Ягайло - князь Литовский
Шрифт:
Тем временем, на землю опустилась ночь, но Мамай, несмотря на смертельную усталость, до утра не сомкнул глаз. Из предосторожности великий эмир даже запретил разжигать костры — непременные атрибуты стоянок воинских отрядов. Впрочем, все обошлось благополучно — даже при всем желании русские не смогли бы достичь стоянки Мамая на своих измученных лошадях. Самые отчаянные из них преследовали татар лишь до Красивой Мечи.
С первыми лучами солнца великого эмира опять охватила жажда деятельности. Нужно было собрать воедино хотя бы то, что осталось от страшного разгрома. В поисках остатков разбитых туменов отряд Мамая рассеялся
Самому Мамаю удалось наткнуться на отряд генуэзцев. Хотя русские не особенно препятствовали их отступлению, от знаменитой непобедимой фаланги осталась едва ли пятая часть. Остальные полегли в жестоком противоборстве с точно такой же русской фалангой. Мамай начал упрашивать генуэзцев присоединиться к его войску, обещая тройную плату. Но те лишь отмахивались от великого эмира, как от назойливой мухи: "Да пошел ты…" Наведенные арбалеты красноречиво убедили Мамая в бесплодности попыток уговорить генуэзцев, и несчастный эмир счел за лучшее предоставить мятежных наемников самим себе.
Два дня собирал Мамай по степи свои разрозненные отряды. Наконец, к исходу второго дня под бунчук великого эмира собралось некое подобие небольшого войска. Но о повторном сражении с ратью Дмитрия Ивановича не могло быть и речи. Эти жалкие, оборванные, голодные люди опять бы разбежались при одном только виде русской дружины.
День за днем уводил Мамай свое войско обратно на восток. И вот, наконец, они — родные кочевья. Здесь великий эмир наберет новых воинов и этой же осенью уничтожит строптивого Дмитрия московского. И снова полетели гонцы, призывая к новому походу.
На этот раз эмиры отказались подчиняться своему повелителю. Отовсюду гонцы возвращались с ответом, что войск нет, что всех воинов отдали на предыдущий поход. А кое-где посланцев Мамая вообще отказывались принимать. От неудачливого эмира-полководца отвернулась вся Орда. Приведенные с Куликова поля воины начали разбегаться по своим городам и стойбищам. Вместо того чтобы расти, войско Мамая уменьшалось с каждым днем. А тем временем, пришло известие, что на правый берег Волги во главе огромного войска переправляется хан Тохтамыш. Еще раньше этот ак-ордынский хан покорил левобережное Поволжье, и долгое время готовился отнять у Мамая Золотую Орду. Терпеливо ожидал он результата столкновения Мамая с Дмитрием московским, и теперь, узнав о поражении татар на Дону, решился, наконец, извлечь пользу из беды соседа-соперника.
Мамай, проклиная всех и все на свете, забрал золотоордынскую казну и во главе поредевшего войска отправился в Крым. Правителем этой области Мамай начинал свою блестящую карьеру, теперь с Крымом была связана его последняя надежда на возрождение былой власти. По пути великий эмир, иногда силой, иногда уговорами, присоединял к своему войску отряды кочевников, чтобы хоть как-то увеличить его численность.
Но даже сейчас враги не оставили Мамая в покое. За ним в погоню бросился хан Тохтамыш, решивший на этот раз навсегда покончить с выскочкой-эмиром. А уж если Тохтамыш взялся за дело, он не успокоится, пока не доведет его до конца. День и ночь длилось преследование на огромных просторах Золотой Орды. И как не спешил Мамай, расстояние между двумя войсками неумолимо сокращалось. В отличие от утомленной, израненной на Куликовом поле армии великого эмира, войска Тохтамыша состояли из отборных тюрко-монгольских воинов.
Встретились обе враждебных орды на берегах Калки. Той самой Калки, где в 1223 году русско-половецкое войско впервые потерпело поражение от полководцев Чингисхана. Казалось, сама история решила наказать завоевателей, столкнув их между собой на берегах этой реки.
Уже в начале битвы Мамай понял, что рассчитывать на победу у него нет шансов. Поэтому, оставив истекающее кровью войско на верную гибель, он с небольшим отрядом телохранителей и сундуками с казной устремился к реке. Переправа не заняла много времени, и снова эмир, словно затравленный заяц, бежит в Крым. Лишь когда на горизонте показалась Кафа, Мамай облегченно вздохнул.
Несмотря на перенесенные потрясения, великий эмир невольно залюбовался видом утопающего в зелени южного города. В памяти Мамая возникли приятные картины далекой юности.
А вот и знакомый красавец-кипарис на морском берегу. Это с ним связывали легенду о девушке по имени Кипарис. Она проводила в далекое плавание жениха, и каждый день приходила на высокий прибрежный утес встречать его. Шли дни, месяцы, годы, но жених не возвращался, вероятно, его корабль поглотило суровое море. И тогда девушка, отчаявшись, превратилась в удивительное дерево, от которого произошли остальные кипарисы. Правда, точно такую же легенду Мамай слышал о другом кипарисе, в совершенно другом прибрежном поселении. Что ж, эти деревья достойны, чтобы о них слагали легенды.
Опьяневший от нахлынувших воспоминаний, Мамай приблизился к вратам Кафы.
— Открой ворота, — приказал эмир выглянувшему стражнику.
— Ты кто такой, что здесь распоряжаешься? — Спросил стражник, видимо привыкший к разного рода гостям.
В разговор вмешался ближайший телохранитель Мамая: — Ты что, паршивая овца, не узнаешь своего повелителя?
На шум прибежал начальник стражи и, разобравшись в чем дело, велел, открыть ворота. Мамай сразу же направился к дворцу правителя города.
Правитель Кафы встретил своего господина довольно холодно. Мамай понял, что разбитые на Куликовом поле генуэзцы все-таки дошли до города, и поэтому решил действовать напрямик.
— Брат мой, дорогой друг, ты видишь самого несчастного человека на земле. Меня разбил проклятый Дмитрий московский, остатки войска уничтожил Тохтамыш в битве на Калке. Отряд, который пришел со мной — это все, что осталось от непобедимой армии, от несметного числа подданных. Но у меня еще много золота в сундуках. Дай мне воинов, и я расправлюсь с этим выскочкой Тохтамышем. Я щедро заплачу.
— Великий эмир, сколько генуэзских воинов ты положил в русских землях? Мертвых не воскресишь за деньги. Даже горы золота не утешат несчастных вдов, не вернут их мужей. Если я опять дам тебе воинов, то вскоре останусь управлять только женщинами.
— Я прошу тебя, друг, — едва ли не со слезами умолял Мамай. — Дай воинов в последний раз, и я сделаю тебя независимым властителем Крыма. Я сделаю все, что ты пожелаешь.
— Хорошо, я подумаю и завтра дам ответ. — Несколько помедлив, сказал правитель.