Ящик водки. Том 4
Шрифт:
— Ну да, чтоб они сюда ездили, а наша милицию туда не могла въехать.
— Да. Вот этого они и хотят. И это настолько шито белыми нитками, что на это, конечно же, ни в коем случае нельзя соглашаться. Вот эта болтовня про единую Россию, про нерушимость границ — это полная херня, это фетишизация территориальной целостности, это такая глупость невероятная! Особенно когда думаешь о том, что один из самых умных государей, Александр Второй, не задумываясь расстался с Аляской. Потому что он понимал, что не в состоянии был обслужить это хозяйство. Ну, про нефть никто тогда и знать не знал…
— А
— Да-да. Если среди русских такие продвинутые люди, как Александр Второй, никогда не страдали проблемой территориальной целостности, то уж мы-то и подавно не должны. Проблема в другом. Мне кажется, можно было вопрос снять иначе. Сказать чеченам: ребята, это мы будем решать, поддерживать с вами дипломатические отношения или нет, давать вам въездную визу или не давать, и мы сами определим характер границы, и режим въезда-выезда, и экономические взаимоотношения…
— Ладно, раз тебе с Чечней все ясно, скажи, а что делать с Курилами?
— Отдать японцам.
— Послушай, я придумал замечательный выход: мы Курилы отдаем японцам, но прежде ссылаем туда всех чеченов. Ну как?
— Чечены не поедут.
— Да ладно. Чемодан, вокзал, Кунашир. И все! Таким манером мы убиваем трех зайцев: налаживаем отношения с Японией, избавляемся от Курил и решаем вопрос с Чечней. А освободившуюся Чечню отдаем в концессию соответственно… О! Гениально! С Японией вряд ли получится, это даже немного похоже на шутку. А теперь я тебе изложу абсолютно реальный план. Значит, так: мы Чечню отдаем Китаю в концессию. На 99 лет, как обычно.
— Почему Китаю? Да и зачем она ему? Там нефти нет, мы всю выкачали…
— Китайцы как миленькие согласятся. Зубами уцепятся. Китайцы настолько плотно входят в Россию, таким широченным фронтом, что за идею получить в России плацдарм для дальнейшего внедрения ухватятся так, что не отдерешь. Ты не замечаешь, как быстро китаизируется Москва?
— Между прочим, я об этом написал в 1-м томе, в самой первой главе.
— Но ты написал, что это полезное явление. А я когда еду в метро и вижу, что по китайцам мы уже догнали Нью-Йорк…
— А может, это башкиры с якутами — откуда ты знаешь?
— Алик, ну что я, не отличу своих от иностранцев? У них же на удивление чужой вид. И вот они кругом… Не продохнуть. Это похоже на парижскую ситуацию. В каждый свой приезд туда видишь, что негров стало еще больше. Думаешь, дальше некуда, а смотришь через полгода — а их стало еще больше. Снова приезжаешь — их еще и еще больше… И это лично меня совершенно не радует. И вот когда ты говорил, что китайцы работящие, и надо их больше к нам завезти, и они будут поднимать нашу экономику, то я кивал — помнишь?
— Да .
— Но с того времени прошло, дорогой, два года.
— Ну.
— И сегодня по прошествии этого исторически ничтожно малого периода — двух лет — я уже немного в другом свете вижу эту ситуацию. Я уже вижу в китайских ресторанах в Москве — тех, что они для себя построили, — я вижу презрительное отношение к белым. Я себя там чувствую нацменьшинством. Уже! Когда их в Москве еще и миллиона нет!
— А почему они должны уважительно
— Ничего себе! Понаехали к нам тут…
— Почему — к нам? Земля — она общая…
— А мне неприятно, что китайские официантки собирают дань с русских официанток в китайских ресторанах Москвы, а когда русские в свою очередь от китайцев пытаются получить денег по той же схеме, те их посылают.
— Ну так мы же за конкуренцию с тобой? Или как?
— За конкуренцию где? В чем?
— Везде. Во всем. Везде должна быть конкуренция, это есть основа прогресса.
— Ну, так я дома-то не ввожу конкуренцию.
— В каком смысле?
— Ну вот ты сам дома — царь, бог и воинский начальник.
— Ну.
— А вдруг найдется человек умнее тебя, красивее…
— Тогда моя жена меня бросит и уйдет к нему — вот и все.
— Ну да, он постучится в дверь, ты откроешь, он скажет: я хочу у вас устроить конкуренцию, поскольку я самый умный и красивый. Ты, наверно, ему скажешь: иди, братец, по холодку. И на охрану наложишь взыскание — зачем его пропустила.
— Ну, на самом деле я так не поступлю, это с моей стороны будет глупый поступок. По той простой причине, что моя жена может с ним встречаться вне дома.
— Ну, поступок, может, и глупый. Но лично я, к примеру, не подписывался совершать только умные поступки.
— Ха-ха! Но нельзя отношения в экономике сравнивать со взаимоотношениями в семье.
— Почему? Семья — это твой народ… Другого у тебя нет. Вот и все.
— Когда речь идет о моем доме, это частная собственность. Священная. А когда речь идет о государстве, то это довольно условная вещь — что мое, что не мое. Ты же сам говорил, что Россия не за-се-ле-на.
— Да .
— Она занимает седьмую часть суши, ее, эту часть, обустроить не может, проложить дорог, построить городов, заселить ее, наконец. Если б не большевики, русских бы было 400 миллионов.
— Я допускаю, что часть территории надо отдать людям, которые будут реально работать. И пусть они на этом куске живут. Под нашим мудрым руководством и контролем. А не так, чтоб они на нас косо смотрели и не пускали нас в свои кабаки, как вон японцы, к примеру, наглеют. Зачем же чужих себе на голову сажать! Японцы, у них там есть особые бани и публичные дома, куда белых не пускают. Принципиально. Помню случай, как в баню не пускали одного американца. Жену его, японку, пустили. И одну дочку, которая в маму. А вторую, которая в папу, не пустили — хотя она по-японски лопочет безупречно и метрика у нее японская. Но харя у нее не косоглазая. Ну ладно, японцы так у себя дома изгаляются. А китайцы — уже у нас дома. Выгода китайцев во взятии Чечни в аренду теперь тебе, надеюсь, понятна. Теперь объясню тебе нашу выгоду. Она в том, что китайцы будут с чеченами на ходу решать вопросы и даже не станут спрашивать, как тех зовут. Понимаешь, если они своих на площади Тяньаньмэнь подавили танками и ни один мускул не дрогнул на их лице… Студентов подавили! Казалось бы, студенты — это лучшее, что есть в нации. Молодые, чистые… Так китайцы их раздавили, и нация это схавала не поперхнувшись. Наши бы, кстати, обосрались бы.