Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

Теккерей Уильям Мейкпис

She passed "long mornings" with them --the most dreary and serious of forenoons.	Она проводила с ними долгие утра -скучнейшие, тоскливейшие часы.
She drove out solemnly in their great family coach with them, and Miss Wirt their governess, that raw-boned Vestal.	Она выезжала с сестрами на прогулку в их огромной парадной карете в сопровождении сухопарой мисс Уирт, их целомудренной гувернантки.
They took her to the ancient concerts by way of a treat, and to the oratorio, and to St. Paul's to see the charity children, where in such terror was she of her friends, she almost did not dare be affected by the hymn the children sang.	Они развлекали Эмилию тем, что возили ее на всякие душеспасительные концерты, на оратории и в собор св. Павла полюбоваться на приютских детей, но наводили такой страх на свою юную подружку, что она не решалась приходить в волнение от пропетого детьми гимна.
Their house was comfortable; their papa's table rich and handsome; their society solemn and genteel; their self-respect prodigious; they had the best pew at the Foundling: all their habits were pompous and orderly, and all their amusements intolerably dull and decorous.	Дом у Осборнов был роскошный; стол у их отца богатый и вкусный; их общество - чинно и благородно; их самодовольство - безгранично; у них была самая лучшая скамья в церкви Воспитательного дома; все их привычки были торжественны и добропорядочны, а все их развлечения невыносимо скучны и благопристойны.
After every one of her visits (and oh how glad she was when they were over!) Miss Osborne and Miss Maria Osborne, and Miss Wirt, the vestal governess, asked each other with increased wonder,	И после каждого визита Эмилии (о, как она бывала рада, когда они заканчивались) мисс Джейн Осборн, мисс Мария Осборн и мисс Уирт, целомудренная гувернантка, с возрастающим изумлением вопрошали друг друга:
"What could George find in that creature?"	– Что нашел Джордж в этом создании?
How is this? some carping reader exclaims.	Как же так? – воскликнет придирчивый читатель.
How is it that Amelia, who had such a number of friends at school, and was so beloved there, comes out into the world and is spurned by her discriminating sex?	Возможно ли, чтобы Эмилия, у которой было в школе столько подруг и которую так любили там, вступив в свет, встретила лишь пренебрежение со стороны своего же разборчивого пола?
My dear sir, there were no men at Miss Pinkerton's establishment except the old dancing-master; and you would not have had the girls fall out about HIM?	Милостивый государь, в заведении мисс Пинкертон не было ни одного мужчины, кроме престарелого учителя танцев. Не могли же девицы в самом деле ссориться из-за него!
When George, their handsome brother, ran off directly after breakfast, and dined from home half-a-dozen times a week, no wonder the neglected sisters felt a little vexation.	Но когда Джордж, их красавец брат, стал убегать сейчас же после утреннего завтрака и не обедал дома раз шесть в неделю, то нет ничего удивительного, что заброшенные сестры сочли себя вправе на него дуться.
When young Bullock (of the firm of Hulker, Bullock & Co., Bankers, Lombard Street), who had been making up to Miss Maria the last two seasons, actually asked Amelia to dance the cotillon, could you expect that the former young lady should be pleased?	Когда молодой Буллок (совладелец фирмы "Халкер, Буллок и Кo" - банкирский дом, Ломбард-стрит), ухаживавший за мисс Марией последние два сезона, позволил себе пригласить Эмилию на котильон, то как, по-вашему, могло это понравиться вышеозначенной девице?
And yet she said she was, like an artless forgiving creature.	А между тем, как существо бесхитростное и всепрощающее, она сказала, что очень рада этому.

"I'm so delighted you like dear Amelia," she said quite eagerly to Mr. Bullock after the dance.	"Я в таком восторге, что вам нравится милочка Эмилия, - заявила она с большим чувством мистеру Буллоку после танца.
"She's engaged to my brother George; there's not much in her, but she's the best-natured and most unaffected young creature: at home we're all so fond of her."	– Она обручена с моим братом Джорджем; правда, в ней нет ничего особенного, но она предоброе и пренаивное создание. У нас все так ее любят!"
Dear girl! who can calculate the depth of affection expressed in that enthusiastic SO?	Милая девушка! Кто может измерить всю глубину привязанности, выраженную этим восторженным гак?
Miss Wirt and these two affectionate young women so earnestly and frequently impressed upon George Osborne's mind the enormity of the sacrifice he was making, and his romantic generosity in throwing himself away upon Amelia, that I'm not sure but that he really thought he was one of the most deserving characters in the British army, and gave himself up to be loved with a good deal of easy resignation.	Мисс Уирт и обе эти любящие молодые особы столь упорно и столь часто внушали Джорджу Осборну, как велика приносимая им жертва и какое это сумасбродное великодушие с его стороны снизойти до Эмилии, что я, признаться, боюсь, не возомнил ли Джордж, будто он и в самом деле один из замечательнейших людей во всей британской армии, и не позволял ли поэтому любить себя из беззаботной покорности судьбе.
Somehow, although he left home every morning, as was stated, and dined abroad six days in the week, when his sisters believed the infatuated youth to be at Miss Sedley's apron-strings: he was NOT always with Amelia, whilst the world supposed him at her feet.	Впрочем, хоть он и уходил куда-то каждое утро, о чем мы уже упоминали, и обедал дома только по воскресеньям, причем его сестры думали, что влюбленный юноша сидит пришитый к юбке мисс Седли, на самом деле он не всегда бывал у Эмилии, когда, по мнению окружающих, должен был проводить время у ее ног.
Certain it is that on more occasions than one, when Captain Dobbin called to look for his friend, Miss Osborne (who was very attentive to the Captain, and anxious to hear his military stories, and to know about the health of his dear Mamma), would laughingly point to the opposite side of the square, and say,	Во всяком случае, не раз случалось, что, когда капитан Доббин заходил проведать друга, старшая мисс Осборн (она всегда бывала очень предупредительна к капитану, с большим интересом слушала его военные рассказы и осведомлялась о здоровье его милой матушки), со смехом указывая на противоположную сторону сквера, говорила:
"Oh, you must go to the Sedleys' to ask for George; WE never see him from morning till night."	– О, вам следует пройти к Седли, если вам нужен Джордж! Мы его не видим с утра до поздней ночи!
At which kind of speech the Captain would laugh in rather an absurd constrained manner, and turn off the conversation, like a consummate man of the world, to some topic of general interest, such as the Opera, the Prince's last ball at Carlton House, or the weather--that blessing to society.	На каковые речи капитан отвечал смущенным и натянутым смехом и, как подобает человеку, знающему тонкости светского обращения, менял разговор, переводя его на какие-нибудь интересные для всех предметы, вроде оперы, последнего бала у принца в Карлтон-Хаусе или же погоды - этой благодарной темы для светских разговоров.
"What an innocent it is, that pet of yours," Miss Maria would then say to Miss Jane, upon the Captain's departure.	– Ну и простофиля же твой любимчик! – говорила мисс Мария мисс Джейн после ухода капитана.
"Did you see how he blushed at the mention of poor George on duty?"	– Ты заметила, как он покраснел при упоминании о дежурствах бедного Джорджа?

"It's a pity Frederick Bullock hadn't some of his modesty, Maria," replies the elder sister, with a toss of he head.	– Как жаль, что Фредерик Буллок не обладает хотя бы долей его скромности, Мария! – отвечала старшая сестра, вскинув голову.
"Modesty!	– Скромности?
Awkwardness you mean, Jane.	Ты хочешь сказать - неуклюжести, Джейн!
I don't want Frederick to trample a hole in my muslin frock, as Captain Dobbin did in yours at Mrs. Perkins'."	Я вовсе не хочу, чтобы Фредерик обрывал мне кисейные платья, как это было на вечере у миссис Перкигс, когда капитан Доббин наступил тебе на шлейф.
"In YOUR frock, he, he! How could he?	– Ну, Фредерику было трудно наступить на твое платье, ха-ха-ха!
Wasn't he dancing with Amelia?"	Ведь он танцевал с Эмилией!
The fact is, when Captain Dobbin blushed so, and looked so awkward, he remembered a circumstance of which he did not think it was necessary to inform the young ladies, viz., that he had been calling at Mr. Sedley's house already, on the pretence of seeing George, of course, and George wasn't there, only poor little Amelia, with rather a sad wistful face, seated near the drawing- room window, who, after some very trifling stupid talk, ventured to ask, was there any truth in the report that the regiment was soon to be ordered abroad; and had Captain Dobbin seen Mr. Osborne that day?	На самом же деле капитан Доббин так покраснел и смутился только потому, что думал об одном обстоятельстве, о котором считал излишним оповещать молодых особ. Он уже заходил к Седли - конечно, под предлогом свидания с Джорджем, - но Джорджа там не было, и бедняжка Эмилия с печальным, задумчивым личиком одиноко сидела в гостиной у окна. Обменявшись с капитаном пустячными, ничего не значащими фразами, она решилась спросить: правда ли, будто полк ждет приказа выступить в заграничный поход, и видел ли сегодня капитан Доббин мистера Осборна.
The regiment was not ordered abroad as yet; and Captain Dobbin had not seen George.	Полк еще не получал приказа выступить в заграничный поход, и капитан Доббин не видел Джорджа.
"He was with his sister, most likely," the Captain said.	– Вероятно, он у сестер, - сказал капитан.
"Should he go and fetch the truant?"	– Не пойти ли за ним и не привести ли сюда лентяя?
So she gave him her hand kindly and gratefully: and he crossed the square; and she waited and waited, but George never came.	Эмилия ласково и благодарно протянула ему руку, и капитан отправился на ту сторону сквера. Эмилия все ждала и ждала, но Джордж так и не пришел.
Poor little tender heart! and so it goes on hoping and beating, and longing and trusting.	Бедное нежное сердечко! Оно продолжает надеяться и трепетать, тосковать и верить.
You see it is not much of a life to describe.	Как видите, о такой жизни мало что можно написать.
There is not much of what you call incident in it.	В ней так редко случается то, что можно назвать событием.
Only one feeling all day--when will he come? only one thought to sleep and wake upon.	День-деньской одно и то же чувство: когда он придет? Одна лишь мысль, с которой и засыпают и пробуждаются.

I believe George was playing billiards with Captain Cannon in Swallow Street at the time when Amelia was asking Captain Dobbin about him; for George was a jolly sociable fellow, and excellent in all games of skill.	Мне думается, что в то самое время, как Эмилия расспрашивала о нем капитана Доббина, Джордж был в трактире на Суоллоу-стрит и играл с капитаном Кенноном на бильярде. Джордж был веселый малый, он любил общество и отличался во всех играх, требующих ловкости.
Once, after three days of absence, Miss Amelia put on her bonnet, and actually invaded the Osborne house.	Однажды, после трехдневного его отсутствия, мисс Эмилия надела шляпу и помчалась к Осборнам.
"What! leave our brother to come to us?" said the young ladies.	– Как! Вы оставили брата, чтобы прийти к нам? – воскликнули молодые особы.
"Have you had a quarrel, Amelia?	– Вы поссорились, Эмилия?
Do tell us!"	Ну, расскажите нам!
No, indeed, there had been no quarrel.	Нет, право, никакой ссоры у них не было.
"Who could quarrel with him?" says she, with her eyes filled with tears.	– Да разве можно с ним поссориться! – говорила Эмилия с глазами, полными слез.
She only came over to--to see her dear friends; they had not met for so long.	Она просто зашла... повидаться со своими дорогими друзьями: они так давно не встречались.
And this day she was so perfectly stupid and awkward, that the Misses Osborne and their governess, who stared after her as she went sadly away, wondered more than ever what George could see in poor little Amelia.	И в этот день она казалась до того глупенькой и растерянной, что девицы Осборн и их гувернантка, провожая гостью взором, когда та печально возвращалась домой, пуще прежнего дивились, что мог Джордж найти в бедной маленькой Эмилии.
Of course they did.	Да и ничего в этом нет странного!
How was she to bare that timid little heart for the inspection of those young ladies with their bold black eyes?	Как могла Эмилия раскрыть свое робкое сердечко для обозрения перед нашими востроглазыми девицами?
It was best that it should shrink and hide itself.	Лучше ему было съежиться и притаиться.
I know the Misses Osborne were excellent critics of a Cashmere shawl, or a pink satin slip; and when Miss Turner had hers dyed purple, and made into a spencer; and when Miss Pickford had her ermine tippet twisted into a muff and trimmings, I warrant you the changes did not escape the two intelligent young women before mentioned.	Я знаю, что девицы Осборн отлично разбирались в кашемировых шалях или розовых атласных юбках; и если мисс Тернер перекрашивала свою в пунцовый цвет и перешивала потом в спенсер или если мисс Пикфорд делала из своей горностаевой пелерины муфту и меховую опушку, то, ручаюсь вам, эти изменения не ускользали от глаз двух проницательных молодых особ, о которых идет речь.
But there are things, look you, of a finer texture than fur or satin, and all Solomon's glories, and all the wardrobe of the Queen of Sheba--things whereof the beauty escapes the eyes of many connoisseurs.	Но, видите ли, есть вещи более тонкого свойства, чем меха или атлас, чем все великолепие Соломона, чем весь гардероб царицы Савской, - вещи, красота которых ускользает от глаз многих знатоков.

And there are sweet modest little souls on which you light, fragrant and blooming tenderly in quiet shady places; and there are garden-ornaments, as big as brass warming-pans, that are fit to stare the sun itself out of countenance.	Есть кроткие, скромные души, которые благоухают и нежно расцветают в тихих тенистых уголках; и есть декоративные цветы величиной с добрую медную грелку, способные привести в смущение само солнце.
Miss Sedley was not of the sunflower sort; and I say it is out of the rules of all proportion to draw a violet of the size of a double dahlia.	Мисс Седли не принадлежала к разряду таких подсолнечников, и, мне кажется, было бы ни с чем не сообразно рисовать фиалку величиной с георгин.
No, indeed; the life of a good young girl who is in the paternal nest as yet, can't have many of those thrilling incidents to which the heroine of romance commonly lays claim.	Поистине, жизнь юной простодушной девушки, еще не выпорхнувшей из родительского гнезда, не может отличаться такими волнующими событиями, на какие претендует героиня романа.
Snares or shot may take off the old birds foraging without--hawks may be abroad, from which they escape or by whom they suffer; but the young ones in the nest have a pretty comfortable unromantic sort of existence in the down and the straw, till it comes to their turn, too, to get on the wing.	Силки или охотничьи ружья угрожают взрослым птицам, вылетающим из гнезда в поисках пищи, а то и ястреб налетит, от которого то ли удастся спастись, то ли придется погибнуть; между тем как птенцы в гнезде ведут очень спокойный и отнюдь не романтический образ жизни, лежа на пуху и соломе, пока не наступает и их черед расправить крылья.
While Becky Sharp was on her own wing in the country, hopping on all sorts of twigs, and amid a multiplicity of traps, and pecking up her food quite harmless and successful, Amelia lay snug in her home of Russell Square; if she went into the world, it was under the guidance of the elders; nor did it seem that any evil could befall her or that opulent cheery comfortable home in which she was affectionately sheltered.	В то время как Бекки Шарп где-то в далекой провинции носилась на собственных крыльях, прыгала с ветки на ветку и, минуя множество расставленных силков, успешно и благополучно поклевывала свой корм, Эмилия безмятежно пребывала у себя дома на Рассел-сквер. Если она и выходила куда, то лишь в надежном сопровождении старших. Никакое бедствие, казалось, не могло обрушиться на нее или на этот богатый, приветливый, удобный дом, служивший ей ласковым приютом.
Mamma had her morning duties, and her daily drive, and the delightful round of visits and shopping which forms the amusement, or the profession as you may call it, of the rich London lady.	У матери были свои утренние занятия, ежедневные прогулки и те приятные выезды в гости и по магазинам, которые составляют привычный круг развлечений, или, если хотите, профессию богатой лондонской дамы.
Papa conducted his mysterious operations in the City--a stirring place in those days, when war was raging all over Europe, and empires were being staked; when the	Отец, совершал свои таинственные операции в Сити, жившем кипучей жизнью в те дни, когда война бушевала по всей Европе и судьбы империй ставились на карту; когда газета
"Courier" newspaper had tens of thousands of subscribers; when one day brought you a battle of Vittoria, another a burning of Moscow, or a newsman's horn blowing down Russell Square about dinner-time, announced such a fact as--"Battle of Leipsic--six hundred thousand men engaged-total defeat of the French--two hundred thousand killed."	"Курьер" насчитывала десятки тысяч подписчиков; когда один день приносил известие о сражении при Виттории, другой - о пожаре Москвы, или в обеденный час раздавался рожок газетчика, трубивший на весь Рассел-сквер о таком, например, событии: "Сражение под Лейпцигом - участвовало шестьсот тысяч человек - полный разгром французов - двести тысяч убитых".

Old Sedley once or twice came home with a very grave face; and no wonder, when such news as this was agitating all the hearts and all the Stocks of Europe.	Старик Седли раз или два приезжал домой с очень озабоченным лицом. Да и не удивительно, ведь подобные известия волновали все сердца и все биржи Европы.
Meanwhile matters went on in Russell Square, Bloomsbury, just as if matters in Europe were not in the least disorganised.	Между тем жизнь на Рассел-сквер, в Блумсбери, протекала так, как если бы в Европе ничего решительно не изменилось.
The retreat from Leipsic made no difference in the number of meals Mr. Sambo took in the servants' hall; the allies poured into France, and the dinner-belI rang at five o'clock just as usual.	Отступление от Лейпцига не внесло никаких перемен в количество трапез, которые вкушал в людской мистер Самбо. Союзники вторглись во Францию, но обеденный колокол звонил по-прежнему в пять часов, как будто ничего не случилось.
I don't think poor Amelia cared anything about Brienne and Montmirail, or was fairly interested in the war until the abdication of the Emperor; when she clapped her hands and said prayers--oh, how grateful! and flung herself into George Osborne's arms with all her soul, to the astonishment of everybody who witnessed that ebullition of sentiment.	Не думаю, чтобы бедняжка Эмилия хоть сколько-нибудь тревожилась за исход боев под Бриенном и Монмирайлем или чтобы она серьезно интересовалась войной до отречения императора, но тут она захлопала в ладоши, вознесла молитвы - и какие признательные! – и от полноты души бросилась на шею Джорджу Осборну, к удивлению всех свидетелей такого бурного проявления чувств.
The fact is, peace was declared, Europe was going to be at rest; the Corsican was overthrown, and Lieutenant Osborne's regiment would not be ordered on service.	Свершилось, мир объявлен, Европа собирается отдыхать, корсиканец низложен, и полку лейтенанта Осборна не придется выступать в поход.
That was the way in which Miss Amelia reasoned.	Вот ход рассуждении мисс Эмилии.
The fate of Europe was Lieutenant George Osborne to her.	Судьба Европы олицетворялась для нее в поручике Джордже Осборне.
His dangers being over, she sang Te Deum.	Для него миновали все опасности, и Эмилия благословляла небо.
He was her Europe: her emperor: her allied monarchs and august prince regent.	Он был ее Европой, ее императором, ее союзными монархами и августейшим принцем-регентом.
He was her sun and moon; and I believe she thought the grand illumination and ball at the Mansion House, given to the sovereigns, were especially in honour of George Osborne.	Он был для нее солнцем и луной. И мне кажется, Эмилия воображала, будто парадная иллюминация и бал во дворце лорд-мэра, данный в честь союзных монархов, предназначались исключительно для Джорджа Осборна.
We have talked of shift, self, and poverty, as those dismal instructors under whom poor Miss Becky Sharp got her education.	Мы уже говорили о корыстии, эгоизме и нужде, как о тех бессердечных наставниках, которые руководили воспитанием бедной мисс Бекки Шарп.
Now, love was Miss Amelia Sedley's last tutoress, and it was amazing what progress our young lady made under that popular teacher.	А у мисс Эмилии Седли ее главной наставницей была любовь; и просто изумительно, какие успехи сделала наша юная ученица под руководством этой столь популярной учительницы!

In the course of fifteen or eighteen months' daily and constant attention to this eminent finishing governess, what a deal of secrets Amelia learned, which Miss Wirt and the black-eyed young ladies over the way, which old Miss Pinkerton of Chiswick herself, had no cognizance of!	После пятнадцати- или восемнадцатимесячных ежедневных и постоянных прилежных занятий с такой просвещенной воспитательницей какое множество тайн познала Эмилия, о которых понятия не имели ни мисс Уирт, ни черноглазые девицы, жившие по ту сторону сквера, ни даже сама старуха мисс Пинкертон из Чизика!
As, indeed, how should any of those prim and reputable virgins?	Да и, по правде говоря, что могли в этом понимать такие чопорные и почтенные девственницы?
With Misses P. and W. the tender passion is out of the question: I would not dare to breathe such an idea regarding them.	Для мисс П. и мисс У. нежной страсти вообще не существовало: я не решился бы даже заподозрить их в этом.
Miss Maria Osborne, it is true, was "attached" to Mr. Frederick Augustus Bullock, of the firm of Hulker, Bullock & Bullock; but hers was a most respectable attachment, and she would have taken Bullock Senior just the same, her mind being fixed--as that of a well-bred young woman should be--upon a house in Park Lane, a country house at Wimbledon, a handsome chariot, and two prodigious tall horses and footmen, and a fourth of the annual profits of the eminent firm of Hulker & Bullock, all of which advantages were represented in the person of Frederick Augustus.	Мисс Мария Осборн питала, правда, "привязанность" к мистеру Фредерику-Огастесу Буллоку, совладельцу фирмы "Халкер, Буллок и Кo", но ее чувства были самые респектабельные, и она точно так же вышла бы замуж за Буллока-старшего, потому что все ее домыслы были направлены на то, на что и полагается их направлять всякой хорошо воспитанной молодой леди: на особняк на Парк-лейн, на загородный дом в Уимблдоне, на красивую коляску, на пару чудовищно огромных лошадей и выездных лакеев и на четвертую часть годового дохода знаменитой фирмы "Халкер, Буллок и Кo", -словом, на все блага и преимущества, воплощенные в особе Фредерика-Огастеса.
Had orange blossoms been invented then (those touching emblems of female purity imported by us from France, where people's daughters are universally sold in marriage), Miss Maria, I say, would have assumed the spotless wreath, and stepped into the travelling carriage by the side of gouty, old, bald- headed, bottle-nosed Bullock Senior; and devoted her beautiful existence to his happiness with perfect modesty --only the old gentleman was married already; so she bestowed her young affections on the junior partner.	Если бы был уже изобретен флердоранж (эта трогательная эмблема женской чистоты, ввезенная к нам из Франции, где, как правило, дочерей продают в замужество), то, конечно, мисс Мария надела бы на себя венок непорочности и уселась бы в дорожную карету рядом со старым, лысым, красноносым подагриком Буллоком-старшим и с похвальным усердием посвятила бы свою прекрасную жизнь его счастью. Только старый-то джентльмен был уже давно женат, и потому мисс Мария отдала свое юное сердце младшему компаньону.
Sweet, blooming, orange flowers!	Прелестные распускающиеся цветы померанца!
The other day I saw Miss Trotter (that was), arrayed in them, trip into the travelling carriage at St. George's, Hanover Square, and Lord Methuselah hobbled in after.	На днях я видел, как некая новобрачная (в девичестве мисс Троттер), разукрашенная ими, впорхнула в дорожную карету у церкви св. Георга (Ганновер-сквер), а за нею проковылял лорд Мафусаил.
With what an engaging modesty she pulled down the blinds of the chariot--the dear innocent!	С какой чарующей скромностью она опустила на окнах экипажа шторки - о милая непорочность!
There were half the carriages of Vanity Fair at the wedding.	На бракосочетание съехалась чуть ли не половина всех карет Ярмарки Тщеславия.

This was not the sort of love that finished Amelia's education; and in the course of a year turned a good young girl into a good young woman--to be a good wife presently, when the happy time should come.	Не такого рода любовь завершила воспитание Эмилии и за какой-нибудь год превратила славную молодую девушку в славную молодую женщину, которая станет хорошей женой, едва лишь пробьет счастливый час.
This young person (perhaps it was very imprudent in her parents to encourage her, and abet her in such idolatry and silly romantic ideas) loved, with all her heart, the young officer in His Majesty's service with whom we have made a brief acquaintance.	Юная сумасбродка эта (быть может, со стороны родителей было очень неразумно поощрять ее в таком беззаветном поклонении и глупых романтических бреднях) полюбила от всего сердца молодого офицера, состоявшего на службе его величества и нам уж несколько знакомого.
She thought about him the very first moment on waking; and his was the very last name mentioned m her prayers.	Она начинала думать о нем с первой же минуты своего пробуждения, и его имя было последним, которое она поминала в своих вечерних молитвах.
She never had seen a man so beautiful or so clever: such a figure on horseback: such a dancer: such a hero in general.	В жизни не видела она такого умного, такого обворожительного мужчины; как он хорош верхом на коне, какой он танцор - словом, какой он герой!
Talk of the Prince's bow! what was it to George's?	Рассказывают о поклоне принца-регента! Но разве можно сравнить это с тем, как кланяется Джордж!
She had seen Mr. Brummell, whom everybody praised so.	Эмилия видела мистера Браммела, которого все так превозносили.
Compare such a person as that to her George!	Но можно ли этого человека ставить рядом с ее Джорджем?
Not amongst all the beaux at the Opera (and there were beaux in those days with actual opera hats) was there any one to equal him.	Среди молодых щеголей, посещавших оперу (а в те дни были щеголи не нынешним чета, они появлялись в опере в шапокляках!), не было ни одного под стать Джорджу!
He was only good enough to be a fairy prince; and oh, what magnanimity to stoop to such a humble Cinderella!	С ним мог сравниться только сказочный принц; как великодушно с его стороны снизойти до ничтожной Золушки!
Miss Pinkerton would have tried to check this blind devotion very likely, had she been Amelia's confidante; but not with much success, depend upon it.	Будь мисс Пинкертон наперсницей Эмилии, она, несомненно, попыталась бы положить предел этому слепому обожанию, но едва ли с большим успехом.
It is in the nature and instinct of some women.	Такова уж природа некоторых женщин.
Some are made to scheme, and some to love; and I wish any respected bachelor that reads this may take the sort that best likes him.	Одни из них созданы для интриг, другие для любви; и я желаю каждому почтенному холостяку, читающему эти строки, выбрать себе жену того сорта, какой ему больше по душе.
While under this overpowering impression, Miss Amelia neglected her twelve dear friends at Chiswick most cruelly, as such selfish people commonly will do.	Под властью своего всепоглощающего чувства мисс Эмилия самым бессовестным образом оставила в небрежении всех своих двенадцать милых подруг в Чизике, как обычно и поступают такие себялюбивые особы.

She had but this subject, of course, to think about; and Miss Saltire was too cold for a confidante, and she couldn't bring her mind to tell Miss Swartz, the woolly-haired young heiress from St. Kitt's.	Разумеется, у нее было только одно на уме, а мисс Солтайр была слишком холодна для наперсницы, писать же мисс Суорц, курчавой и смуглой наследнице с Сент-Китса, Эмилии и в голову не приходило.
She had little Laura Martin home for the holidays; and my belief is, she made a confidante of her, and promised that Laura should come and live with her when she was married, and gave Laura a great deal of information regarding the passion of love, which must have been singularly useful and novel to that little person.	Она брала к себе на праздники маленькую Лору Мартин и, боюсь, сделала ее поверенной своих тайн, пообещав бедной сиротке взять ее к себе после своего замужества и преподав ей бездну всяких сведений относительно любовной страсти, которые, вероятно, были исключительно полезны и новы для этой юной особы.
Alas, alas!	Увы, увы!
I fear poor Emmy had not a well-regulated mind.	Боюсь, что ум у Эмилии был недостаточно уравновешен!
What were her parents doing, not to keep this little heart from beating so fast?	Но что же делали ее родители, как они не уберегли это сердечко, позволив ему так сильно биться?
Old Sedley did not seem much to notice matters.	Старик Седли, по-видимому, мало обращал внимания на творившееся вокруг.
He was graver of late, and his City affairs absorbed him.	В последнее время он казался очень озабоченным, дела в Сити поглощали его целиком.
Mrs. Sedley was of so easy and uninquisitive a nature that she wasn't even jealous.	Миссис Седли была такой покладистой и безучастной натурой, что даже не ревновала дочь.
Mr. Jos was away, being besieged by an Irish widow at Cheltenham.	Мистер Джоз находился в Челтнеме, где выдерживал осаду со стороны какой-то ирландской вдовушки.
Amelia had the house to herself--ah! too much to herself sometimes--not that she ever doubted; for, to be sure, George must be at the Horse Guards; and he can't always get leave from Chatham; and he must see his friends and sisters, and mingle in society when in town (he, such an ornament to every society!); and when he is with the regiment, he is too tired to write long letters.	Весь дом был в распоряжении Эмилии, и - ах! – иной раз она чувствовала себя в нем слишком одинокой, - не то чтобы ее одолевали сомнения, ибо Джорджу нужно же бывать в казармах конной гвардии и он не всегда может отлучиться из Чатема! Кроме того, он должен навещать друзей и сестер и показываться в обществе (ведь он - украшение всякого общества!), когда бывает в Лондоне; а когда бывает в полку, то слишком утомляется, чтобы писать длинные письма.
I know where she kept that packet she had--and can steal in and out of her chamber like Iachimo--like Iachimo?	Я знаю, где Эмилия прячет пакет с письмами, и могу пробраться в ее комнату и исчезнуть незаметно, как Иакимо... Как Иакимо?
No--that is a bad part.	Нет, это некрасивая роль.
I will only act Moonshine, and peep harmless into the bed where faith and beauty and innocence lie dreaming.	Лучше я поступлю, как Лунный Свет, и, не причиняя вреда, загляну в постель, где грезят во сне вера, красота и невинность.

But if Osborne's were short and soldierlike letters, it must be confessed, that were Miss Sedley's letters to Mr. Osborne to be published, we should have to extend this novel to such a multiplicity of volumes as not the most sentimental reader could support; that she not only filled sheets of large paper, but crossed them with the most astonishing perverseness; that she wrote whole pages out of poetry-books without the least pity; that she underlined words and passages with quite a frantic emphasis; and, in fine, gave the usual tokens of her condition.	Но если письма Осборна были кратки и отличались слогом, свойственным воину, то нужно признать, что, вздумай мы напечатать письма мисс Седли к мистеру Осборну, нам пришлось бы растянуть этот роман на такое количество томов, что он оказался бы не под силу и самому чувствительному читателю. Эмилия не только исписывала целые листы вдоль и поперек и даже крест-накрест, в самых противоестественных комбинациях, не оставляя живого места на полях и между строк, но и без зазрения совести выписывала целые страницы из стихотворных сборников и подчеркивала отдельные слова и фразы с самым неистовым жаром, являя все признаки расстройства, свойственного такому душевному состоянию.
She wasn't a heroine.	Она не была героиней.
Her letters were full of repetition.	Ее письма были полны повторений.
She wrote rather doubtful grammar sometimes, and in her verses took all sorts of liberties with the metre.	Она нередко забывала о грамматике, а в стихах не соблюдала размера.
But oh, mesdames, if you are not allowed to touch the heart sometimes in spite of syntax, and are not to be loved until you all know the difference between trimeter and tetrameter, may all Poetry go to the deuce, and every schoolmaster perish miserably!	Но, о mesdames, если вам не разрешается взволновать преданное вам сердце иной раз и не по правилам синтаксиса или если вас нельзя любить, пока вы не усвоите разницы между трехстопником и четырехстопником, то пусть тогда поэзия летит к чертям и да погибнут самым жалким образом все школьные учителя.
CHAPTER XIII	ГЛАВА XIII,
Sentimental and Otherwise	чувствительная, но богатая и другим содержанием
I fear the gentleman to whom Miss Amelia's letters were addressed was rather an obdurate critic.	Боюсь, что джентльмен, к которому были адресованы письма мисс Эмилии, отличался критическим складом ума.
Such a number of notes followed Lieutenant Osborne about the country, that he became almost ashamed of the jokes of his mess-room companions regarding them, and ordered his servant never to deliver them except at his private apartment.	Где бы ни находился поручик Осборн, за ним по пятам следовало такое множество записок, что в офицерском собрании ему покоя не было от всяких шуточек. В конце концов он приказал слуге передавать их ему, только когда он будет один у себя в комнате.
He was seen lighting his cigar with one, to the horror of Captain Dobbin, who, it is my belief, would have given a bank-note for the document.	Кто-то видел, как он зажигал одной из них сигару, к ужасу капитана Доббина, который, я уверен, не пожалел бы банковского билета за такой автограф.
For some time George strove to keep the liaison a secret.	Долгое время Джордж старался держать свои сердечные дела в секрете.
There was a woman in the case, that he admitted.	Что тут была замешана дама - этого он не скрывал.
"And not the first either," said Ensign Spooney to Ensign Stubble.	"И не первая, - говорил прапорщик Спуни прапорщику Стаблу.