Ярославна
Шрифт:
– Верно.
– Советник оперся бедром на стоящее напротив кресло и сложил руки на груди.
– Наша семья не претендует на Высокородность. Нам хорошо жить так, как мы живём. Мы не хотим влезать в политику и интриги Высокородных. Мы честно исполняем свой гражданский долг перед Содружеством. Так?!
– Продолжаю я срывающимся от волнения голосом.
– Так!
– Невероятные бирюзовые глаза слегка прищурились.
– Тогда, у меня тольк одна просьба. К вам. Донесите её, если это не составит труда, до прочих заинтересованных лиц. Ну, или до сплетников. И ... и до себя ... тоже ...
–
– Я прошу отстать от моей семьи! И от меня. Всех. Только деловые отношения.
– Хорошо. Я выполню вашу просьбу. Но ... боюсь, что это только подогреет любопытство.
– Что же тогда делать?
– От неловкости и смущения в уголках глаз снова защипало.
– Простите ... слёзы ... это просто гормоны ... Я не отношусь к любительницам манипулировать слезами...
– Это я тоже уже давно понял.
– Он приседает рядом на корточки и промокает слёзы.
– Простите ... я - идиот! Вам нельзя нервничать. И вам нужны только положительные эмоции. У меня совсем нет опыта общения с беременными.
И это время моя малышка выбрает, чтобы толкнуться.
Бирюзовый взгляд впивается в живот.
– Это ... ребёнок?!
– Как видите ...
– Это ... больно? Вам?
– Сейчас уже не больно.
– Невольно улыбаюсь, ласково поглаживая животик, - А вот в первый раз... у меня аж дыхание перехватило.
– Вы ... позволите ... я понимаю, что прошу невозможного... но ... разрешите ... коснуться вас?
– Зза...чем?!
– Глупо спрашиваю я, а в душе порхают глупые, счастливые бабочки.
– Почувствовать ... как толкается ребёнок .
Не знаю, что не меня нашло. Никак - снова - полное помутнение рассудка. Но я разрешаю.
Мужчина, закусив губу белоснежным клыком, касается живота.
А дочка толкается именно туда, где лежит крупная мужская ладонь.
– Яра?!
– Папа-Оэн, распахнув крылья, занимает кажется всю столовую.
– Советник позволил себе лишнее? Он тебя обидел? Сделал больно? Напугал?
– Нет.
– Мотаю я головой, заливаясь горячим румянцем, - Он попросил разрешения почувствовать как толкается дочка.
– Ах, это...
– Птиц успокоился так же быстро, как разгневался.
– Понятно. Многим такая радость не доступна.
– Она ... снова толкнулась!
– Сообщает Советник. И вид у него сейчас - совершенно пьяно-дезориентированный.
– Конечно, толкается, - Сварливо ворчит Птиц, мимолётно прикрывая меня крылом, - Что удивительного?! Внучка растёт бойцом! Вся в нас! Всё! Довольно! Вам и так позволили слишком много!
Наагат послушно встаёт и отходит за стол.
– Советник, вы столь часто бываете на нашей планете, что я уже начинаю беспокоиться о том, что другие проекты, находящиеся под вашим кураторством, могут не получить необходимого внимания.
– Я сам определяю приоритетность того, или иного объекта.
– Мужчина уже пришел в себя и снова обрёл отстранённую высокомерную холодность.
– Наша семья тоже входит в список приоритетных объектов?!
– Встопорщился пторх.
– В какой-то мере - да.
– Почему вы лично занимаетесь нами?! Снова, из-за профессиональной необходимости? Объяснитесь! Мы все устали от лжи и интриг.
– Не только.
– Советник взлохматил коротко стриженые волосы.
–
– Я клянусь, что никогда не причиню не только боли и неприятностей, вашей дочери. Но и даже минимального дискомфорта.
– Я не хочу ничего слышать!
– Выпаливаю я прежде, чем осмысливаю сказанное.
– Все вы одинаковые! Нет-нет-нет!
И сбегаю. Уж лучше останусь голодной, чем снова заглотить наживку от очередного Высокородного!
Злость и разочарование накатывают волнами. Злость - на себя, в первую очередь. Потому что снова подлое тело готово поверить ещё одному представителю сильной половины Вселенной, подзабыв о том, что первые два его почти угробили. Разочарование же от того, что вопреки всему, ОН не возразил, не остановил.
Ещё и дочка, от чего-то, стала бурно выражать своё возмущение моим поспешным бегством. Интересно, она это из-за того, что я голодная, или ей понравился совершенно посторонний мужик?!
Поплакала, завернувшись в бархатный плед и уснула.
А разлепив глаза, узрела задумчивых Оэна и Златона.
– Проснулась?!
– Злат легко встал и погладил меня по волосам.
– Птиц сказал, что ты вспылила на Советника. Неужели был повод?
– Был, - Я снова обиделась. Теперь уже на отцов, - Клинья он подбивает... явно нацелился на что-то. На какую-то очередную военную тайну, в которую замешана наша семья. Тоже мне, нашел слабое звено!
– Яруша, - Папа-карианец присел рядом и погладил мою руку, - Советник и так имеет доступ ко всем открытиям, которые появляются при исследовании монстров. Что именно в его поведении тебя задело и обидело?
– Зачем ...?! Зачем он делает вид, что я ... я ...
– Спазм сдавил горло, не давая говорить.
– Ох ты, недоверчивая наша!
– Златон сгрёб меня себе на колени и обняв, шепотом, начал говорить, - Ты меня не перебивай, хорошо? Первое и главное - мы никогда не влезем в твои отношения. Будем говорить своё мнение. Помогать, чем можем. Но ты тут решаешь сама. Тссс ... дай договорить. Что касается Советника. Он не делает вид. Ты ему, действительно, очень нравишься. Это не очень явно, потому что он когда-то уже потерял Атею. Девушку кто-то убил. И убийц не нашли. Как он выжил - сложно сказать. Семья, и его мать и сестра, постоянно навязывают своих протеже. Потому он избегает появляться дома. Хоть очень любит мать. И она имеет на него колоссальное влияние. Во всём. Кроме личной жизни. Она даже гарем ему набирает. К которому Советник ни разу не прикоснулся. Он предпочитает утолять физиологический голод в самых простых развлекательных центрах.
– Я-то тут при чём?!
– Фыркаю я, и затихаю, ожидая ответа.
– Ты ему нравишься.
– Повторяет Оэн, мрачно хрустя сухариком.
– Зачем вы мне это говорите?!
– Просто. Информируем. Но это ещё не всё. И сейчас я это говорю по настоянию Советника. Он понимает, что эти слова могут навсегда отвратить тебя от общения с ним. Но хочет быть честен. И это очень ценно!
– Говорите уже!
– Соглашаюсь я, с благодаростью принимая от пторха сладкий сухарик и задумчиво жуя.