Ярость ацтека
Шрифт:
Хотя кто знает, может когда-нибудь справедливость восторжествует: мне не придется скрываться от закона и палачей и тогда я получу возможность оценить по достоинству древнюю культуру своих предков.
41
Чолула
От Сан-Агустина до Пуэблы было около тридцати лиг, и поездка туда оказалась неутомительной и приятной.
Этот богатое поселение – его полное название Пуэбла-де-лос-Ангелес, то есть Город Ангелов, – лежавшее на широкой плоской равнине у подножия Сьерра-Мадре, к юго-востоку от столицы, претендовало на
А вот что меня действительно изумляло, так это почему Карлос до сих пор не вступился за честь своей возлюбленной. Поначалу я, зная, что молодой ученый далеко не трус, ожидал, что он потребует от меня сатисфакции, предложив выбирать между шпагами и пистолетами, но ничего подобного не произошло – Карлос упорно хранил молчание. Поэтому я невольно усомнился в том, что мой друг пошел на преступление из любви к красавице графине: пожалуй, в сердце человека, так увлеченного политикой, историей и прочими учеными премудростями, нет места для безумной, пылкой страсти. Только представьте, на протяжении всего путешествия Карлос не проявлял видимого интереса к легионам попадавшихся нам по дороге хорошеньких сеньорит. Работа поглощала его целиком.
Пуэбла, в отличие от Гуанахуато, облик которого определяли рудники, внешне напомнила мне столицу колонии. Дома, окружавшие центральную площадь, имели в основном по три этажа и были крыты черепицей, многие были окрашены в яркие, броские цвета и имели балконы с затейливыми железными решетками.
В том, что Пуэбла была богатым городом, сомневаться не приходилось: повсюду нам попадалось множество роскошных карет, запряженных великолепными рослыми мулами; на запятках красовались слуги в дорогих ливреях.
Мы с Карлосом остановились в частном доме: он в комнате на третьем этаже, а я – на первом, на задворках кожевенной лавки.
Когда мы направлялись к главному собору Пуэблы, Карлос заметил, что здешняя архитектура во многом сходна с зодчеством Толедо, одного из величайших городов его родной Испании.
Я мог бы сказать ему, что Толедо не совсем уж чужой город и для меня: все-таки отец Ракель, моей бывшей невесты, сколотил состояние, торгуя клинками из толедской стали.
С высокой башни собора были видны вершины двух вулканов: тот, что повыше, называется Попокатепетль, «Дымящаяся гора», а тот, что пониже – Истаксиуатль, «Белая женщина». Оттуда же мы разглядели еще одну увенчанную храмом пирамиду. Даже издали это величественное сооружение производило впечатление.
– Чолула, – промолвил Карлос, указав на нее. – По площади основания и объему она превосходит даже знаменитые египетские пирамиды.
– Отсюда кажется, будто на вершине холма стоит церковь, – заметил я.
– S'i, она заросла еще пуще, чем пирамиды в Теотиуакане. Завтра мы рассмотрим ее более подробно.
Я покачал головой.
– Не могу поверить в то, что это пирамида.
– Да еще какая – это настоящая королева пирамид! Многие индейские сооружения разрушили, а их камень пустили на строительство церквей. Остальные
Выйдя из собора, мы очутились на главной площади. Церковь, которая находилась рядом, была непритязательна с виду и не имела броских наружных украшений, но зато отличалась изысканностью и великолепием внутреннего убранства. Радовали взгляд серебряный алтарь и высокие колонны со сверкающими позолотой капителями.
– Пуэблу не зря называют городом церквей, – заметил Карлос, когда мы шли по главной площади. – Их тут более шести десятков, и это не считая всяческих религиозных школ да двадцати мужских и женских обителей. «Слишком много церквей», – подразумевал его тон, что выглядело вполне естественным для почитателя французского императора, объявившего, как известно, войну «суевериям».
Я, однако, критического настроя Карлоса не разделял, считая церковь полезной хотя бы тем, что она дает утешение женщинам, старикам, малым детям и всем, кто страшится Страшного суда. Но сам я, разумеется, надобности в таком утешении не испытывал, ибо понимал, что моя собственная душа безвозвратно и необратимо обречена на муки ада.
Выйдя на площадь, мы утолили жажду, купив соков – манго и лимонного. Уличные торговки продавали соки наряду с пульке и шоколадом; они держали их в маленьких бутылях, каковые хранились в больших красных глиняных сосудах, наполненных водой и зарытых в песок. Покупателям также повсюду предлагали цветы, главным образом маки.
Пуэбла понравилась Карлосу чрезвычайно: он нашел, что город этот обладает многими достоинствами столицы, но лишен при этом излишней спешки и суеты.
Утолив жажду, мы направились к епископскому дворцу, где Карлос договорился об осмотре библиотеки. Библиотека занимала красивое и довольно большое помещение: не менее ста шагов в длину и двадцати в ширину, а уж сколько там было томов в кожаных переплетах, трудно и вообразить. Мне, как человеку, гордившемуся (хотя я и ни за что не признался бы в этом ученому Карлосу) тем, что он не прочел в жизни ни одной книги, казалось, что их количество там определенно избыточно.
Некий важный сеньор, который назвался всего лишь главным библиотекарем, провел нас по книгохранилищу, где помимо всего прочего имелся отдельный закуток для книг, чтение коих не подобало доброму христианину и которые без особого разрешения не выдавались даже священникам. Позднее Карлос объяснил мне, что многие из этих сочинений прибыли из Испании, но были конфискованы инквизиторами, которые встречали корабли и тщательно проверяли грузы: а нет ли там чего неподобающего.
– Я так понимаю, что у вас хранятся тридцать два тома индейских иероглифических рисунков, сделанных еще до начала Конкисты, – сказал Карлос библиотекарю.
– Эти материалы не выдаются для просмотра, – равнодушно ответил тот.
Мой друг нахмурился и воззрился на библиотекаря в упор.
– У меня поручение от самого короля Испании – изучить индейские древности и составить их каталог.
– Эти материалы не выдаются для просмотра.
– Но почему? Нельзя ли сделать исключение? Я ведь вам объяснил, что сам король... поручил мне... – Карлос настолько разволновался, что стал заикаться.
– Эти материалы не выдаются для просмотра, – вновь прозвучал бесстрастный ответ.