Ярость и пули

Мади Скайла

Хасс фыркает, его серые глаза вспыхивают интересом.

— Ей не нравятся белые девушки?

— Ей нравятся белые девушки... при условии, что я не буду заделывать с ними детей.

Тэд подцепляет омлет ложкой и запихивает его в рот. Когда он понимает, что мы с Хассом смотрим на него, пожимает плечами, глотает и объясняет:

— Она очень гордится своим наследием и не хочет разбавлять генеалогическое древо.

Хасс смеется и хватается за стакан с чистой холодной водой.

— Полная лажа.

— Это моя мамулечка.

Тэд хохочет, а Хасс

пьет воду. Опустошив стакан, Хасс ставит его на кухонную стойку и вытирает рот, прежде чем широко улыбнуться в моем направлении. Самодовольный ублюдок.

— Ну? — намекает он, слегка откидывая голову назад.

— Ну... что?

— Твои соски. Какого они цвета?

Он одаривает меня пошлой ухмылкой, за которую Джай убил бы его. Честно говоря, я никогда не была девушкой с одним мужчиной... до недавнего времени. Мысль о привязанности к одному человеку — одной душе — тревожит. Любопытно, что я решаю воспользоваться возможностью проверить себя и испытать свои сильные чувства к Джаю, попытавшись ответить на вызывающую ухмылку Хасса. Могу я это сделать? Я чувствую, как мое лицо напрягается, и непроизвольно хмурюсь. Наверное, я стала другой женщиной. Джай так сильно на меня влияет? Неужели я питаю к нему такие сильные чувства, что не хочу быть ни с кем другим?

С физической точки зрения, Хасс должен был бы воспламенить меня и возбудить. Он высокий, сексуальній, уверенный в себе, и в нем есть как раз нужное количество непристойности, но желания просто нет. Я бы не стала дважды думать о том, чтобы трахнуться с ним в свои «пред-Джайские» дни... но сейчас все по-другому. Теперь я не хочу делить свое тело с кем-то еще.

Оглушающие шаги гремят по веранде, становясь все громче и громче. И только тогда я растягиваю губы в ухмылке.

Потому что знаю, чьи это тяжелые ноги вызывают такой шум, и принадлежат они моему зверю.

— Спроси его, — говорю Хассу, победно улыбаясь.

Дверь распахивается, тонкое дерево ударяется о стену дома, и вот он.

Каждый его сердитый сантиметр.

Плечи Джая расправлены, брови нахмурены, а красивое лицо испорчено кровоточащей разбитой губой. Полагаю, разговор с Джоэлом прошел не очень гладко.

Джай проносится через кухню, яростный и смертоносный, как торнадо, и быстро поднимается вверх по лестнице, топая по половицам, как будто роняет камни.

Хасс снова поворачивается к тарелке и берет вилку.

— Я пас.

Попивая свой сок, Тэд тихо ржет. За убийственным Джаем пробегает Джоэл. Его лицо дикое и сердитое, но глаза выдают — он в панике и разочаровании, подчеркнутым блеском сожаления. Джоэл направляется к лестнице, но не поднимется по ней. Только через мой труп. Я отталкиваюсь от стойки и быстро пересекаю комнату. Встав перед Джоэлом, преграждаю ему путь наверх. Я не позволю ему еще больше расстраивать Джая. Не сегодня.

Джоэл успокаивает дыхание, выдыхая через нос.

— Я просто хочу извиниться. Вот и все.

Я пожимаю плечами.

— Дай ему немного времени.

Если

я позволю Джоэлу сейчас подняться наверх к Джаю — в том состоянии, в котором он сейчас находится — знаю, что Джай, в конечном итоге, сделает что-то, о чем потом пожалеет. Я видела темноту в его глазах, когда он вошел в дом, и это был не гнев от давления, которое его брат оказал на него.

Это была ярость.

Смертельная ярость.

Соедините это с тем, что Джоэл, по-видимому, ударил Джая, и у вас получится идеальный коктейль для смерти одного человека.

Мурашки бегут по моим рукам, распространяясь по всему телу. Честно говоря, мне немного страшно. Меня пугает отсутствие эмоций, которые я почувствовала от Джая, когда он вошел в дом. От этого я содрогаюсь... в последний раз, я ощущала подобное отсутствие человечности внутри него, когда он сражался в туннелях под землей.

Он был жестоким.

Холодным.

Он был другим человеком, одержимым демоном, у которого была ненасытная жажда крови.

Джаю нравилось это. Он никогда этого не признает, но ему нравилось избивать своих противников до полусмерти, и я знаю, что его брат не освобожден от такого наказания. Насколько понимаю, я делаю Джоэлу одолжение, не позволяя подняться наверх, особенно если ему нравится его милое личико.

Джоэл пытается протиснуться своим большим жилистым телом мимо меня.

— Я же сказал, что хочу извиниться и только.

Я преграждаю ему путь, хлопнув рукой о стену перед его грудью, и смотрю ему прямо в глаза.

— И я сказала тебе дать ему минуту. Испытай меня, и я сделаю так, что ты больше никогда не увидишь свою драгоценную Монику. Понятно?

Разве похоже, что я играю? Разве похоже, что я мешаю ему подняться наверх потехи ради?

Нет.

И, клянусь Богом, я прирежу этого сучьего потроха, если он попытается меня оттолкнуть.

Мы застываем, глядя в глаза друг друга. Джоэл анализирует различные способы прохода мимо меня, не пихая меня в сторону. Проходит целая вечность, прежде чем он позволяет своему телу успокоиться и расслабляет мышцы.

— Ладно. Пусть будет по-твоему.

Он уходит, медленно и тяжело шагая по коридору к своей комнате, с чувством вины и грусти.

Спасибо Господу за это. Я выдыхаю и расслабляю мышцы, опуская обе руки на бедра. На данный момент, я даже рада, что осталась одна. За моими пределами нет никакого внешнего давления. Я делаю то, что хочу, когда хочу, и это не влияет ни на кого другого.

Повернувшись, я бегу вверх по лестнице, не в силах избавиться от желания утешить Джая. Мой разум по одному подсовывает воспоминания в голову — яркие воспоминания о тех временах, когда я отказывала кому-либо в утешении, предпочитая относиться к ним как к прокаженным, а не как к друзьям.

Ты никогда раньше не хотела никого утешать — даже Холли Питерсон, когда умер ее муж — а она была единственной, кто разговаривал с тобой, когда ты пыталась стать медсестрой. Может быть, ты начинаешь влю…