то в ночном лесу скрипела чёрная тварь, перебегая от куста к кусту. Или то ветер-шалун бродит?
– Дай посмотрю.
Это Стрелец нашёл его. Васька, еле сдерживая подступившие слёзы, смотрел как Стрелец переворачивает тело старика лицом к небу и припадает ухом к груди. Кромешник держал деда Харитона всего-ничего, но он уже не дышит.
– Живой вроде.
Стрелец тяжело поднялся.
–
– Это не зверь.
– А кто?
– Кромешник.
Стрелец погладил бороду, недоверчиво покачивая головой.
– Медведем мне показался. Силища-то какая. Не спутал, малец?
– Не. Не ушкуй это. На человека похож, в чёрное вырядился как инок какой.
– На человека?
– Да.
Стрелец задумался.
– А где батюшка? – спросил Васька.
– В часовенку похромал, – грубо ответил Стрелец. Он задрал бороду вверх. Васька невольно тоже посмотрел на небо. Там, на верхушках сосен серебрился лунный свет, и было так покойно, что Васька на миг позабыл обо всех бедах на земле.
– Обратно скоро, – задумчиво изрёк Стрелец. – Ночь в полную силу вступает.
Он посмотрел на лежащего Харитона и добавил:
– Если то кромешник, то голодный остался. Окрест бродить будет, пока хоть кого-то не схарчит. Останешься с Харитоном, а у меня дело есть.
Стрелец поправил топор за поясом да поудобнее перехватил пищаль.
– Я с тобой пойду! – решительно сказал Васька. – Кромешник огня моего забоялся.
– Огня, гришь?
– Да, дядька! Зашипел зверем и убежал.
Стрелец недоверчиво смерил его взглядом, но неожиданно согласился
– Добро. С факелом рядом пойдёшь.
– А дед Харитон?
– А мы недалече. Не утерпит Кромешник, сам сюда явится.
Хотел было Васька сказать, что так в силки на приманку зайца ловят. Приманкой вот только дед Харитон оказывается. Но ничего не сказал, побоялся, что прогонит Стрелец. А Стрелец отвёл Ваську подальше и велел шёпотом:
– Ты здесь с огнём ходи. Я поближе к Харитону залягу. Как заслышишь, что я палю, беги ко мне. А ежели кромешник к тебе наведается, то кричи. Я поспею.
Ушёл Стрелец, остался один Васька, и тут навалились со всех сторон шорохи – то ветка треснет, то птица ухнет. Огонь тусклее стал – догорают тряпицы. Васька запалил вторую жагру. Недолго осталось-то. Скоро Васька и другие грешники, что в августе живут, почуют, как в животе заноет, затянет, будто от страха. То значит пора назад, в начало августа. От этого полного месяца к прежнему, что как маяк светит. В часовенке останутся лишь те, чьё прибежище сентябрь. Бабка Настасья останется, Прохор останется…
В темноте скрипнуло. Васька развернулся и ахнул: в отблесках света замаячила грозная фигура. Но он не успел толком испугаться.
– Тише-тише, Вася – сказала фигура. – Я это.
– Батюшка? – обрадовался Васька. Отец Григорий прихрамывал, да по белому лицу с редкой бородкой тянулась тёмная царапина. Но в остальном священник выглядел здоровым.
– Тише, Вася, – повторил отец Григорий. – Где Петро?
– Стрелец там, – указал Васька. – Деда Харитона сторожит.
– Харитон живой?