Янтарная комната (сборник)
Шрифт:
Конечно, я не сказал этого. Я только подумал. Фру Агата не пела, я слышал лишь грохот посуды.
Из окна видно было, как она шла к себе по дощечкам, перекинутым через каменные желваки. Дощечки прогибались и жалобно скрипели под ее крепким шагом.
Эрик не явился и через час и через два.
— Я дойду до «Веселого лосося», — сказал я бабушке. — Если мальчишка там, притащу за ухо.
Не пришлось мне, однако, дойти до харчевни. Еще по дороге заметил я, что люди оживлены больше обычного, что на углах, у кирки, возле кинотеатра собрались кучками женщины
— В порту забастовка! — крикнул он, переводя дух. — Все рыбники там…
Ну и денек сегодня! В самом деле, все с ума посходили, — ничего другого не скажешь. Пока я спешил к порту, мне попались навстречу еще знакомые, и каждый добавлял какую-нибудь подробность. Представьте, что учинилось в порту! Грузчики отказались работать. Мы, мол, согласны что угодно выгружать, но не бомбы. Пусть американцы везут их обратно. Так и сказали директору порта. Тот позвонил Генри Биберу. Порт ведь тоже его предприятие. Так и получилось, что поиски Эрика привели меня в порт, к тому же проклятому пароходу.
Вообразите себе: и рабочие из рыбной гавани не захотели выгружать. Что сделалось с народом! Когда я прибежал в порт, кран стоял неподвижно и царила полная тишина. Ворота распахнуты, на створке кусок фанеры, и на нем наспех выведено мазутом:
«Срочно требуются грузчики».
У ворот внутри прохаживался, похлестывая прутиком по голенищам коротких сапожек, конторщик Борг — прыщавый малый в клетчатых шароварах.
— Эрик здесь? — спросил я его.
— Да. Стойте, Ларсен! Вот что, забирайте его отсюда. Дружеский совет… Не случилось бы беды с юнцом. Вызвали полицию. Парни и сами не работают, и других решили не допускать. А мне велено тут нанимать людей, — он пожал плечами. — Дурацкое положение.
По узкому проулку между складами я вышел к причалам. Прямо передо мной выросла громада океанского парохода, от черного борта его, вздымавшегося к небесам, легла на плиты набережной, на штабели бревен темная тень. И первый, кого я увидел сидящим на бревне, был Нильс — Летучий шкипер. Он посапывал своей трубочкой как ни в чем не бывало, а с ним сидели братья Микель и Юхан, рассказывали ему что-то и посмеивались, как будто ничего не случилось. Я подошел к Нильсу и сказал ему прямо:
— Ты главный заводила. Я так и знал.
— Присядь, шкипер, — ответил он. — Не расстраивайся.
— Я пришел не для того, чтобы лясы точить с вами, — ответил я. — Я за Эриком. А вы, ребята, если не имели дела с полицией, так будете иметь. Борг сказал…
— Мы слыхали, можешь не повторять, что? сообщил тебе Борг, — прервал Нильс. — Красиво будет, если Скобе через три недели после выборов позовет на помощь полицейских, а? После болтовни о демократии! После всей фарисейской болтовни! — Нильс свел брови и стукнул каблуком. — Я всё же думаю, он не решится сразу. Сперва сам пожалует к нам.
Брови его разошлись, он смотрел на меня посмеиваясь, и с таким же выражением глядели на меня братья Микель и Юхан.
— Мне некогда спорить, — сказал я. — Где Эрик?
Я думал, он
— Побудьте тут, — велел он Микелю и Юхану. — Я — на третий пикет.
Ясно — командиром у них!
— Эрик сам решит, — повернулся Нильс ко мне. — Я удерживать не стану.
— Покамест я решаю, — ответил я.
На это он ничего не сказал. Меня так и подмывало вымолвить ему пару крутых словечек, но он шагал так невозмутимо, словно на прогулке, и я не вдруг приготовил эти слова. А когда приготовил, было уже поздно, — дорожка среди штабелей вывела нас к крану, стоявшему на ржавых, поросших травой рельсах. Кругом сидели на траве рабочие из рыбной гавани — человек десять, и среди них Эрик.
Эрик, завидев меня, встал. У меня, должно быть, вид был далеко не любезный, потому что еще двое парней вскочили с земли и один взял его под руку.
— Идем домой, — приказал я.
Что же он ответил мне, как бы вы думали? Ведь не послушался! Да, да — вообразите себе! Он, изволите видеть, не может оставить товарищей. Товарищи для него важнее! Он заявил, что должен охранять порт. Как будто он хозяин! Так меня поразило это, что и передать не могу.
— Хорошо, оставайся, — только и мог я сказать. — И можешь вообще не показываться домой.
После этого я повернулся и, не говоря ни слова никому, двинулся прочь. А что я должен был сказать? Пусть живет как знает, если он умнее отца.
Целую ночь я не спал и ждал, что залает собака инженера Зайделя, живущего наискосок. Дорога от порта к нашему дому как раз мимо него. Ночью эта собачонка непременно тявкает на прохожих.
Несколько раз она поднимала лай, и я спускался вниз отпирать дверь. Уж коли я всё равно не сплю, так отчего же не выйти. Фру Гортензия, супруга таможенного чиновника, живущая в нижнем этаже, терпеть не может, когда ночью топчутся на ступеньках у парадной. Неделю будет ворчать. Так что лучше сойти и поскорее впустить человека.
Однако ночью прохожие шли мимо. Утром фру Агата принесла вместе с молоком новости: в порту был Скобе, уговаривал рабочих; многие послушались, и пароход разгружается.
После кофе явился Нильс.
Глаза его не смеялись, как обычно, в них были тревожные искорки. «Случилось что-нибудь с мальчишкой», — мелькнуло в уме. Я не поздоровался с ним, не кивнул даже, — ждал, что он скажет.
— Эрик у меня, — сказал он.
Я и тут не смог ничего произнести. Стало легче дышать, и я сделал большой глоток воздуха.
— Вам надо помириться, — сказал Нильс.
Меня всего передернуло. Сам же виноват и, извольте радоваться, советует мириться. Начни он как-нибудь иначе, я бы, возможно, попросил его сесть и рассказал бы ему самое важное, то, что узнал от Скобе, и заставил бы Нильса задуматься над своими поступками. Я доказал бы ему, что сейчас самое лучшее, что можно сделать, это держаться в стороне от политики, раз в мире всё перевернулось и нельзя понять, где друг, а где враг.
— Знаешь что, Нильс, — сказал я, стараясь не кричать. — Лучше тебе уйти.