Ярость стрелка Шарпа
Шрифт:
Все в недоумении уставились на него.
— Не обращайте внимания,— сказал Харпер.— Парень строит из себя умника.
— Это Шекспир, сержант.
— А мне наплевать, пусть хоть сам архангел Гавриил. Ты просто задаешься.
— В Сорок восьмом был такой сержант Шекспир,— сказал Слэттери.— Та еще сволочь. Подавился орехом. Насмерть.
— От ореха не умирают! — возразил Перкинс.
— А вот он окочурился. Рожа посинела, и… отдал концы. Оно и к лучшему. Зверь был.
— Господи, спаси Ирландию! — пробормотал Харпер. Правда, к смерти сержанта Шекспира эти слова не имели никакого отношения, а были вызваны появлением на берегу и движущейся навстречу им кавалькады. Вьючные мулы неслись во весь опор, не разбирая дороги.
— Стоять! — скомандовал Шарп. Они сбились тесной группкой, и мулы, разделившись, пронеслись мимо. Капитан Гальяна попытался выяснить у погонщиков, что случилось, но ему не ответили.
— А я и не знал, Фергус, что ты служил в Сорок восьмом,— сказал Хэгман.
— Три года, Дэн. Потом их отправили в Гибралтар, а я приболел и остался. Чуть не помер.
Харрис попытался схватить пробегавшего мимо мула, но тот проскочил.
— И как же ты попал в стрелки?
— Служил капитану Мюррею, а когда он подался в стрелки, то и меня взял с собой.
— А что ирландцу делать в Сорок восьмом? — удивился Харрис.— Они же из Нортгемптоншира.
— Их набирали в Уиклоу,— сказал Слэттери.
В конце концов капитану Гальяне удалось остановить одного погонщика, который сбивчиво рассказал о наступлении французов.
— Говорит, что противник захватил тот холм.— Гальяна указал на Черро-дель-Пуэрко.
Шарп развернул подзорную трубу и снова задействовал Перкинса в качестве подставки. На вершине капитан увидел артиллерийскую батарею и по меньшей мере четыре батальона синих мундиров.
— Точно, они там,— подтвердил он и, повернув трубу в сторону деревни, расположенной между холмом и морем, обнаружил испанскую кавалерию. Была там и испанская пехота, два или три батальона, но они отдыхали на берегу между дюнами. Ни захват высоты французами, ни звуки боя, разгоревшегося в лесу слева от Шарпа, похоже, нисколько не беспокоили ни тех, ни других.
Шарп протянул подзорную трубу Гальяне.
— У меня своя,— ответил испанец.— И что они там делают?
— Кто? Французы?
— Почему они не атакуют вниз по склону?
— А что делают те испанцы? — спросил Шарп.
— Ничего.
— Значит, они там и не нужны. Похоже, внизу лягушатников уже ждут. А там с ними уже заканчивают.— Шарп указал в сторону леса.— Вот туда я и пойду.— Мулы уже проскочили, и несколько погонщиков шли за ними, подбирая рассыпавшиеся лепешки. Шарп тоже подобрал одну и разломил пополам.
— Так мы, сэр, ищем Восьмой? — поинтересовался Харпер, когда они направились к лесу.
— Да. Только сомневаюсь, что я их там найду.
Одно дело заявить о желании отыскать полковника Вандала, и совсем другое — отыскать его в этой неразберихе. Еще неизвестно, здесь ли вообще Восьмой полк — они могли быть где угодно. Ясно, что какие-то французы находились за протокой, другие заняли холм, и еще какие-то за сосновым лесом, где били пушки. Шарп поднялся по песчаному откосу, спустился и оказался в тени деревьев. Гальяна, весь план которого, похоже, свелся к тому, чтобы держаться рядом с британцем, снова спешился — низкие ветви не позволяли ехать верхом.
— Тебе со мной идти необязательно,— сказал Шарп Харперу.
— Знаю, сэр.
— Я к тому, что это не наше дело.
— Там полковник Вандал, сэр.
— Его еще нужно найти,— с сомнением заметил Шарп.— Сказать по правде, Пэт, я здесь только потому, что мне нравится сэр Томас.
— О нем все хорошо отзываются, сэр.
— И это наша работа, Пэт,— сурово добавил Шарп.— Там дерутся, а мы солдаты.
— Выходит, дело все-таки наше?
— Конечно, черт возьми.
Некоторое время Харпер шел молча, потом спросил:
— Так вы, сэр, и не собирались нас отпускать?
— А ты бы ушел?
— Я же здесь, сэр,— сказал Харпер, уклонившись от прямого ответа.
Мушкетный огонь впереди усилился. Отдельные выстрелы, напоминавшие треск сухих веток под ногой, смолкли, и теперь лес вздрагивал от резких, гулких залпов, за которыми слышались пронзительно-тревожные крики трубы и ритм барабанов. Мелодия звучала незнакомая, и Шарп решил, что играет французский оркестр. Потом загрохотали пушки. Между деревьями, стряхивая иголки, засвистели пули. Французы били картечью, и воздух пах смолой и пороховым дымом.
Через несколько минут они вышли к колее, накатанной колесами орудийных лафетов. С десяток привязанных к деревьям мулов охраняли три красномундирника.
— Вы из Гемпширского? — спросил Шарп, увидев желтый кант.
— Так точно, сэр.
— Что тут происходит?
— Мы не знаем, сэр. Нам сказали охранять мулов.
Пошли дальше. Пушки стреляли уже постоянно, чередуясь с мушкетными залпами, но стороны еще не сблизились, потому что Шарп слышал и отдельные выстрелы, говорившие о том, что стрелковые цепи по-прежнему развернуты. Картечь и пули проносились по лесу подобно порывам ветра.
— Высоко берут лягушатники,— заметил Харпер.
— Как всегда, слава богу.
Шум боя нарастал по мере того, как они приближались к краю леса. Под сосной лежал мертвый португальский стрелок. Коричневый мундир потемнел от крови. Смертельно раненный, он, должно быть, приполз сюда, оставив на сухих иголках кровавый след. В левой руке солдат сжимал распятие, пальцы правой замерли на ложе винтовки. Чуть дальше, шагах в пяти от португальца, дергался и хрипел красномундирник с черной дыркой на мундире с желтым кантом.