Ящик водки. Том 4
Шрифт:
— Уже запрещено.
— Да? Ну, тогда, может, не стоит?
— А какой вопрос ты хотел вынести на обсуждение?
— О реформе избирательной системы в стране. Предложить народу Две на выбор. И пусть он возьмет ту, какая ему больше подходит, но потом чтоб не жаловался. И больше ни на кого не спихивал ответственность. Первая схема такая предлагается: избирательное право имеют граждане Российской Федерации, являющиеся русскими по происхождению, имеющие образование не более 11 классов.
— Не более?
— Не более. Я не оговорился. И к тому ж не знающие иностранных языков. И имеющие собственности не более чем на 30 тысяч долларов. Это, значит, один вариант.
— Есть вопрос: а как ты определяешь
— Не ссы. Это легко — в паспорте же все записано. По паспорту, и еще контролировать по е…алу. Ну это технические детали, Алик, не морочь мне голову.
— Ха-ха! Ладно.
— Если принимается эта система, то дается пара лет на ее ввод в действие. Она не сразу вступает в законную силу…
— …до тех пор, пока она не подтверждается другим референдумом.
— Нет, чтоб за это время все, которые не катят, могли как-то…
— Съе…аться.
— Заметьте, не я первый это сказал. И второй же еще есть у меня вариант. Такой, что избирательным правом пользуются граждане РФ в возрасте от 30 лет — взрослые, мозги есть, уже семья, дети, ответственность… Можно ужесточить: нету детей — тоже не пускать к избирательной урне. Бездетные, они слишком легкие на подъем… им приключений хочется… На кой им стабильность? Еще можно, с другой стороны, включить возрастной ценз. Средняя продолжительность жизни 60 лет? Значит, люди старше 60 не допускаются к голосованию: по статистике, им не жить при новом президенте, увы, они с высокой долей вероятности помрут. Какое ж у них моральное право решать за других? Они, может, с досады захотят подосрать остающимся… Так в аэропорту, если ты отказываешься лететь, твой багаж выгружают из самолета: мало ли ты чего туда заложишь, для посторонних. И еще должен быть имущественный ценз: чтоб у кандидата в избиратели было задекларированной собственности не менее чем на миллион долларов. Само собой, диплом о высшем образовании обязателен.
— И еще, наверное, люди должны подтвердить документально, что они нерусские?
— При моем подходе это уже не важно. Вам 30 исполнилось? Принесите справку о миллионе долларов и диплом установленного образца.
— Ха-ха!
— Когда вы это все предъявите, вас попросят пройти на избирательный участок и совершить акт свободного волеизъявления. Пора решить принципиальный вопрос, идейный, философский. Надо наконец определиться: ребята, так как же мы хотим жить? Хочет ли электорат самовыражения, после которого хоть трава не расти? Мечтает ли он так провести всю свою жизнь, как она уже пошла, как задалась идти? Чтоб бабок так и не было, чтоб так он и не учился ни на кого и ничему… Ну, тогда есть смысл на этом и остановиться. Недовольные пусть валят, если победит такая концепция — то есть пусть восторжествуют идеалы демократии. Люди хочут песен — их есть у меня. Что касается второго варианта… Есть шанс, что избиратели в большинстве своем подумают: «А может, пускай вот эти мудаки, у которых есть бабки и дипломы, так пусть они и руководят? Может, они и нас приведут туда, в свою богатую красивую жизнь? Или хоть подтянут к ней как-то поближе?» Я думаю, что этот референдум — вещь не только забавная, но и практически полезная. В конце концов, действительно надо принять какое-то решение. Или—или. На хер нам стоять враскоряку? Льдины ведь на глазах разъезжаются в разные стороны. Куда нам плыть? Может, русские захотят развиваться в направлении диких деревень, арабских или там африканских. Почему нет? Миллиарды людей так живут и довольны собой… (Вон Ленин же определился, он же выслал всех умников из страны на знаменитом философском пароходе. В этом была логика.) Я считаю, что этот референдум будет важнейшим событием русской истории. Если его проведут, то мне потом отольют из бронзы памятник. Будущие олигархи скинутся —
— Может, теперь я скажу?
— А что, ты думаешь, к этому еще что-то можно добавить?
— Да. Что вы говорите полную херню.
— Это вас пускай не е…ет.
— Херню — по той простой причине, что результаты этого референдума без всякого проведения референдума и так давно ясны.
— Ну и что? Сам знаю. Но какое будет развлечение, подумай!
— Столько людей будет занято тем, чтоб доказать очевидный факт! Референдум скажет, что все нужно отобрать и поделить!
— Ну так в этом и смысл. Чтоб это провозгласить открыто, как в Зимбабве, где по решению партии и правительства раскулачивают белых фермеров… Если пролетариат решит жить по первому варианту, то остальные скажут: «Видит бог, мы сделали все, что могли. И теперь, поскольку пароход тонет, давайте спасем какое-то имущество, сядем на плот и поплывем в неведомые дали».
— А сейчас, думаешь, они этим не занимаются?
— Сейчас тоже занимаются, но при этом думают: «А вдруг как-нибудь устаканится?»
— Не-не. Уже нет никаких иллюзий.
— А! Ты хочешь сказать, что я со своим референдумом опоздал!
— Владимир Владимирович идет вместе с русским народом. Это уже давно понятно…
— То есть я спiзднився.
— Да, конечно.
— Ты хочешь сказать, что, поскольку я не читаю газет с должной регулярностью и систематичностью, то известие о принятом референдуме я проспал, да?
— Да. Уже давно.
— А он, значит, есть, был и будет?
— Уже на все твои вопросы даны ответы.
— Ну что же… Если так, то ничего не поделаешь. Жаль… Но это великое решение не избавляет нас от повседневных забот. От того же написания книжки. Давай тем не менее вернемся к ней. Что еще у нас, я извиняюсь, имело место в 2000 году? Ты, значит, занимался тем, что ни о чем не жалел. И еще свободу слова мы закрыли. Ну, не то чтоб совсем «мы», это я так, примазываюсь.
— Еще не закрыли. Мы ее закроем в следующей главе.
— А, то есть это вы пока тренировались.
— Да .
— А когда был флаг из туалета?
— В 2001-м.
— А, в 2000-м ты только приступил к делу!
— Да. В 2000-м мы Гусю предложили 300 миллионов.
— К тому, что у него уже было. А сейчас у него всего-то 200, может, наскребется.
— Все равно это охеренные деньги. Смотри, если даже обеспечивать среднюю доходность в 5 процентов, то ты имеешь десятку в год.
— «Ну, нормально. На скромную жизнь хватит», — сказал я, сделав значительное лицо.
— Да. Червонец — это хорошие деньги…
— Не знаю, не пробовал.
— Можно половину возвращать на воспроизводство капитала, с учетом инфляции, а половину честно тратить. 5 миллионов в год — хорошие деньги.
— И он не получил эти 300 миллионов долларов?
— Он от них отказался. Устроил дурацкую истерику, прекрасно понимая, чем все это кончится.
— Ну, он режиссер, человек искусства, он артистичный — что вы прие…ались к нему?
— Мы к нему не прие…ались. Ему приготовили бабки, они на аккредитиве лежали. В Deutsche Bank, в Лондоне.
— То есть тут, похоже, такая картина вырисовывается. Владимир Алексаныч тогда, значит, задал стилистику улаживания конфликтов между государством и олигархами. Вопросы могли б по-хорошему решаться. Если б Гусь показал тогда пример мирного сосуществования с русской властью, она, может, и дальше б себя деликатно вела. А раз пошло со стороны бизнеса кидалово…
— «У меня везде камеры, я под давлением подписал…» — начал Гусь такую херню нести.
— А договорился б тогда, то, может, не пришлось бы Ходору сейчас на киче париться… С ним бы тоже по-хорошему говорили. Но Михаилу Борисычу достался жесткий такой прессинг.