Ягор Дайч
Шрифт:
— Что, что, велели арестовать тебя, Егор, и в Никольское сопроводить для разбирательства. Так что ты давай, не дуркуй…
— Это ж за что ты мого внука арестовать-то решил, Иван Порфирьевич? — спросил дед, как раз из дома вышедший и слова фельдфебеля услышавшего.
— Что-о? — донеслось до меня бабушкино восклицание, которая уже слова деда услышала.
Скородод тоже бабушку услышал, вон как скривился.
— Угомони свою бабу, Лука…
Договорить он не успел, «баба» во двор вылетела и сразу же всем места мало стало. Даже солдаты, до этого обходившие меня с боков с оружием
— Цыть, бешеная! — рявкнул, отшатнувшийся от бабушки, Скородод. — Неча меня на голо брать, мне приказ даден, и я его сполню. Сказали арестовать Егора вашего…
— Вот значит как? — резко успокоилась бабушка.
Но это на славах — успокоилась. Глаза, могли бы они испепелять, от фельдфебеля и горстки пепла бы не осталось, таким бабушка его взглядом окинула.
— Вот значит как? — повторила она. — Как свищ на жопе у тебя выскочил, так в ногах у меня валялся, абы я тебе, страдальцу, помогла. А тут приказ, значит. Хорошо, я тебя поняла. Но запомни, Иван и всем вашим там передай, ни солдатику, ни енералу какому от меня помощи вы больше не дождетесь. Кончилось мое терпение, — бабушка так сверкнула глазами, что Скородод еще на шаг отступил. — Пусть вас ваши дохтура врачуют, раз вы такие гады неблагодарные.
— Ты это, Милава Власьевна, за словами то следи, — вяло огрызнулся фельдфебель.
— А то что, и меня арестуешь, Иван?
— Приказ будет… — оборвал он сам себя. — Мое дело малое, Милава Власьевна, велено мне Егорку вашего в Никольское для разбирательства доставить, и приказ тот я сполню, так как человек я служивый.
Вспомнив о том, что он служивый, у Скородода даже борода встопорщилась, как у кота перед дракой, снова плечи расправил, навис над бабушкой, только вот смотрел не на нее, а на деда.
Ну а дед на удивление спокоен был, наверное, устал уже удивляться, столько всего произошло в последнее время, что он и новость о моем аресте воспринял невозмутимо.
— Ты все же скажи, Иван Порфирьевич, в чем внука мого обвиняют?
— В убийстве офицера.
И тишина вокруг, зато взгляды всех присутствующих на мне сосредоточились, в том числе и бабушкин, что от Скородода отвернулась, и сестер с братьями, что из дома во двор выскочили. Никто не сомневался, что я мог это сделать.
В ответ я только плечами недоуменно пожал, понятия не имею, о чем он говорит. Да и вообще, я ведь у них на глазах все время находился, когда бы успел…
— А когда я его убил? — озвучил я пришедшую в голову мысль.
Теперь все взгляды на фельдфебеля переместились, в том числе и продолжавших стоять по стойке смирно солдат.
— Вчера во второй половине дня.
— Так вчера он дома целый день был, когда бы успел? — недоуменно спросила у него бабушка.
— А то он дознатчикам расскажет, мое дело малое, — повторил Скородод, при этом старательно на бабушку не глядя.
Ну да, ну да, типа служака он тупой, исполнительный, ему сказали меня арестовать и доставить, он и выполняет. Так что спорь не спорь, доказывай не доказывай, толку с этого никакого не будет.
— Если не убивал, разберутся да отпустят, — добавил он, пытаясь старых моих успокоить.
— Собраться-то можно? — только и спросил я у него.
— Собирайся, — бросив взгляд на бабушку, разрешил Скородод. — Только, Христом Богом тебя прошу, Егорка, не дури.
Испуганно глядя на меня, Зина торопливо метнулась в дом и выскочила с кувшином, слила мне из него теплой воды — руки и лицо обмыл. Вытерся полотенцем и пошел переодеваться…
— Деду про золото и оружие расскажете, — пока переодевался, торопливо инструктировал братьев.
Мы никому про трофеи контрабандные еще не говорили, только про купца Варханова, типа нанятых им китайцев и Маркела рассказали. Всех предупредили, чтобы настороже были. Обо всем остальном же решили до времени умолчать: не знают, значит даже случайно не проговорятся, да и при случае отреагируют правильно, если вдруг кто расспрашивать их будет про караван контрабандистов и уж тем более про великокняжеское семейство. Но сейчас молчать, только вредить, веселые времена наступают, так что дед должен знать: у нас есть средства начать новую жизнь, затрофееного золота нашей семье надолго хватит, где бы мы не обосновались.
— Пусть сам с бабушкой говорит, но что бы там и как дальше не пошло, все наши должны быть готовы в любой момент сняться и уйти отсюда. Самое ценное загрузите в «комоды», заполнив все свои ящики, остальное, если что, и бросить можно.
— К даурам пойдем? — спросил Хрисан.
— Да, — кивнул я. — Перезимуем там, а по весне в Америку переберемся.
— А потом?
— Потом и решим, — отмахнулся от Петра вместо меня Хрисан.
— Есть у меня мысль и на потом, в Америке мы точно не останемся, ну ее… — оборвал я сам себя. — Сейчас действительно не время, Петь. Гриш, у двери постой.
Тот без слов выглянул наружу и кивнул мне:
— Никого нет.
Я тут же сдернул с шеи «комод» и принялся его своими вещами загружать, не особо разбирая, нужные они или нет. Вскоре любая мелочь может пригодиться.
— Егор!
Закрыв «ящик», «комод» снова на шею повесил…
— Тут я! Иду, — крикнув, успокоил я фельдфебеля, и снова на братьев посмотрел. — Деду, если что, поможете бабушку уговорить, упирайте на то, что спокойной жизни нам тут уже не будет, с такими-то обвинениями. Ну и объясните ей, если все плохо будет, решат на меня того офицера повесить, то я в любом случае сбегу, не смогут они меня удержать. Зато вместо меня вас могут арестовать, вот на это и упирайте. Все, время, нужно идти, а то фельдфебель сейчас сам сюда притопает.
Спустился вниз одетый в свои старые одежды, нечего новые вещи по околоткам таскать. Ну и Скородод, окинув меня взглядом, ни к чему не придрался. Не прощаясь, направился на выход со двора, солдаты же за моей спиной пристроились, взяв в коробочку. Хорошо хоть оружием в спину не тыкали: увидев, что я сопротивления не оказываю, они его вообще за спину закинули.
— Егорка, — не выдержала бабушка, всхлипнула, обняв меня, когда мы со двора вышли, время прощаться настало.
— Все нормально будет, ба, — прошептал я ей на ухо. — Братья вам с дедом все расскажут, ты главное не спорь, уходить нам придется отсюда.