Янтарин
Шрифт:
Он улыбнулся.
— Я выиграл. Мы заключили пари с Вертэном, что ты не догадаешься.
Не слушая, Фелиша быстро ощупала собственное лицо, будто искала признаки божественного вмешательства.
— Не беспокойся, у тебя, вроде бы всё нормально, — он не удержался, провёл пальцами по её щеке. — Чего не скажешь о Фениксе и Лейм. Они получили половину твоей дозы на нос и, кажется, теперь немного нервничают.
Фелиша вздрогнула: Гельхена она так и не видела, хотя половину церемонии потратила на косые взгляды в толпу. Драконы были —
— Он здесь, — оказывается они молчали уже несколько минут. Архэлл всё ещё внимательно изучал собеседницу. Во взгляде больше не было лабиринтов дорог. Он стал спокойным и уравновешенным. — Постоянно торчит в ангаре Пламеня после того, как отпустил свою недобитую птицу на волю.
Она отвернулась от заката, скрестив на груди руки.
— Что ж, надеюсь, когда-нибудь он сможет залечить и собственные крылья.
— Я надеюсь, когда-нибудь ты сможешь залечить свои.
— У меня всё отлично.
Он обнял её за плечи, положив подбородок на голову.
— Я бы очень хотел, чтобы так и было. Но ты слишком изменилась. В отличие от нас с Феликсом.
— И в отличие от вас с Феликсом я осталась человеком.
Она попыталась мягко высвободиться из рук молодого короля, но не смогла. Он сам отпустил её.
— И что? Мне всё равно, что говорят Родомир и Лейм. Я не собираюсь уходить в тень только потому, что неожиданно узнал, как обмануть время, и не собираюсь отказываться от земной жизни в угоду им же и Фениксу в придачу.
— Под земной жизнью ты подразумеваешь меня?
Он неожиданно ткнул пальцем ей в нос и улыбнулся, так же дерзко и нахально, как когда-то при первой встрече в палаце её отца.
— Я подразумеваю, что каждый сам выбирает свою дорогу: и боги, и фениксы. Особенно — боги и фениксы. Одни помнят пути, вторые могут увидеть их с высоты полёта на драконе.
Она отошла, сделала реверанс.
— Что ж, осталось договориться с драконом, — и выбежала в коридор.
Архэлл какое-то время смотрел ей вслед, потом отвернулся к уже затухающему небу.
— И ты думаешь, она решится связать с тобой свою жизнь? Особенно после того, как ты дал ей свободу выбора?
Никакого выбора не было. Ни у кого и никогда. Были только миллиарды вероятности судьбы, ещё задолго до рождения предопределившие ту или иную ситуацию. И всё, что не просчитывалось, всё равно было заложено где-то в самых основах мироздания. Все ситуации и обстоятельства, все мысли, желания и поступки были предопределены. Можно было смириться с этим знанием, можно было гнать от себя прочь подобные мысли, а можно было пойти на поводу у единственного призрачного шанса.
Лейм гибкой кошкой спрыгнула с ветки дерева, свисающей над самой
— Надеюсь, что да… — он протянул руку, забирая второе яйцо из цепких пальчиков похрюкивающей дикарки. Задумчиво покатал на ладони, вглядываясь в тёмные серые пятнышки на скорлупе, поднёс к губам и осторожно дунул. Скорлупа тихо хрупнула во второй раз, но вместо вытекающего белка в руке молодого короля чирикнул пушистый птенец. — Но боюсь, что нет…
Пламя в руке неровно затрепетало, когда распахнулись двери. Нет — приоткрылись ровно настолько, чтоб пропустить гибкую девичью фигурку. Она скользнула внутрь, прошла к затянутой балдахином кровати, сжала ладонь в кулак, туша огонь.
И склонилась над лежащим человеком.
— Не будь воровкой, — не открывая глаз попросил мужчина.
— Я не воровка.
Он всё же взглянул на нарушительницу покоя. Заложил руки за голову и удобней устроился в подушках, но она могла бы поклясться — всё тело напряглось, готовое в любой момент… вскочить и удрать? Схватить её и скрутить в бараний рог?
— Именно воровка. Как ещё можно назвать человека, вломившегося ночью в чужую спальню и пытающегося без спроса что-то стащить у хозяина комнаты?
— Такого ты обо мне мнения — воровка?
— Я того мнения, что сейчас ты собираешься совершить нелогичную и необоснованную глупость. Ты юна и неопытна, а ещё упряма и своевольна. Будь паинькой хоть раз и не заставляй меня обливаться потом, втолковывая тебе прописные истины.
— Например, такие, что девица не должна ломиться к мужчинам в спальни?
Когда только умудрилась забраться на кровать, мягко скользнув на рано расслабившегося наёмника? Тот разжался, будто взведённая пружина, опрокинул девчонку, заложил ей руки за спину. Сплюнул проклятье, глядя, как она спокойно принимает его деспотизм.
— Да хотя бы!
— Я тебя лю… — он прикрыл ей рот. Глаза недобро вспыхнули, в темноте теряя свой золотой цвет, стали скорей жёлтыми и тоскливыми, как у загнанного когда-то наследным принцем волка.
— Я — ветер, сквозняк: залетел в распахнутое окно, разбил вазу и улетел. Я не хочу, чтобы твой уютный мирок просквозило. Или выжгло, это ближе к моей натуре, понимаешь?
— Понимаю, почему фениксы говорят, что сгорают. Они горят по-настоящему, ведь так? Как мы тогда в Сердце Гор. Или в Кулан-Таре.
— Это чушь, я всего лишь поделился огнём, чтобы вызвать дракона или помочь разобраться с некромантом.
— Врёшь.
— Нет.
— Тогда поцелуй и докажи.
— Мы не маленькие дети, чтобы играть в доказательства, — раздражённо бросил он.
Она улыбнулась. Потянулась всем телом, будто мартовская кошка.
— Вот именно, мы взрослые и рассудительные.