Яблоко для тролля

Володина Наталья

— Да поможет мне Господь, — закончила Долли.

— Вынужден предупредить, что вы несете уголовную ответственность за распространение R-вируса.

Вам необходимо изменить отношение к себе, не допустить заражения людей по вашей вине. Теперь вы для них — источник опасности. Помните — кровь, влагалищные выделения, рвотные массы, которые тоже могут содержать кровь — яд. Следите, чтобы сексуальный партнер пользовался презервативом. Женские гигиенические пакеты, перевязочный материал обязательно складывайте в герметичный контейнер. Раз в неделю будет приезжать утилизатор из специальной службы и менять контейнер. Если кровь попадет на белье или одежду, необходимо прокипятить вещи в течение 20 минут. Вот брошюрка, тут подробно

описаны меры безопасности.

— Все? — спросила Долли, принимая книжицу.

— Вам нельзя беременеть.

— Еще чего!

— Просто предупредил. Не представляете, сколько людей пыталось увековечить себя подобным образом.

— Вряд ли найдется псих, желающий сделать мне ребенка.

Она обернулась ко мне.

— Ты уже написала песни для нашего альбома? Кэт шепнула по секрету о вашем договоре с Ильей Тимофеичем.

— Придумала парочку. Сегодня покажу.

— Мне ведь следует спросить у него, — она мотнула подбородком в сторону Айболита, — сколько я проживу? Я хочу записать альбом, я должна рассчитать силы и время. Спросить? — она ждала решения.

— Валяй. Понимаешь, реальная ситуация от этого не изменится: не станет ни хуже, ни лучше. Ты просто будешь знать.

— На сколько я могу рассчитывать, доктор? — спросила она, глядя по-прежнему на меня.

— Точно не скажу. Думаю, шесть-восемь месяцев могу гарантировать. Большую часть этого времени вы проведете в стационаре. Активную деятельность планируйте на первые три.

Мама Долли наконец-то забилась в истерике. Муж и эскулап галантно вились вокруг нее, булькая водой из графина и распространяя резкий запах корвалола. А на мою долю выпали: белое лицо Долли, полуоткрытый рот с синими губами, черные, почти без радужки глаза, во тьме которых плескался безграничный, всевластный ужас. Я сжала в руках ее ледяные пальцы, выгребла из пяток упавшие туда остатки мужества и наглости и рассмеялась.

— Фу ты! — надеюсь, прозвучало с облегчением. — Слава Богу, думала, эти скряги пожмотятся, дадут месяца два, а они ничего, молодцы. Восемь месяцев — прорва времени, можно Землю на камешки разобрать, не то что альбом состряпать. Мне бы кто пообещал, что я столько проживу, я б тому золотой унитаз бесплатно сваяла, а то хожу по улицам и только озираюсь — непременно кирпич норовит по макушке тюкнуть, или машина переехать, — несла я всякую чушь, лишь бы закидать бездонную черную пропасть в глазах Долли. Из-за ее спины выглядывала ошарашенная моей наглостью бледная Катюха. — Пойдем скорей, надо это дело отпраздновать по полной программе.

— Ты правда так думаешь? — долькин голос звучал недоверчиво.

— Честное унитазостроительное! — убежденно солгала я. — Сейчас заедем к тебе, переоденемся и рванем кутить, или как это теперь называется? Где у вас отдыхают такие придурки, как мы? Совсем Москву не знаю.

— Найдем местечко. Но сильно напрягаться не стоит, завтра с утра репетиция, вечером работаем в «Хромом льве», — несколько охладила мой псевдо-пыл дисциплинированная жена продюсера.

Мы взяли, да и ушли, бросив мамочку — рыдать, отчима — хлопотать, доктора — наблюдать за ними.

Уже в коридоре я вспомнила, что забыла перчатки на диванчике, оставила Долли на Кэт, вернулась, прикрыла дверь. Мизансцена не изменилась. Спектакль продолжался.

— Попрошу внимания! — рявкнула я командирским голосом. Мамочка, икнув, заткнулась от неожиданности, отчим присел. — Можете в отсутствии Долли выть, грызть вены, выбрасываться с горя из шкафа — ничего не имею против. Но если какая крашеная сука лет примерно сорока взрыднет при ней в ее адрес — выпотрошу к чертям на мелкие кусочки.

— Что вы себе позволяете! — исторг вдруг из себя культурный защитник отдельно взятой замуж дамы.

Ишь ты, разговаривает!

— Спасает рассудок вашей дочери, — ответил за меня доктор. — Вы же не хотите, чтоб она последние полгода жизни провела в психиатрической

лечебнице?

— Не хотим.

— Тогда послушайте умный совет — заткнитесь.

Я подмигнула Айболиту и выскочила за дверь. Пора было начинать кутить. Часики тикали, долькино время убегало.

30

Кутеж запомнился весьма смутно. Видимо, мы надрались-таки, несмотря на здравые рассуждения Кэт, и пошалили. Почему-то мерещится ресторанный столик, на нем — лохматая Долли на четвереньках воет по-волчьи и голосит частушки. В памяти застряло что-то очень народное, про березу, вроде:

Стоит во поле береза,у нее четыре ветки,а на них висят конфеткиот педикулеза.

Муж-продюсер не выдержал, приехал, поскидывал гуляк в машину и свез по назначению. Утром мы с Долькой, кряхтя и дыша перегаром, отправились на репетицию. Великий и ужасный «Бергамот по средам» базировался в некоем окраинном ДК, не то пищевиков-надомников, не то учителей-наемников, не то газовиков-паломников, не суть важно. Он арендовал чахлую комнатенку на втором этаже и страшно гордился собственным помещением. Я была представлена обделенной ранее моим вниманием части коллектива. Со мной познакомились: Вано Ведулов, восточного вида хиппи, он же ритм- и сологитара, Павел Загоняев, синеглазый херувим с лицом серафима (или наоборот?), владеющий басом, Эдуард Бройлер, ударник, субъект трудноописуемый в силу чрезвычайной подвижности. Не успеешь зафиксировать нос, глядь — на этом месте уже мочка уха или, хуже того, нога. Бойкий экземпляр. Катюха лупила по клавишам, сидя на бэке, Илья Тимофеевич звукорежиссерил. Эта наивная компания собиралась заработать денег на моих песнях! Я им заранее посочувствовала, и мы пустились в творческий разгул. Ознакомленная накануне с будущими хитами, Катюха встала за клавесин (интересно, когда она сядет на бэк?), Долька взяла текст и начала вытрясающим душу голосом балладу:

Мне снится сон:я где-то сверху, подо мною — город.Надгробья крыш,зовущие провалы площадей…Я красный слон,не стар я, но, однако ж, и не молод.Не спи, малыш,сегодня ночь как будто бы людей…

Меня скрутило, подхватило вихрем и рвануло. Долькин голос тянул вверх, вверх против воли, вопреки страху. Дело было, пожалуй, не столько в конкретной песне, сколько в сочетании трех сил: мелодии, стихов и голоса. Они, не имея поодиночке особого смысла, сливаясь, образовывали качественно новое явление. Это ломало сознание и тут же спасало его, собирая из кусочков нечто другое, прозрачное, свежее и чистое.

— Ма-ама дорогая… — тихонько протянула Кэт, когда Долли допела. — Что же мы такое получили, а?

Тут надо очень аккуратно сделать, если испортим — нам Бог не простит. Давайте-ка так, — она стала отдавать распоряжения музыкантам, тоже еще не вполне перешагнувшим на эту сторону бытия.

Поработали. На мой взгляд, стало хуже, и слава Богу. Г-н продюсер помалкивал, наверное, подсчитывал: хватит ли доходов с альбома на длинную шубу Катюхе? Любил он ее, это было видно, Катюху-то.

Вечером «бергамотцы» выступали в «Хромом льве». Меня закинули за свободный столик недалеко от эстрады, сунули фиолетовый коктейль и посоветовали наслаждаться. Увидев одиноко сидящую даму приятной наружности со следами порока в виде опухшей после вчерашней попойки физиономии, и признав верную добычу, на каноэ подгребли местные аборигены. Небольшое двучленное племя — золотая, судя по коронкам, молодежь лет сорока-пятидесяти.