Ярость ацтека
Шрифт:
– !Santa mierda! – не удержался я от кощунственного возгласа. – Он умер!
Едва бедолага успел отдать Богу душу, как в дверь снова забарабанили.
– Операция еще не закончена! – крикнул я.
Колени мои дрожали так сильно, что мне пришлось прислониться к спинке кровати. Что делать?
Я выглянул в окно. Внизу меня дожидался оседланный Ураган, однако сбежать было не так-то просто. Во-первых, слишком высоко: сиганув из окошка, запросто можно сломать ногу, а на одной ноге до коня не допрыгать. А во-вторых, поблизости несут караул два vaqueros. Они мигом перережут мне глотку. Путь через дом тоже отрезан: там поджидают скорбящая вдова и любящий сын. И пусть они готовы выпотрошить
Пока я обдумывал, как мне не отправиться на тот свет следом за своим пациентом, противная собачонка задрала ногу и наделала мне на штанину.
Со злости я чуть не огрел чертову псину раскаленной кочергой, но тут меня осенило: «!Madre de Dios! Да эта собачонка моя спасительница!»
Оторвав от простыни полоску ткани, я крепко замотал собаке морду, лишив ее возможности лаять, потом привязал дергавшееся животное к груди мертвеца и натянул сверху покрывало, прикрыв Писо, после чего отступил на шаг, полюбоваться делом рук своих. Получилось здорово: грудь покойного колыхалась, ну ни дать ни взять, он дышит. Во всяком случае, хотелось верить, что именно так и покажется Руперто. Внезапно успокоившись, я подошел к двери спальни и открыл ее, но когда сын и вдова попытались войти, я преградил им путь.
– Операция прошла благополучно, и сейчас больной уснул. Его нельзя беспокоить, пока я не вернусь с лекарством.
Разумеется, я позволил родственникам заглянуть внутрь и убедиться, что мой пациент дышит, после чего быстро вышел, закрыл за собой дверь и приложил палец к губам.
– Тсс! Вы должны соблюдать тишину. Самый легкий шум может убить его. Оставайтесь здесь, а я схожу за лекарством, оно у меня в седельной суме.
Пара стервятников осталась следить друг за другом, гадая, что лучше предпринять, чтобы не упустить наследство, а я быстро спустился по лестнице и выбежал через парадную дверь.
Двое vaqueros, когда я вышел, уставились на меня с вопросительным видом.
– Произошло чудо, возлюбленные сыновья мои, настоящее чудо, – провозгласил я, осенив их крестным знамением. – Падайте ниц и благодарите Господа за спасение вашего доброго хозяина.
Пока они опускались на колени, я вскочил в седло.
– Молитесь, дети мои! Воздавайте хвалу Господу за чудо!
С этими словами я пришпорил Урагана, припал к его гриве, и он, пустившись с места в карьер, унес меня прочь.
LOS CONSPIRADORES [1]
30
Падре Мигель Идальго остановился перед дверью одной из комнат собственного дома и тихонько постучал.
Дверь открыла домоправительница.
– Как она? – шепотом спросил священник.
– Я не сплю, – донесся до него с кровати голос Марины.
Он подошел к постели и взял ее за руку. Как и всякому священнику в любом маленьком городке, падре Идальго не раз приходилось видеть убийства и насилие, побои и воровство, однако прежде все эти грехи редко затрагивали его ближайшее окружение. Марина была не просто его смышленой помощницей. Священник относился к ней как дочери, а потому сейчас, стоя рядом с постелью индианки и глядя на ее опухшее, покрытое ссадинами лицо, испытывал не только подобающее духовному лицу сострадание, но и вполне мирскую ярость.
1
Заговорщики (исп.).
– Есть вести о?.. – начала было Марина.
– Нет, но это и к лучшему. Они его не поймают, ведь его конь может обогнать ветер.
– Мне так жаль, падре, что вся ваша работа...
Идальго присел на краешек ее постели.
– Нет, дитя мое, не только моя работа, но и твой труд, и пот сотен других людей.
–
– Нет, милая, нашу волю, наше желание бороться им не уничтожить.
Марина взяла священника за руку.
– Я боюсь за вас, падре. Я вижу в ваших глазах то, чего не видела раньше. Гнев, ярость волка, защищающего своих детенышей.
* * *
То и дело оглядываясь, падре Идальго ехал в ночи, оставив Долорес и направляясь в Сан-Мигель-эль-Гранде, куда рассчитывал добраться не раньше полудня. Чтобы сохранить отъезд в тайне, он отправился в путь в темноте, в сопровождении двух телохранителей.
Священнику предстояла встреча с людьми, которые, как и он сам, понимали, что Новую Испанию спасет не Нагорная проповедь, но ружейное дуло.
Священник очень хорошо знал Долорес, Сан-Мигель, Гуанахуато, Гуэретаро, Вальядолид и другие города Бахио. Здесь, в 1753 году, он увидел свет и здесь же дожил до нынешних пятидесяти шести лет. Его полное имя было Мигель Грегорио Антонио Игнасио Идальго-и-Костилья-и-Гальяга Мондарте Вильясеньор. Хотя он не любил тех, кто кичился чистотой крови, сам при желании мог бы похвалиться ею с куда большим основанием, чем большинство испанцев, родившихся в колонии. Его отец, Кристобаль Идальго-и-Костилья, уроженец Техупилько, что в интендантстве Мехико, обосновался в Пенхамо, провинция Гуанахуато, где служил управляющим на большой гасиенде. Женой его стала Ана Мария Гальяга. Мать Мигеля умерла, вынашивая пятого ребенка, когда нашему герою было всего восемь лет. Отец его, будучи человеком прогрессивных взглядов, настоял на том, чтобы дети получили образование, и сам научил их читать и писать. Когда Мигелю исполнилось двенадцать лет, отец послал его и его старшего брата в Вальядолид, учиться в иезуитском коллеже Святого Франциска Хавьера. Однако два года спустя король изгнал иезуитские коллежи из Новой Испании, решив, что стремление иезуитов обучать и просвещать индейцев является угрозой для гачупинос.
Мигель и его брат вернулись домой в Корралехо. Поскольку коллеж закрыли в середине семестра и у нашего героя не имелось возможности продолжить учебу в другом месте, он отправился с отцом в Техупилько, где проживали индейцы отоми. Юный Мигель близко сошелся с ними, подружился со многими и выучил их язык. Кроме того, он знал латынь, французский и, несколько хуже, английский.
Вскоре после этого отец послал его в знаменитое учебное заведение – коллеж Святого Николая, дабы Мигель изучил богословие и подготовился к принятию духовного сана. Во время учебы в коллеже благодаря пытливому уму и сообразительности он заслужил прозвище El Zorro – Лис.
Завершив учебу, Идальго занялся преподавательской деятельностью и в конце концов возглавил коллеж. Однако его слишком либеральные взгляды не встретили понимания со стороны церковных властей. Покинув коллеж, наш герой почти десять лет прослужил приходским священником, пока его не погнали и с этой должности за неоднократные публичные выступления обличительного характера.
Несколько лет мятежный священник скрывался от инквизиции, а потом приехал в Долорес, где его брат Хоакин возглавлял приход. Когда в 1803 году его брат скончался, священником городской церкви стал Мигель.
Где бы этот человек ни служил, чем бы ни занимался, его дом всегда становился центром культурной и общественной жизни, привлекавшим к себе всех, кто интересовался музыкой, театром, литературой и новейшими течениями в науке.
Отнюдь не на радость церковному начальству Мигель вслух читал французские пьесы и политические эссе и любил обсуждать их с гостями. Изучая Тору и Коран, он узнал и об исключительной терпимости мусульман, и о том, сколь многим обязаны Испания, христианская церковь, да и вообще весь мир евреям. И если бы он хотя бы держал все эти знания при себе, это бы еще полбеды; но нет, к вящему ужасу духовных властей, падре Идальго открыто высказывал подобные еретические мысли.