Яшмовая трость
Шрифт:
Что под землей твой хладный прах соткал.
Мой скорбный взгляд огнем сжигают слезы,
Уста твое отсутствие томит.
Вернись, молю! В саду волшебной грезы
Твой тихий шаг так мягко прозвучит.
Ты будешь бос, и стар твой облик милый:
Далек сюда от Стикса тяжкий путь...
Под наш фонтан придешь ты отдохнуть
И слушать смех и плач его унылый.
Я жду тебя! Твой прибран старый дом:
Хрустальных чаш сверкают
Вино и хлеб, и фиги, и оливы;
И маслом дверь умаслена кругом,
Чтоб распахнуть ее тебе беззвучно.
Светильник взяв, с тобою неразлучно
По лестнице мы в комнату взойдем.
Тебя привел из дальнего скитанья,
Из царства грез волшебный мощный сон.
И будет нам, восторгом напоен,
Так странен звук горячего лобзанья.
Ты здесь, со мной, пришелец той страны
Где вдоль реки тростник не шевелится
И мертвен плеск встревоженной волны.
Но ты, мой друг, ты должен возродиться:
Моя любовь прогонит смерти сны!
Ты оживешь, погаснет освещенье,
И я часов остановлю движенье.
— Оставь часы и лампы не туши.
Нам старый сад опять шатром тенистым
Украсил дом, покинутый в глуши.
Но не прильнуть уж мне к струям сребристым
Фонтана, звонко бьющего в тиши.
Лобзанья жгут, пока лишь губы живы.
Оставь вино, и фиги, и оливы:
Они для уст что плоть еще и кровь.
Мой жалкий прах в могиле истлевает,
В загробном мире тень моя витает,
И если в старый дом войду я вновь,
Куда зовут всей силою желанья
Меня души твоей воспоминанья,
Ты не склонишь, как прежде, на плечо
Ко мне главы: я призрак без названья!
Ты плоть мою оплачешь горячо.
Но всей душой, и верной, и унылой,
В мечтах учись меня не покидать,
Земной любви на тень не обращать,
Свиданья ждать покорно за могилой.
Фердинанду Брюнетьеру
НА ВОРОТАХ ЖРИЦ
О жрицы, до колен вы поднимите ваши
Одежды легкие, залитые светло
Заката отблеском румяным, и чело
Венчайте розами. С собой возьмите чаши,
Где черных бабочек и пчелок золотых
Изображенья есть. Волну кудрей густых
Пред зеркалом, смеясь, вы заплетите в пряди;
Кристалл разбейте тот, из чьей зеркальной глади
Ваш лик смеющийся глядел лишь миг назад,
В лучистом сумраке из храма по две в ряд
Вы выйдете затем. Пускай зефир свободно
Играет
Молчание храня, и на плечах нагих
Богини статую неся поочередно,
Пройдите городом, где с нею ежегодно
Вы совершаете медлительный обход.
Напейтесь из ручья под пальмою высокой;
Когда же двинетесь обратно в тьме глубокой,
О жрицы, бойтесь вы неровностей дорог.
Склоните голову у каменного входа,
Дабы вы не могли, переступив порог,
Богини статую разбить об арку свода.
НА ВОРОТАХ КОМЕДИАНТОК
Повозка у ворот. Бледнеет луч денницы,
Заколосилися везде поля пшеницы,
Резвится Фавн в лесу и Нимфа — у ручья,
И, вместе с летнею таинственной порою,
Вернулась к нам опять бродячая семья
Затем, чтоб воскресить искусною игрою,
При помощи румян и маски изменив
Знакомые черты — наивный древний миф,
Иль басню старую, а также — прелесть вечной
Бессмертной сказки той, животной, человечной
И близкой божествам, которую в тени
Дубравы и пещер, исполненных прохлады,
Сатиры желтые и белые Дриады
Разыгрывают так, как и в былые дни.
Спешите, час настал, и ждет толпа в молчаньи.
Во взоре у детей и кротких стариков
Вам улыбается приветно ожиданье.
Ворота, скрытые под тяжестью венков,
Гостеприимная открыла вам столица;
Вы приближаетесь, держа в руке цветок —
Нарядные плащи, расписанные лица,
И каждая из вас, чтоб он упасть не мог,
Шнурует свой котурн, переступив порог.
НА ВОРОТАХ НИЩИХ
Нас гонит ураган и леденят морозы,
И лица нам кропят холодным ливнем слезы.
Нет ничего для нас ужаснее зимы,
Когда, готовые упасть среди дороги,
С мольбою к путнику взываем тщетно мы.
Собаки яростно у нас кусают ноги,
И ласточка задеть старается крылом;
В лесу сторонятся от нищих боязливо,
Хотя мы никому за зло не платим злом —
Затем, что слышали мы часто, как тоскливо
Шумит и плачет вихрь в прибрежных тростниках,
И часто видели, как в алых облаках
Над лесом и холмом вдруг загорались зори
И как светило дня закатывалось в море...
Терновник был для нас безжалостным врагом;
Когда ж мы на пути порой встречали камень,
Отказывался он служить нам очагом:
Похож на золото расплавленное пламень,
Из нас же каждый нищ, беспомощен и наг.
Закрыты все дома для нищих и бродяг;