Янтарная Цитадель

Уоррингтон Фреда

Девушка вжалась в дверной косяк. От усталости у нее так болели ребра, что она не могла говорить.

Женщина неторопливо двинулась к ней. Лицо ее под безупречно уложенными седыми волосами было исполнено царственного величия, достоинства и силы. Платье было так накрахмалено, что плыло вместе с хозяйкой, как галеон.

Серебро, золото, чернь смешались перед глазами Изомиры. Она рухнула, и дворянка подхватила ее. Потом оказалось, что девушка лежит на широкой кровати, задыхаясь, а комната то скрывается во мраке, то вновь

выходит на свет.

– Вот так, дыши глубже, – подбодрила ее дама. – Сесть и не пробуй. Бедняжка.

На лоб девушке легла тряпица, мокрая и восхитительно холодная. Голова кружилась все меньше, силы постепенно возвращались к Изомире. Глянув на даму, она поняла, что сильное, красивое ее лицо не меньше, чем лик царя, обезображено тяжким гнетом. И что-то в нем было знакомое.

– Как тебя зовут? – спросила дама. У нее и голос был внушительный.

– Изомира.

– Я Мабриана.

– Ох, богиня! – всхлипнула Изомира, пытаясь встать, но поднялась только на локоть. – Царица! Ваше величество…

– Да, но это не главное. – С намеком на суровость. – Расскажи, кто ты, и от чего спасалась.

– Я… я не могу… Простите, ваше величество, я не знала, чьи это чертоги.

– Очевидно. Но не зови меня так. Не надо титулов. Расскажи.

Изомира не могла даже отдаленно передать случившееся – тем более рассказать самой царице. Ужас плескался в ней, и единственным ее словом было:

– Царь.

– Бо-оги. – К изумлению Изомиры, Мабриана тяжело опустилась на кровать рядом с ней. – Дальше можешь не объяснять. Он привел тебя с Башни? Ты такая хорошенькая, но это платье тебе не идет. Они никому из вас не идут.

Изомира начала всхлипывать. Ей казалось, что она сходит с ума.

– На нем была кровь…

– Знаю. Я видела.

– Он хотел забрать меня, а вместо того привел парня. Я слышала…

Мабриана прижала ее к груди, укачивая, покуда девушка не выплакалась. Потом царица принесла ей бокал вина и поднесла к губам, потом пригладила растрепавшиеся волосы – совсем как делала мать.

– Не знаю, что и сказать тебе, Изомира, – проговорила, наконец, царица. – Я не могла остановить его. Боги свидетели, я пыталась. Я не могу защитить тебя от него. Уже не один год я живу одна. Раньше я молилась, чтобы он пришел ко мне. Сейчас я молюсь, чтобы не приходил.

Изомира молчала.

– Я могу понять, почему он пощадил тебя, – продолжила царица, помедлив. – Даже заплаканная, ты прелестна. Что-то в тебе есть особенное.

– Нет… Это сестра моя особенная… не я.

– Она в Башне?

Имми покачала головой.

– Нет. Она дома. Я по ней тоскую, но я так рада, что она в безопасности.

Мабриана не спросила, где это – дома.

– Не обещаю, что царь будет щадить тебя вечно. Если он не смилостивился даже над родным сыном, над собственной внучкой… надежды нет ни у кого из нас. – Вздернув острый подбородок, она слепо уставилась

в угол. – Ни у кого.

– Но что он творит?

– Думаю, – медленно проговорила Мабриана, – он верит, что питает заурому. Он знает, что завет гибнет, и пытается прибавить ему сил.

– Живыми людьми? – Девушке вспомнился вопящий шар.

– Все есть сила. Чародейство суть лишь тонкие вибрации незримых нам миров. Так говорят элир. Но уже слишком поздно, и никто не может объяснить ему… потому что тех, кто осмеливался спорить с царем, давно схоронили. Он заменил их жестокими и бездумными, каким стал сам. Прежде я верила Богине. Но сейчас я не слышу ее…

Изомира присела и спустила ноги с кровати, так что теперь они с царицей сидели рядом.

– Госпожа? – осторожно спросила она. – Этот Лафеом, архитектор… вы его знаете?

– Я с ним встречалась. Знать его я не желаю.

– Откуда он?

– Он посредник. Ты слыхала о них?

– Не припомню.

– Чародеи со Змеиных островов. Они порой выходят в мир.

– Они люди?

– Кто, посредники? Конечно, люди.

– А… Лафеом – нет.

С минуту Мабриана молчала. Потом:

– Тш. Ты не в себе. Бывает, больным мерещится всякое. Думать об этом не стоит. Я сейчас ничего не могу сделать. Ничего.

Наступила тишина, необъятная и невыносимая. Больше, чем когда-либо, Изомира чувствовала себя одинокой, потерянной. «Она опустила руки, – подсказала Серения. – Нечего с ней говорить».

Девушка раздумывала, что бы сказать, когда в дверь заколотили. Женщины невольно вцепились друг в друга.

– У ваших палат нет охраны! – воскликнула Имми.

– Я их отослала. Они меня раздражают.

Мабриана отстранилась, принимая торжественный вид. Распахнулись двери. На пороге, черной преградой на пути льющегося из коридора света, стоял царь Гарнелис.

– Вот ты где, – проговорил он, глядя мимо супруги, на Имми.

– Здесь она и останется, – спокойно ответила Мабриана.

– Я хочу, чтобы она пошла со мной. Мне надо поговорить с ней.

Изомира переводила взгляд между царем и царицей, сошедшихся в жестоком споре из-за ее судьбы. «В это, – мелькнуло у нее в голове, – Танфия с Линденом никогда не поверят!».

Гарнелис изменился – и не только тем, что сменил камзол и мантию. Сейчас он походил на собственный старый портрет; в глаза его вернулось сияние, и такая сила виделась в нем, такое величие, что Изомире захотелось забыть обо всем и мчаться на его зов. Седые кудри ниспадали на плечи. Он выглядел истинным царем. И все же на лице его осталась печать того, стыдливого голода.

– Девочка достаточно настрадалась для одного дня, – сказала царица. – Если тебе нужна она, тебе придется силой убрать меня с дороги. Хотя это меня уже не удивит.