Японская разведка против СССР
Шрифт:
Японские невольники
В Советском Союзе долго хранили молчание по поводу «японских военнопленных». Почти все архивные материалы по этой проблеме были засекречены, а в средствах массовой информации не было даже намека на эту тему даже тогда, когда на страницах печати в изобилии стали появляться материалы о различных нарушениях и несуразностях сталинских времен. К моменту распада СССР положение несколько изменилось и некоторые вещи начали называться своими именами.
В августе 1945 года Советский Союз присоединился к Потсдамской декларации [27] и вступил в войну
27
Потсдамская декларация была принята правительствами США, Великобритании и Китая. В ней было выдвинуто тринадцать предложений, определяющих безоговорочную капитуляцию Японии во время Второй мировой войны. Статья 9-я гласила: «Японским вооруженным силам после того, как они будут разоружены, будет разрешено вернуться к своим очагам с возможностью вести мирную и трудовую жизнь».
Сложность этого вопроса заключается также в том, что в 1956 году при подписании советско-японской декларации о нормализации отношений обе стороны пришли к согласию, что по проблемам, связанным с японским пленом, обоюдных претензий нет. Но проблемы на самом деле есть…
В лагерях начался поиск преступников — выявление среди японских военнопленных лиц, совершивших преступления против СССР. По результатам работы оперативных отделов лагерей к 22 марта 1949 года было выявлено 8512 таких «преступников».
Большая часть выявленных «преступников» была репрессирована и даже расстреляна, 969 человек в 1950 году были переданы КНР, где они были осуждены за совершенные на территории Китая преступления. Часть из репрессированных умерла в ИТЛ, а около одной тысячи были реабилитированы в конце 1990-х — начале 2000-х годов, как незаконно осужденные.
Из числа наиболее важных по занимаемой должности плененных японцев было подготовлено 22 свидетеля для советской стороны обвинения на Токийском процессе для главных военных преступников. На процесс вывезли шесть человек, а от остальных использовали только собственноручные показания, записанные на японском языке.
Вместо заключения. Встреча через 30 лет
Восемь лет назад я находился в научной командировке в Токио. Мой знакомый японский исследователь К. пригласил меня на суйёкай. Я давно хотел попасть на такой «междусобойчик», который в Японии очень популярен. Суть его заключается в том, что бывшие коллеги по работе или учебе периодически собираются и за чашкой кофе-чая и маленькой рюмочкой саке проводят вечер воспоминаний.
Присутствие гостя из России, да еще бывшего сотрудника КГБ (а в Японии было известно об этом) возбудило интерес у присутствующих и многие считали своей обязанностью выпить со мной хотя бы глоток. Потом меня
Вдруг ко мне подошел элегантный японец, представился как Ямада и спросил:
— А вы меня не узнаете?
Я силился вспомнить, видел ли я когда-либо этого японца, но так о не вспомнил.
Он улыбнулся и сказал:
— А ведь в 1977 году мы с вами несколько раз встречались.
— Но у вас же была другая фамилия.
Ямада засмеялся:
— Японцы любят поиграть в шпионов. Да, я хотел бы вас поблагодарить. Мой контакт в вами был высоко оценен в Токио и сыграл большую роль в дальнейшем продвижении по службе.
— Рад за вас, — ответил я, а потом продолжил: — Видимо, в Японии ко мне, как бывшему сотруднику КГБ, относятся не очень хорошо?
Ямада горячо возразил:
— Что вы, что вы! Мы считаем, что в КГБ дураков не брали.
Я ухмыльнулся и подумал: «Наивные японцы. Брали дураков. И много».
Потом Ямада, улыбаясь, продолжил:
— Ну а я в Токио работал против советской разведки. Только у меня ранг был повыше, чем у вас: я был заместителем начальника японской контрразведки.
Я сказал, что рад такой возможности пообщаться с японским коллегой. Мы с ним выпили и сфотографировались.
Ямада оглянулся, осмотрел подгулявшую публику и вдруг сказал мне:
— Если у вас возникнет какой-либо вопрос, обращайтесь ко мне. Потому что эти ваши друзья только болтать умеют, — и он брезгливо посмотрел на развеселившуюся публику.
Я не стал долго раздумывать и сказал японцу, что у меня уже есть три вопроса. Он снисходительно дал согласие:
— Ну, что там за вопросы?
— Ямада-сан, а кто из советских разведчиков доставлял вам больше всего хлопот?
Бывший японский контрразведчик, немного подумав, ответил:
— Пожалуй, Комаровский. Да-да! Комаровский. Он каждый выходной и праздничный день часа в три ночи вставал и пешком ходил по пригородам Токио и что-то выискивал в развалинах старых замков. И наша «наружка» (служба наружного наблюдения, в Японии ее шутливо называют «ину» — «ищейка, собака») пыталась его напугать, но все было бесполезно.
Я не выдержал и заулыбаться. Ямада насторожился:
— Вы почему улыбаетесь?
— Я хорошо знал Комаровского, он из Минска. Хоть и еврей, но мой земляк. Он никогда не был разведчиком, а был помешан на японских храмах, писал о них под псевдонимом Светлов.
Ямада так расстроился, что мне стало его жаль. Потом он спросил:
— Это правда?
Я только кивнул головой.
— Ну а остальные вопросы?
А следующие мои вопросы добили японского контрразведчика окончательно:
— За сколько было продано представительство газеты «Правда» в Токио в 1992 году?
— Какую сумму уплатили японцы российской команде, которая проиграла сборной Японии со счетом 0:2 на чемпионате мира по футболу в Токио в 2002 году?
Бедный Ямада-сан насторожился и с испугом спросил:
— Откуда вам это известно?
Но я не стал признаваться, что последние два вопроса я придумал, не ожидая, что попаду в точку. Жаль только, что я перепугал японского контрразведчика. Я пытался с ним потом связаться, но телефон молчал. Видимо, Ямада-сан сменил номер…
Заканчивая свое повествование о японской разведке и порожденной в нашей стране «японской шпиономании», приходится только сожалеть, что долгие годы на всех уровнях в нашей стране видели в японцах только злых и коварных самураев, которых нужно опасаться, так как от них можно ожидать чего угодно.