Ядовитый воздух свободы
Шрифт:
В прошлом он часто работал с военными и без труда узнал в детективе человека с богатым послужным списком за спиной. Даже удивительно, что он осел в полиции. Обычно люди с подобным опытом остаются в армии и делают головокружительную карьеру.
— И вы думаете, что я помню все, что происходило здесь тридцать пять лет назад?
— Думаю, помните, — вступил Аксель. — Потому что для вас это был тяжелый год. Из тех, которые невозможно забыть. И вы заставляете нас ходить по кругу. Скажите, доктор Нахман, какой была Констанция Берне?
1965 год
Спутник-7,
Пятый уровень лаборатории «Сигма»
— Тридцать, — задумчиво протянула Констанция, когда Нахман открыл дверь в ее кабинет и заглянул внутрь. — Тридцать экспериментов, тридцать человек. Тридцать разных результатов. У нас должны были получиться группы и выделиться закономерность. Хоть какая-то. — Она подняла на него глаза. Усталые глаза ученого, который ходит по кругу. — Что я делаю не так?
— Продолжай эксперименты.
— Так я продолжаю.
— Ты торопишься. Прошел год, Констанция. Всего лишь год. Над подобными проектами люди работают десятилетиями. А у тебя уже тридцать подопытных. И тридцать сценариев. Проведи сто экспериментов. Мы добудем тебе подходящих респондентов.
Она прикрыла глаза, запустила тонкие пальцы в волосы и вытащила шпильки. Тяжелые пряди упали на плечи. Арнольд поймал себя на мысли, что задержал дыхание, будто боялся ее спугнуть. Будто она настолько хрупка, что стоит подуть — и рассыплется, как созревший одуванчик.
Он прошел в кабинет, плотно закрыл за собой дверь и, сделав несколько шагов, прикоснулся к ее щеке. Женщина подняла голову и посмотрела на него.
— Нужно отдохнуть, — прошептал Нахман.
— Барроны все знают про чувства, — будто не услышав его, продолжила женщина, и Арнольд сел на кресло рядом с ней. — Но даже они были поражены оттенкам, которые нам открылись. Препарат устойчив, он работает. Но только вот я не смогу ответить на вопрос комиссии, как именно он работает. И пока не могу подписаться под это действие. Он точно купирует чувства. Но не все. Он точно снимает эмоциональность, но как только человек успокаивается, появляется что-то еще. Кого вы собрали, Арнольд? Измученных потерями людей, которые согласны на все, лишь бы избавиться от боли? Тридцать человек, потерявших близких и все, что имели. Они продали свои тела на органы еще до смерти. Вот что их объединяет. Отсутствие смысла жизни. Они сдались. Но почему… почему нет системы?
— Поднимись на уровень выше. Система всегда есть.
Констанция неожиданно улыбнулась.
— Посмотрю. Извини. Ты прав, мне нужно отдохнуть. Завтра мы продолжим. Попробуйте найти людей… другого типа.
Он серьезно кивнул. Констанция наклонилась к нему. Ее прекрасное лицо с большими выразительными глазами было необъяснимо печально и столь же прекрасно. Она следила за Нахманом, слегка прищурившись, по-лисьи наблюдая за добычей и одновременно будто бы вверяя себя его решениям и его взглядам на жизнь. Год назад она приняла его предложение о работе. Год назад она разделила с ним постель, а он потерял голову, как мальчишка, хотя уже встретил свое тридцатипятилетие и в течение десяти лет руководил самой крупной лабораторией в этой части света. Прошел целый год. Они ни разу не поссорились. Между ними ни разу не возникло напряжения. Даже в такие моменты, как сейчас. Даже тогда, когда они обсуждали работу.
Доктор Нахман снова протянул к ней руку и прикоснулся к щеке. Убрал прядку за ухо и наклонил голову, ища ее взгляд. Констанция старательно отводила глаза. Такого раньше не было. Ученый слегка нахмурился.
— Что случилось? — чуть слышно спросил он, коснувшись большими пальцами ее губ. Она инстинктивно поцеловала подушечки и наконец подняла взгляд.
— Я сегодня, кажется, не ела.
Он бросил взгляд на часы.
— Поехали.
— А тебе не надо домой? Какой-то там ужин, ты говорил…
— Сейчас намного важнее провести время с тобой.
Он наклонился к ней, поцеловал со всей нежностью, на которую только был способен, отстранился и помог встать. Констанция медленно взяла свою сумку, легкий летний плащ, который набросила на плечи, оглядела лабораторию ничего не видящим взглядом и позволила Нахману себя увести. Он видел, что с женщиной творится неладное, хотел разобраться в этом, но боялся передавить.
Он и так заставил ее круто изменить свою жизнь.
Позже они сидели в отделенной от основного зала нише в ресторане. Констанция медленно ела запеченного лосося, а Нахман пил зеленый чай, любуясь ею и думая о том, что ученому не свойственны такие чувства. Как ученый он привык все в этом мире разбирать до микрочастиц. Критике подвергались даже отношения. В его семье не было принято делиться эмоциями, он не умел их выражать, не привык видеть на лицах других, но эта женщина свела его с ума. Еще там, на выставке. Что-то в глубине ее серо-голубых глаз заставило его мир перевернуться. Столько времени прошло, а он до сих пор не понимал, как такое возможно. Любовь он считал слабостью. Бессмысленной блажью никчемных людей. И вот ведь напоролся…
— Я должна сказать тебе кое-что… важное.
— Ты можешь сказать мне все.
— Я… — Она опустила глаза. — Я должна поговорить с Мишелем. Должна рассказать ему все.
Нахман отставил чашку в сторону.
— Почему ты вдруг решила?
Она вскинула голову, как испуганная лань. Арнольд протянул руку ладонью вверх, положил ее на скатерть и дождался, пока холодные, слегка вздрагивающие пальцы Констанции прикоснутся к его коже. Заглянул в глаза. Она подбирала слова, он видел, как ей тяжело, но отчаянно не понимал почему. Волновался. Боялся. Вдруг она решила уйти? Но нет, она решила все рассказать мужу. Но почему?
Женщина чуть сжала его руку, закусила губу.
— Потому что у нас будет ребенок, Арни. Я беременна.
7 июня 2002 года
13:15
Спутник-7,
административное здание
лаборатории Арнольда Нахмана
Доктор Нахман долго сидел, развернувшись в кресле к окну и думая о своем. Полицейские ушли, заставив его сорвать пластырь с плохо зажившей, но уже почти не беспокоившей его раны. Он не мог уложить в голове новую реальность и просто отключился от нее, глядя в одну точку на горизонте и вновь и вновь переживая мучительно-счастливые моменты. Тогда новость о ребенке его огорошила. К тому моменту у него уже было двое детей и беременность Констанции в планы не входила. Равно как и ее решимость развестись. Он предлагал ей жить вместе, но она отказывалась. А после того разговора поменялось все. В первую очередь внутри него.
Телефон внутренней связи щелкнул.
— К вам Родерик Нахман, — сообщила секретарша.
Арнольд не пошевелился.
Глава шестнадцатая
Констанция Берне
Конец июня, 1965 год
Треверберг, спальный район
— Я думаю, нам надо развестись.
Мишель Берне, который только что уложил Луи спать и теперь занимался приготовлением вечернего чая, уронил ложку в баночку с медом и повернулся к жене. На его усталом от постоянного недосыпания лице застыло выражение, похожее на смесь шока и отчаяния. Но удивления там не было. Только неготовность признать действительность и наконец отпустить жену, хотя она вполне явно и открыто начала отдаляться еще год назад.