Ябеда
Шрифт:
— Пошли. — Он взял Нину за руку и повел к автобусной остановке. — Машины у меня нет. — И та же озорная усмешка осветила его лицо.
Когда выехали из Бристоля, Мик объявил, что они направляются в Даунс.
— Мое любимое место. Вид на ущелье — просто умереть!
— Никогда не была, — откликнулась Нина. — Я сюда недавно приехала.
— Ты у нас девчурка северная, — сказал Мик с глупейшим акцентом.
Нина покраснела, замялась.
— Я… училась в школе на севере.
— Но родом ты не оттуда?
Мик отклонил голову, и Нине в глаза ударили
— Оттуда. Почти.
Мик расхохотался.
— Или оттуда, или не оттуда. Ты где родилась?
— Не знаю.
Ей уже приходилось пользоваться этим приемом. Как правило, подобное заявление вызывало смех, после чего можно было поменять тему. Но Мик не засмеялся. Он нахмурился.
— Сирота? Тебя удочерили? — участливо спросил он.
— Мама умерла во время родов, а отца я никогда не знала, — тихо произнесла она и умолкла.
Мик медленно кивал, размышляя о том, какое ей выпало детство.
— Наша остановка. — Он подхватил сумку и повел Нину к выходу. Автобус укатил в клубах бензинового дыма, а они остались посреди бескрайнего лесопарка.
— Какая красота! — восхитилась Нина. — А я и не знала.
— Пошли, я покажу тебе вид, который ты запомнишь на всю жизнь.
Мик широким шагом пустился по тропинке, Нина поспешила следом, пожалев, что надела босоножки, а не что-нибудь посолиднее. Но трава щекотала пальцы, как ворс теплого ковра, лучи вечернего солнца ложились на плечи еще одной шалью. Убежавший вперед Мик обернулся, поджидая запыхавшуюся Нину. Она смеялась и, приподняв подол, насилу передвигая ноги, карабкалась вверх по склону. Высоко они забрались.
— Оглянись, — сказал Мик.
Нина остановилась, от усталости шумело в голове. Глазам открылось неожиданное и захватывающее зрелище: ущелье, края которого стягивал мост, противоречащий всем законам физики. Нина ахнула:
— С ума сойти! Потрясающе!
— Перед вами Клифтонский подвесной мост, — тоном экскурсовода начал Мик. — Спроектирован Изамбардом Кингдомом Брюнелем, в эксплуатацию введен в 1864 году, через пять лет после смерти автора.
— Подумать только, а я и понятия не имела про это место!
— Ты не поверишь, что иногда может быть прямо у тебя перед глазами. Достаточно только открыть их.
Мик стоял у нее за спиной, на расстоянии одного теплого вздоха. Нина пожала плечами: непонятно, что он имеет в виду, но в этом-то все и дело. Мик выдавал поразительные вещи и постоянно удивлял ее; он вдруг открыл перед ней будущее, о котором она прежде, до встречи с ним, и мечтать не смела. Как за такое короткое время можно сблизиться с человеком, словно знал его всю жизнь?
Несколько минут они молча наслаждались видом. «Как здорово, что попали сюда, а не в пивную», — думала Нина. В ущелье под ними мутными извивами катился Эйвон. Нина представила, как ползут, наталкиваясь друг на друга, глыбы ледника, прогрызая себе дорогу в древнем известняке.
— Сотни миллионов лет, — задумчиво проговорила она. — Я читала об этом.
— Да? — Мик подвинулся еще ближе. Его
— А мы принимаем как должное. Сооружение такого моста — ничто в сравнении с мастерством природы, создавшей это ущелье.
— Расскажи об этом Изамбарду и его команде. — Мик опустился на колкую траву. — Во время строительства погибли несколько человек. А нам, по-моему, пора подзаправиться.
— Ты много знаешь про мост. — Нина опустилась рядышком на траву.
— Эх, стаканы забыл! Давай, ты первая. — Мик перочинным ножом откупорил бутылку и протянул Нине. — Я учился на инженера, мы это проходили. Кроме того, я вообще люблю занятные факты. Например, в самом конце девятнадцатого века, еще во времена королевы Виктории, одна женщина прыгнула с моста и осталась жива. Поверишь ли, спасла длинная юбка!
Нина пригубила вина.
— Невероятно! А я думала, ты учился на художника.
Мик покачал головой. Нина передала ему бутылку.
— Отец хотел, чтоб я пошел по его стопам и стал инженером-строителем. А иначе отказывался мне помогать. — Мик надолго припал к бутылке, утер ладонью рот. — По правде говоря, я никогда особых надежд не подавал, так что перспектива еще несколько лет пожить на родительские денежки меня вполне устраивала, даже если для этого приходилось изучать ненавистные предметы.
Откровенность Мика, подробности его прошлого вызвали в душе у Нины странное ощущение — нечто среднее между стыдом и завистью. И еще растущее желание кому-нибудь открыться.
— И ты всегда рисовал?
— К великому папиному неудовольствию. Он говорил, что это занятие для недоучек. И знаешь что? Он был прав! — Мик с хохотом развернул сыр, поломал на куски хлеб. — Bon appetit. — Не сводя с Нины глаз, он запустил зубы в краюху хлеба.
— Но у тебя великолепные картины. Много покупают?
— Почти ничего. Выражение «голодный художник» не на пустом месте родилось. Я подрабатываю по мелочам: колю дрова, разношу газеты, в барах посуду мою. Ничем не брезгую, лишь бы на хлеб хватало.
— Держу пари, отец не устает тебя корить. Учитывая, что он твою учебу на инженера оплачивал. — Нина тоже откусила хлеб, слизнула с губ крошки.
— Некому корить. Он умер.
И тотчас связь между ними окрепла. В ответ на его слова в сердце Нины родилось теплое чувство, которое подхватило их обоих и понесло дальше — к любви, к женитьбе, к семье. В будущее.
Они сидели на пестрой траве, пили вино из горлышка, отламывали ломти хлеба и сыра; колени ненароком задевали колени, пальцы касались пальцев, передавая бутылку, сплетались мысли по мере того, как они больше узнавали друг о друге, — Мик не таясь сыпал историями из своего прошлого, Нина же рассказывала о себе опасливо, словно укладывала яйца в корзинку.
— У тебя такой вид, будто ты привидение увидела. — От Мика пахло краской и скипидаром. Он вытирал руки тряпкой в пятнах масла — только что вернулся из мастерской. — Что с тобой?