Ящик водки. Том 4
Шрифт:
— Вот у меня тетка, которая отцова сестра…
— …как мы знаем из предыдущих томов…
— …она по-русски плохо говорила. С сильным немецким акцентом она говорила по-русски, с этим характерным придыханием.
— Аналогичный случай был с Набоковым — помнишь?
— Нет.
— Ну, когда его отец, отвлекшись от государственных дел в Думе…
— …где он руководил кадетами.
— Угу. Решил проверить успехи ребенка в учебе. Напиши-ка, говорит, я подиктую. А тот писать не умеет, он по-русски понимал только слова типа «какао». Папаша в ярости. Как так, мальчик неграмотный! Ему объясняют, что мальчик прекрасно читает и пишет — правда, по-английски. А по-русски — ни хера, русский у него только устный. И Набоков-старший немедленно изменил направление воспитания.
— Скажи мне, пожалуйста, Набоков-старший ведь был очень богат.
— Да .
— А причина богатства в чем состояла?
— Мамаша писателя была в девичестве Рукавишникова.
— А! Купцы они были.
— Саша Рукавишников [15] сомневался, а точно ли это его родственница породнилась с Набоковыми, — но потом Филипп, Сашин сын, отыскал доказательства.
— Ну у нее понятно, откуда бабки. А у него откуда?
15
Александр Рукавишников — наш друг, скульптор, который (в том числе) сделал по нашему заказу памятник Александру Второму в Москве.
— Не знаю. Ну как — женился…
— Он кто по профессии был — адвокат? Я не помню.
— Я и сам не знаю, надо поднять. И вот с немцами поехал я тогда на их историческую родину. И там, на уроке мы разбираем слово bumsen, то бишь буквально трахаться. И выясняется, что наши немцы его в таком значении не понимают. У них только старое значение bumsen. типа приблизительно «пихать», «двигать». Там, конечно, смеху было по этому поводу! И один немец из нашей группы оказался, ты будешь смеяться, пидорас. И он не нашел ничего лучшего, как ко мне приставать.
— Видимо, он нашел что-то в тебе такое… Почему-то он решил, что именно ты… Ха-ха!
— Может, он просто из-за моей красоты? Тебе не приходило такое в голову?
— Нет, ты меня как красавец не привлекаешь.
— И слава Богу…
— Вот если серьезно, то я могу тебе сказать, что, когда в Москве в 99-м году взрывали дома, да и после, и, конечно, Беслан, во мне это отзывалось сильнее, чем когда World Trade Center взорвали. Хотя потери там были в 10 раз больше и Нью-Йорк тоже не чужой мне город — тем не менее… Знаешь, в нью-йоркской трагедии был какой-то элемент голливудской постановки. В то время как во взрыве этих домов в Москве все было такое неприкрашенное, сиротское, тоскливое… У меня много знакомых работает в самом центре Нижнего Манхэттена. Тем не менее. Вот что я тебе скажу. Там самое большое количество денег на квадратный метр в мире. Эти люди постоянно совершают миллиардные сделки, там фактически решаются судьбы целых стран и континентов. И люди, которые там работают — даже клерки, — они обладают неким таким имиджем обладателей безграничных ресурсов. И вот это вот и есть логово глобализма, американского империализма и прочей разной херни. И вызов арабских террористов, которых, безусловно, я никак не оправдываю, — он таким людям и адресован.
— В отличие от жителей бедных домов в Печатниках.
— Совершенно верно! С Нью-Йорком это выглядело более или менее логично. Американцы типа захватили полмира, пытаются навязать остальным свой образ жизни, даже тем, кто не хочет этот образ жизни принимать. И вот поэтому террористы взрывают Уоллстрит, взрывают Пентагон и так далее.
— А наш Trade Center на Краснопресненской набережной стоит.
— Стоит. А взорвали дом на окраине. Вот знаешь, этих людей на улице Гурьянова или на Каширке, в Волгодонске или Буйнакске, я уж не говорю про бесланских детей, спроси, нужна им война в Чечне? Они тебе ответят — нет. Зачем их убивать? Вот это вот меня поражает… И, блядь, бесит! Ну взорвите, суки, Министерство обороны, храбрые джигиты и джигитки! Что, слабо? Так нет, бедных нищих людей убили и ходят героями, отомстили… Кому отомстили, гниды?
— А как тебе эта версия, что самолеты врезались утром, когда в офисах были только негритянки и пуэрториканские уборщицы, что дома эти давно планировали сносить, но это было дорого и так далее. И что нужна была какая-то вспышка чего-то, повод для того, чтобы захватить новые нефтяные районы… Как тебе эта версия?
— Я это отлично понимаю. Но тем не менее эти террористы реально шли за мусульманское дело.
— А, их втемную использовали. На слюнтявку развели.
— Да. А развели их страховщики, те, кто эти дома застраховал. Шутка!
— Через подставных лиц. Да, да! То есть ты не исключаешь этого?
— Ну а что с того? После любого теракта, когда его версия официально озвучивается властями, появляется симметричная версия, что сами власти это и устроили. Это неизбежный вариант. А побеждает не та версия, которая
— Это та же история, что хер кому докажешь, что мы с фашистами на одной руке начали Вторую мировую войну. При том, что мы таки напали вместе, синхронно, на Польшу. Только они в открытую, а мы слова «Польша» избегали, мы говорили только про ее регионы, которые с натяжкой можно было назвать Западной Украиной и Западной Белоруссией. Люди говорят: ну что вы, это разные вещи, то — фашисты, а у нас-то был освободительный поход по просьбе трудящихся (сами, не понимая при этом, что несут, — освободительный, типа, поход). А почему вещи разные, почему это вдруг они так странно совпали по времени — непонятно.
— Ну так и парад был совместный в Брестской крепости по случаю начала войны. Советско-немецкая дружба. Мы ж дружили взасос. «Советско-немецкая дружба, скрепленная на полях войны» и так далее. И Молотов выступал, говорил, что вот Польшу мы взяли с немцами, и это есть хорошо…
— Это надо поднять нам и осмыслить. Интересная это вещь, конечно, — пропаганда, журналистика…
— А теперь та же ситуация, какая была в годы застоя: если, допустим, правительство чего-нибудь хорошее для народа замышляло, он был уверен, что оно его нае…ать хочет. То же самое и сейчас будет: пройдет год-два, и по отношению к Кремлю будет ровно такая же реакция. Не будут верить ни одному слову власти.
— А сейчас, типа, верят?
— Ну, это такой постепенный переход. Сейчас меньше верят, чем в 2001-м году или 2000-м.
— Я, честно говоря, перестал пристально следить за политикой. Ну Кремль, ну власть — чего теперь в этом непонятного? Все уже ясно, и можно расслабиться.
— Сейчас уровень доверия к власти резко падает. Путин по-прежнему держится, но общее настроение меняется…
— Мне кажется — это мое ощущение, — у людей нет уже чувства честной игры, а есть такой взгляд: начальство приказало, а наше дело исполнять… Или делать вид. И никто уже не думает, что бывают выборы. Назначают людей, и до свидания (разговор шел за неделю до объявления о реформе выборной системы, до решения о том, что губернаторов будут назначать. — Прим. авт.). Я, помнишь, давно говорю: выборов нет, а есть назначение, и это, как ни смешно, правильное решение. Так оно и лучше. Вот мне кажется, вот такое сейчас настроение общества. А если вернуться к теме 9/11, то я видел некое документальное кино. Я забыл, кто автор, как название… Но это такой известный в кинокругах фильм, он причем длинный, чуть не два часа. Там город, дым, машины едут — сверху это снимается с вертолета, — и потоки входят в метро в час пик, утром. Это Нью-Йорк приблизительно. На завод люди заходят через проходную… И эффект, которого авторы, наверно, пытались добиться, был такой: это не то что даже люди, это скорее фарш, который выходит из мясорубки. А где ж в современном мегаполисе человек, где личность? — автор как бы задается таким риторическим вопросом. И весь фильм там люди на уровне баранов или в лучшем случае насекомых. А под конец показали отравленную природу, птиц там дохлых, пляж, залитый нефтью… В общем, по фильму выходит, что человек — это такая глупая жадная тварь, которая все испортила и без которой всем лучше. Старый фильм, но весьма эффектный. Я все ждал, что наконец будет обнажен прием и покажут настоящий фарш, покажут сделанную из него колбасу, а потом еще и поток говна, в которое превратилась колбаса, — чтобы добить зрителя этим сравнением. Но они этого не показали. Я смотрел на это и пытался представить: вот таким или не совсем таким видят белого человека и всю его белую цивилизацию те арабы, которые взрывали Америку? Какие-то бессмысленные потоки человеческого мяса… Не говоря уж о том, что у жителей мегаполисов ни веры нет, ни искренности, ни соответствия слов делам. Может ли это нравиться бедуинам каким-нибудь? Могут они этому сочувствовать и сострадать разбомбленным ньюйоркцам?