Ящик водки. Том 4
Шрифт:
— Да, помню. В Страстную пятницу. Это надо подробно осветить…
АКТ ГУСЕБОРЧЕСТВА. ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1. Гусинский не выполняет и второй подписанный им договор.
Здесь важно заметить, что, помимо очевидных, имеющих исключительно экономическую подоплеку частей нового контракта, он содержал в себе один важный политический пункт. Этот пункт был включен по настоянию Гусинского и, на мой взгляд, был разумен. Поэтому я против него не возражал.
Смысл этого пункта состоял в том, что даже если Гусинский не сможет расплатиться ни с одним из своих долгов, а это был наиболее вероятный исход дела [12] ,
12
Нужно ли говорить, что так оно в итоге и случилось…
Этот пункт обеспечивал сохранение независимости НТВ от Газпрома и получение независимости от «Медиа-Моста» и, что еще более важно, — от российских властей, поскольку decision maker-ом на НТВ становился этот самый международно признанный инвестор. Тендер должен был состояться в январе — феврале 2001 года. Таким образом, когда летом того же года наступал очередной этап погашения долгов, то в собственности и залоге у Газпрома уже не было контрольного пакета НТВ.
Мы начали подготовку к этому тендеру и приступили к консультациям по поводу участия в нем со многими медиагигантами. Например, я лично беседовал с представителями Лео Кирха, Руперта Мэрдока, с руководителями крупного шведского концерна «Modern Time Group». Были консультации и с ведущими американскими инвесторами. Например, мы взаимодействовали с уже имеющим 5 процентов НТВ инвестиционным фондом «Capital Research & Management Co.».
Я знал, что Гусинский и его люди тоже агитируют инвесторов участвовать в этом тендере. В частности, он сам мне говорил (может, врал?), что вел консультации с Берлускони, также он совершенно точно переговаривался с Тедом Тернером.
Все вышесказанное однозначно свидетельствует, что обе стороны совершенно серьезно готовились к этому тендеру и не было никаких сомнений, что он состоится в означенные сроки. «Дойче Банк» неоднократно подтверждал свою готовность провести такой тендер и обеспечить все необходимые требования по его прозрачности и объективности.
То, что произошло в дальнейшем, у меня в голове не укладывается. Второй раз человек сам себе отрезает яйца. Я такого ни до, ни после никогда не видел. Добровольно, находясь за границей, в полной безопасности, окруженный толпой политических, юридических и финансовых консультантов, в здравом уме и твердой памяти, не в цейтноте, имея возможность спокойно и не торопясь подумать, Гусинский отказывается передать акции «Дойче Банку» для проведения тендера. Вы, сказал он «Дойче Банку», меня обманете и проведете нечестный тендер!
И, вместо того чтобы выполнять пункт договора, на котором он сам настоял (!), он подает в лондонский суд на «Дойче Банк», а заодно зачем-то и на «Газпром-Медиа», который вообще не подпадает под юрисдикцию лондонского суда. Претензии были смехотворные — он оспаривал договор на том основании, что «Дойче Банк» мог (?!) вести себя недобросовестно. Это новое слово в юриспруденции! Судить некое лицо за то, что у того есть потенциальная возможность совершить
Я, откровенно говоря, не ожидал ничего подобного. Безусловно, я считал Гусинского человеком вспыльчивым, склонным к театральности, не очень образованным и жлобоватым. Но в то же время я считал его человеком смелым, волевым, обладающим очевидными лидерскими качествами. Помимо этого мне было симпатично, как он отстаивал интересы российской еврейской общины — агрессивно, изобретательно, весело. Мне импонировала его забота о сотрудниках: он как квочка цыплят всегда защищал их от всех невзгод нашего нелегкого мира. В принципе он, конечно же, наделен природным умом, сметкой, работоспособностью. Именно поэтому я не мог и предположить, что с интервалом в три месяца Гусинский дважды публично, на весь мир, откажется выполнять подписанные им самим договора, причем договора, которые были выгодны прежде всего ему как с материальной, так и с политической позиций. Договора, которые он сам предложил заключить и которые в неконфронтационном ключе позволяли решить все его проблемы.
Когда сейчас говорят о разгоне НТВ, расправе над УЖК (уникальным журналистским коллективом), о глумлении над свободой слова, я никак не возьму в толк: это о ком разговор? Когда сейчас говорят, что Кох мстил, что все красивые слова, которые он говорил тогда, не более чем ширма, за которой стояло лишь желание расправиться со своим обидчиком, это что, разговор про меня? И всем тем, кто говорит, что жертвой именно моих амбиций и мстительности стал не Гусинский, а свобода слова в России и все тот же УЖК, я хочу задать несколько вопросов.
Например, такой вопрос: можно ли считать местью публичное выступление в поддержку обидчика, в то время как он сидит в тюрьме [13] , и предложение ему трехсот миллионов долларов, имея в тот момент все возможности его обанкротить, не затратив ни копейки?
Или такие вопросы: можно ли борьбой со свободой слова назвать поддержку предложения о разбиении пакета акций НТВ таким образом, чтобы ни у кого не было контрольного пакета, и включении в контракт условия о проведении международного тендера для того, чтобы не допустить концентрации контрольного пакета в одних руках? Можно ли разгоном УЖК считать бесконечные уговоры этого самого УЖК и готовность дать письменные гарантии неувольнения их со всех творческих должностей?
13
Кстати, курьезность ситуации заключается еще и в том, что по этому поводу у меня есть письменная благодарность Гусинского.
Делать было нечего. Мы исчерпали все возможности решить конфликт полюбовно. Парадокс ситуации состоял в том, что «Медиа-Мост» не отрицал наличие долгов, но что-либо конструктивное по поводу их возврата сказать не мог. Некоторые из журналистов НТВ договаривались до того, что заявляли: «Подумаешь, 500 миллионов долларов, 700 миллионов долларов… Надо простить этот долг, и делу конец! У Газпрома денег, как у дурака махорки!» Это те самые журналисты, которые в течение десяти лет убеждали нас, что Россия должна развиваться по рыночному пути, что альтернативы нет, что рынок, капитализм — есть наше светлое будущее… А когда это их коснулось, то оказалось, что для них нужно сделать исключение. Особенно приятно было слышать про это мне, человеку, которого они чуть не засадили в каталажку за «какие-то» сто тысяч…