Якобино
Шрифт:
Он не поверил своим глазам. Его репертуар, в его манере исполнял двенадцатилетний маленький плут Якобино.
Высокинский давно заприметил этого одарённого мальчишку, непохожего в манеже ни на кого. Он даже прыгал свои сальто как-то артистично, грациозно, словно танцевал в воздухе. Успевал при этом заигрывать с публикой, та отвечала ему выкриками и аплодисментами. Имя его тоже необычно – Якобино! Надо же – кто-то так удачно придумал!..
Высокинский стоял, наблюдал. Улыбался. Потом громко заплакал, как делал это, выходя на манеж. Якобино с братом остолбенели, застуканные на месте преступления. Сжались, ожидая суровой кары.
– Караул!
Потом вдруг так же, как и во время представления, звонко заразительно рассмеялся и стал обнимать Якобино.
– Ах, ты мой дорогой! Ах, ты маленький бриллиантик! Дай я тебя расцелую! Ты прелесть, как хорош! Показывай всё, что умеешь…
После оторопи и понимания, что гроза миновала, Якобино показал Высокинскому всё, чему втайне научился от него за это время. Плюс от себя добавил личные импровизации и обыгровки. Когда Высокинский увидел, как Якобино, послав перо под купол, сначала поймал его на лоб и стал балансировать, хохотнул. Похоже! Но когда Якобино второй раз поймал перо на прогнутую спину в районе ягодиц, замахал руками как крыльями, звонко закукарекал и «полетел» к форгангу, к кулисам, он смеялся в голос, повизгивая и смахивая слёзы. Высокинский аплодировал, кричал «браво». Удивлялся – как же он не мог до этого додуматься! Побежал обниматься. Попробовал повторить трюк и… ему это не удалось ни разу. Сей казус его озадачил и вновь рассмешил. Снова аплодировал и обнимал Якобино. Тот сиял начищенным медным пятаком и рдел от нахлынувшего счастья. Его хвалит и обнимает сам Макс Высокинский! Великий Макс!..
С того памятного дня они занимались по нескольку часов кряду ежедневно.
Глава девятая
Идея пришла на ум Максу сразу. Ещё в кабинете Пасторелли. Осталось только придумать ход, как вывести на манеж Якобино. То, что это должна быть точная его копия, – понятно. Копия во всём – в гриме, костюме, манере исполнения его антре и клоунад. А вот для чего, как, почему?
Высокинский смотрел в потолок, на стены, в пол, но никаких мыслей на этот счёт пока не было. Его взгляд упал на гримировальный стол. Там среди прочих вещей лежала старая книга, неизвестно когда купленная, но много раз читанная, – «Машина времени» Герберта Уэллса.
Макс хлопнул себя по лбу: «Эврика! Конечно же! Перемещение из настоящего в прошлое. Иллюзионный фокус! Превращение. Я – но только маленький! Маленький Макс! Сыграем на контрасте. Обманем публику – это она любит…»
Пасторелли даже не дослушал идею Высокинского, сразу замахал руками:
– Бред! Delirante! Это будет грандиозный провал! Катастрофа! Fallimento! Disastro!!! Так нельзя заканчивать гастроли! Это город для меня будет закрыт навеки!..
Макс спокойно убеждал директора, что Эвальд и Якобино справятся. Их ждёт триумф.
Пасторелли паниковал, чуть не плакал.
– С чём я их выпущу? У них своего репертуара, как у лилипута… – Пасторелли не постеснялся, прямо назвал то, что имел в виду. – Я еле-еле вылез из долгов и опять в пропасть? Нет, сеньор Макс! Non sono pazzo! Я не сумасшедший!
– Не волнуйтесь! Они отработают мой репертуар. Я помогу. – Высокинский улыбался. Говорил спокойно, взвешенно.
Пасторелли бесился. Его голос сейчас гремел во всех уголках цирка:
– Как какой-то мальчишка сможет целый вечер играть репертуар Макса Высокинского! Репертуар, который, как ни стараются, и повторить-то толком
– Я видел Филиппа в деле. Он лучше меня! Ярче, талантливей! Уверен, через несколько лет станет звездой. Теперь насчёт лилипута и его… кхм… – Высокинский не употреблял крепких выражений, поэтому сделал выразительную паузу. – Идея такова. Меня превращают в лилипута. Подмена. Через фокус. Вместо меня появится Якобино. На фоне Эвальда Филипп будет действительно выглядеть лилипутом. Это публике понравится. Вот увидите! Все примут за чистую монету. Я знаю, о чём говорю.
Предлагая Пасторелли немыслимое, Высокинский преследовал сразу две цели. Первое – уехать из Екатеринослава чуть раньше, поскольку его уже ждали в цирке Тюрина, где обещали платить много больше. Второе – помочь талантливому мальчугану и его брату, как когда-то помогали ему. Его карьера клоуна заканчивалась. Максу хотелось в ком-то продолжиться. По-настоящему. Он впервые видел, что может реализовать накопленное в этом мальчугане. Эх, ещё бы лет пять, и можно было не переживать за мальчишку! В том, что он придумал, риск, безусловно, был. Но Высокинский чувствовал: его идея должна сработать.
Своего репертуара ему было не жалко. Его и так растащили по стране не спросив. Придуманный когда-то псевдоним тоже перестал принадлежать только ему. Почти во всех цирках теперь работали свои Максы. Это стало скорее означать амплуа, чем имя. Его клоунады и антре исполняли бездарно, тупо копируя, не понимая смысла и сути. Единственный, кто был более или менее успешен, так это его ученик Альперов. Он колесил по стране под именем Адольф-Макс.
Глава десятая
День бенефиса настал. Зал был забит до отказа. Пасторелли не был бы Пасторелли, если бы и тут не наварил. Он ухитрился продать даже стоячие места. Люди прижимались плечом к плечу, лишь бы смотреть. Афиши пестрели в городе небывалым анонсом: «Спешите видеть! Только сегодня! И только у нас! Перемещение во времени и пространстве на ваших глазах! Единственный исполнитель – любимец публики Макс Высокинский с прощальной гастролью!»
Именно любимцем публики, под гром аплодисментов, он и появился на манеже. Эвальд в костюме шпреха вступил с Максом в диалог. Высокинский на выходе привычно рыдал в голос.
– Господин Макс! Почему вы плачете? Сегодня такой день! Вы перенесётесь на глазах у публики из настоящего в прошлое. Вы начнёте жизнь сначала! Об этом каждый мечтает.
– В этом-то всё и дело! Думаете, легко впадать в детство?
– Некоторые уже давно впали, и ничего. – Намёк был на великовозрастного главу Екатеринослава, который постоянно выпускал какие-то невообразимые по своей глупости распоряжения и указы. Над маразмом старика потешался весь город. Зрители шутку оценили, долго смеялись, аплодировали и обсуждали услышанное.
Эвальд распорядился, торжественно объявил:
– Итак, приступим. Подайте сюда машину времени!
Под игривые звуки «Камаринской» униформисты вынесли на манеж чёрный гроб на высоких ножках. Сняли крышку и заодно головные уборы.
Макс заразительно засмеялся.
Эвальд:
– Господин Макс! Что здесь смешного?
Макс:
– Именно так я её себе и представлял! Машину времени. Ничего нового… Сейчас я перенесусь на Фабричное!
По залу прокатилась новая волна хохота и аплодисментов. Озвученное место было хорошо знакомо всем горожанам. Там давно хоронили весь простой фабричный люд. Отсюда и название.