Ярое Око (фрагменты)
Шрифт:
– Я прибыл от Золотого Шатра не по своей воле. Величайший приказал отыскать вас на западе и поставить мой бунчук рядом с твоим, Субэдэй.
– Хм... мы и без тебя до сих пор неплохо справлялись со всеми, кто стоял на пути наших коней...
– Это все знают, – кивнул Тохучар. На смуглом лбу, в косой морщине раздумья рыжела пыль пройденных дорог. – Я шел по вашему следу. Развалины и обгоревшие руины городов красноречивей слов... Но сейчас я буду говорить лично с тобой, Субэдэй.
Старик поднял голову. Взгляды их на мгновенье скрестились,
– С меня довольно! – Жгучие глаза Джэбэ метнули черные молнии в сторону незваного гостя. Грудь молодого нойона высоко вздымалась, как если бы он задыхался от быстрого бега. Вскочив на ноги, не отвечая на окрик Субэдэя, он вышел прочь.
...В юрте зазвенела тетивой напряженная тишина.
Тохучар-нойон сидел неподвижно, по-рысьи щуря желто-зеленые глаза. От его колючего царапающего взгляда не ускользнули ни дикие ненавидящие взоры, которыми порою обменивались вожди туменов, ни мучительная растерянность, проступившая на лицах при его появлении.
– Что это с ним? – с лукавым изумлением спросил Тохучар.
– Не догадываешься? Разве не этого ты хотел? – зло усмехнулся багатур и, кряхтя и откашливаясь, протянул правую ладонь к огню. – Стрела бесстрашный, испытанный воин. Он не любит делиться славой ни с кем. А тут ты... Сам знаешь, едущий на чужом коне – в грязи очутится... Не хмурь брови, Тохучар, он молод и горяч.
– Я услышал тебя. Забудем. Собака лает, караван идет.
– Зачем ты так? – осуждающе посмотрел багатур. Потом долго мял пальцами морщинистое горло, словно пропихивал застрявшее репьем слово, глядел в сторону. – Бранная речь далеко слышна... не забывай о сем. Цель Джэбэ – дойти по Последнего моря!
– Как и наша с тобой.
– Тохучар! Я не умаляю твоих заслуг... – Собрав на латунных скулах борозды морщин, Барс с Отгрызенной Лапой вглядывался, стараясь поймать за хвост ускользающую правду нойона. «Тебя здесь еще только не хватало, шайтана...» – подумал старик и перевел взгляд на лицо гостя, странно изменившееся за давностью их последней встречи. – Умерь гордыню, брат. Мы-то уж с тобой довольно напились крови врагов... И боги не раз испытывали зависть к нашим победам. Ответь мне: если я – правая рука Кагана, а ты – левая... то кто же, по-твоему, Джэбэ? – Вытаращенный глаз уставился на Тохучара.
– Он палец на твоей руке... У меня в тумене тоже есть такие же: молодые, ретивые, дерзкие...
– О, не-ет! Таких – у тебя нет! И не забывай... Джэбэ сам возглавляет тумен! Кстати, сколько с тобой мечей? Пыли было до небес! – едко усмехнулся багатур.
– Со мной весь мой тумен – десять тысяч всадников... и пять тысяч всякого сброда. Это «мясо» можно будет первым бросить в когти урусского медведя. Скажи, Субэдэй, что за племя хрисаны? Они сильны? Многочисленны?
– Да, они и вправду сильны и опасны, как разъяренный медведь. Народ их плодовит, мечи длинны, а руки в сече не знают устали... Но с приходом твоих воинов, – Субэдэй почесал грудь плеткой, –
– Ты прозорлив, как гриф... и хитер, как барс, путающий след. Твои слова: Джэбэ завтра будет драться с урусами, так?
– К чему ты клонишь, нойон?
– А как же Стрела? Ведь он не желает ни с кем делиться победой... Даже с тобой?
– Кхэ... Вот ты о чем, – скрипуче хахакнул багатур. – Хороший вопрос. Но ответ на него сможет дать только завтрашний бой. Жизнь – это смерть. Смерть – это жизнь. Разве не так говорят наши мудрецы?
Вместо ответа нойон поманил длинным пальцем Субэдэя и, понизив голос до шепота, поведал ему о приказе Чингиз-хана.
– Теперь о главном. Мне было велено отправиться на запад, на поиски вас... Быть рядом в черный день... и передать тебе в руки послание Великого Кагана. Вот оно.
Отряхивая пыль со свитка, Тохучар протянул его багатуру.
– Тебе ведомо, что написал Величайший?
– Нет. Но я, как и ты, знаю другое... Ослушаться воли Кагана нельзя.
– Хай, хай... – Старик отдернул руку от протянутого свертка, как от огня. Язык Барса с Отгрызенной Лапой безмолвствовал, но Тохучар и без слов понял все. «Может быть, Единственный... желает нам удачи в битвах... – говорил слезящийся от дыма очага глаз старика, – а быть может, он приказывает повернуть коней на восток? К Золотому Шатру? Тогда... наши воины откажутся доставать из ножен мечи... А утром – тут будут урусы! Если орда уйдет перед самой битвой, что подумают о нас презренные хрисаны? Ойе! Эти злобные псы разнесут по всей Руси, что войско великого Чингиз-хана при одном только виде их бород показывает хвосты лошадей!»
Концом обгоревшей ветки зарывая в золу заплутавшего муравья, Тохучар спросил:
– Так каков будет твой ответ?
– Ты мне ничего не говорил. Я тебя... до битвы не видел. Стало быть, и ничего не слышал. Сейчас я буду спать. Отдохни и ты, путь был не близким. Утром я поведу войско навстречу урусам... И если боги сохранят мне жизнь, то после битвы, перед всей ордой... ты передашь мне свиток Потрясателя Вселенной...
– Ловко у тебя все получается, Субэдэй... Что тут скажешь? Но ты знаешь, как говорят наши мудрецы. – Тохучар зловеще усмехнулся и похоронил муравья, надвинув на него загнутым вверх носком сапога ворох раскаленной золы. – «Что сделаешь для друга, то сделает для тебя и друг... К скупому гость не стучится». Да, брат мой, все может быть так, как хочешь ты... если я буду знать, где завтра встанет для боя мой тумен. Я тоже, как и твой Джэбэ, ни с кем не привык делиться славой... Даже с тобой, Субэдэй...
– Хм, хороший ответ... – Багатур пару раз метнул на Тохучара подозрительный взгляд. Хитрые, злые искры мелькнули в его настороженном оке, когда он стал устраиваться на ложе. – На дне терпения оседает золото, брат. Были бы буйволы, а погонщики найдутся. Все будет завтра. Прощай.