Ясная ночь
Шрифт:
– А... почему вы с Таисьей так смотрели на меня в магазине?
С небольшой заминкой, но он весело засмеялся.
– Ты стояла у окна - вся в солнце, вся такая сияющая! Как же не посмотреть...
Отболтался - сделала вывод я. Может, это, конечно, из меня и получился красивый портрет в раме магазинного окна и на фоне солнышка, но Таисья-то почему взбеленилась? Ну ладно. Посмотрим, что ты мне ещё ответишь на это.
– А про сегодня можно спросить? Это ведь ты сделал... поднял землю?
– Я.
– А лежал на земле - восстанавливался?
– Угу.
– Что-то ещё?
– и улыбнулся.
– Пока нет. Я подумаю.
Ой-ой... Чуть не ляпнула. Вот бы сказанула! По инерции - обрадовалась, что всё разрешил спрашивать, - хотела спросить, почему он поехал к Араму узнавать про меня. Но ведь Андрей не знает, что я подслушала его разговор с Женей!.. Впрочем, на этот вопрос у меня есть ответ. Просто я хотела услышать его от Андрея. Убедиться. А так... Всё правильно: он, истинный хозяин дома, съездил узнавать, почему или за что выгнали среди ночи работницу, что она такого натворила, что хозяин даже не стал дожидаться дня. Вдруг воровала? Или чего не так делала?
– Андрей, останови.
– Зачем? Нам ещё немного, и... Понял. Выйдешь?
Я даже отвечать не стала. Только джип остановился, я выскочила из машины и помчалась смотреть на место, зрительно так и оставшееся отмеченным, после того как Андрей поднял землю. На асфальте нет ничего. Чисто. Может, ветром разметало, а может, и ливнем смыло... А вот по обе стороны дороги - взрыхленная земля неровными тёмными полосами среди пестровато-зелёных лугов. Жалко... Я вздрогнула: лёгкое прикосновение к ноге - Барон встал рядом. И сразу вослед жалости - неуёмная гордость. Я даже кулачки сжала: и всё это - ради меня! И тут же отчаянно захотелось топнуть ногой: узнать бы, ради чего именно!! Что Андрею - так!
– нужно?! Я сама или... Пусть. Лишь бы оставил меня с собой после той ночи...
Потрогала носом летних шлёпок рыхлую, ещё влажную землю. Андрей такой сильный... Зачем ему ещё? Может, сила - наркотик? Он сильный, но хочется быть сильней? А тут так легко взять ещё...
Солнце припекает на коже рук. Тепло и мягко. После страшенного ливня, казалось, оно не слишком сильно жарит... Я вздохнула, ненужно взялась за ошейник Барона и пошла с ним к машине, осторожно ступая среди размокших комьев и кисельной грязи впитавшихся в землю луж. Поднялась по обочине, а Андрей сидит на моём месте, раскрыв дверцу нараспашку, и лихорадочно рисует на большом листе, положенном на что-то вроде большой же папки.
Я от неожиданности остановилась, а Андрей, быстро взглядывая на меня, продолжал рисовать. Удивлённая - впервые вижу, чтобы он занимался рисованием - мало ли что он говорил о себе!
– я заколебалась, не зная, идти ли дальше, или выждать.
А он снова глянул в лист и кивнул самому себе, после чего поднял голову.
– Едем дальше?
Я обиженно скривила рот, глядя, как лист исчезает в папке, но ничего не сказала.
Но, садясь рядом с ним, уже с трудом удерживалась от улыбки: он рисовал меня! Меня, а не мою силу!.. Всё так же стараясь не улыбаться, я сообщила ветровому стеклу:
– Он жадина!
Джип ещё не тронулся с места, поэтому изумлённый Андрей обернулся ко мне, и уголок его рта дрогнул в усмешке. Согласился:
– Жадина! Но романтичный жадина! Разницу чуешь?
Я презрительно шмыгнула носом и ничего не ответила. Тоже мне - разницу нашёл! И... Будет случай - вытащу его папку и посмотрю! Без спроса! Он же меня рисовал. И меня спрятал! Ну-у... Как в старом мультике: "Меня сосчитали! А-а! Мама, меня сосчитали!" Кажется... Если правильно вспомнила.
Между тем машина набрала скорость, и мы проехали околицу, обозначенную странным забором: на корявых столбах держались добротные, толстые и тоже корявые от необтёсанности жерди. Наверное, деревенские ребятишки с удовольствием висят на таких по вечерам, когда делать нечего и можно собраться своей компашкой...
Правда, на скорости ехали недолго. Уже возле шестого дома от околицы Андрей затормозил, разворачиваясь к воротам.
– Сиди здесь, - бросил он мне и пошёл открывать ворота. Интересно. Сам.
Но въехали в небольшой двор, густо заросший сорняками. Кажется, здесь скотины нет. И вообще - чувствуется одиночество, хотя кругом порядок и чистота. Даже тропка к крыльцу - к трём высоким ступенькам и трём доскам к двери - выложена битым кирпичом. Даже после дождя всё аккуратно. Не считая сорняков.
Андрей снова вышел, открыл дверцы мне и Барону, после чего повёл нас обоих в дом. Мы одолели высокие ступени, скрипнула щелястая дверь. Сени - высокие потолки с просветами на крыше, здесь пахнет мукой и сыростью. Сыростью, может, от недавней грозы? Андрей открыл низкую дверь и впустил в избу меня и собаку первыми.
Пахнуло странным куревом - ароматным, даже каким-то вкусным.
Слева - печь, занавески - скрывающие, кажется, кухню, и ближе к окну - шкаф. Справа образа в углу, ближе к входной двери - две кровати углом и тумбочка между ними. На тумбочке - бело-серая кошка. Сидит собранно. На Барона глянула равнодушно. Тот только покосился. Наверное, в чужом доме - признал не то за хозяйку, не то за принадлежность дома. У меня от сердца отлегло: зазря не облаял, не дурак - пёс-то мой. У стола, крепко стоящего на резных ножках в простенке между двумя окнами передней, на сундуке, сидел старик, попыхивающий куревом. Рамы окна, у которого он сидел, слегка растворены, и отчётливо сизый дым уходил на улицу.
– Добрый вечер, дядь Ваня, - поздоровался Андрей.
– Здравствуйте, - стеснительно сказала я, от странной неловкости немедленно хватаясь за ошейник Барона.
– Здрасьти, здрасьти вам, - отозвался старик.
– Ну, чё встали? Проходьте, гостями будете. Садись-ка, красавица, напротив, хоть разгляжу я тебя. Что ж ты, Андрюшка, хозяюшку свою не кормишь? Совсем заморённая она у тебя - кожа да кости.
– А чего это мне её кормить?
– насмешливо ответил Андрей.
– Она у меня повариха, при продуктах состоит, неужто я ей в чём отказывать буду? Сама ж хозяйка в этом деле, да и продукты в доме не переводятся.