Язычество Древней Руси
Шрифт:
В речевой практике древней Руси слово "въскресение" означало прежде всего первый день пасхи, весеннего праздника. Для обозначения первого дня седмицы существовало слово "неделя", сохранившееся ныне в украинском языке ("недiля"). Богине Макоши была посвящена пятница; воскресный же день был, как свидетельствует автор начала XII в., посвящен другому женскому божеству, изображения которого ("тварь", сотворенная) были объектом тайного поклонения ("нъ то творять акы отай").
В середине XII в. в представлениях русских книжников произошел некоторый перелом: продолжая антитезу, заложенную в "Слове о законе и благодати" Иллариона, Кирилл Туровский противопоставляет библейской
"Ныне солнце, красуяся, к высоте въсходить и радуяся землю огреваеть … Ныне луна с вышьняго съступивъши степени болшему светилу честь подаваеть.
Уже ветхый закон по писанию с суботами преста и пророкы христову закону с неделею честь подаетъ …". (Келтуяла В. А. Курс…, с. 704.) Далее идут известные слова: "Днесь весна красуется …". Епископ, современник княгинь, носивших колты с девичьими головками, прославлял, разумеется, не языческое почитание Недели, а установление христианской "благодати", но косвенно он, как бы, оправдывал празднование недели, как дня, посвященного "большему светилу".
В то самое время, когда строилась церковь Покрова на Нерли близ Владимира, украшенная целым поясом строгих девичьих ликов, изваянных из белого камня, владимирский князь Андрей Боголюбский получил от константинопольского патриарха Луки послание по поводу нарушения русскими постов (с языческой подосновой). В патриаршем послании, как бы в противовес появившемуся в эти годы увлечению девичьими ликами в русском искусстве (тоже с языческой подосновой), неожиданно и не к месту говорится о том, что девичьи лики следует понимать как символ "софии, премудрости божией" или как монашеское отречение от суетного мира. Патриарх неоднократно говорит о "неизглаголанного девьства чистоте", о мудрости "любящих девство". "Имат же убо девьство лице девиче огнено; огнь бо есть божество, попаляя страсти телесныа и просвещая душу чисту …" (Никоновская летопись 1160 г.
– ПСРЛ, т. IX, с. 226.)
Хотя главная мысль патриаршего послания относилась к защите монашества, как института, внимание к девичьим ликам как бы направляло русских людей по христианскому пути толкования этого образа. Покров на Нерли - монастырская церковь и там, быть может, действительно именно так трактовалась символика девичьих ликов, вознесенных под закомары.
В прикладном же искусстве девушки с цветами, очевидно, истолковывались несколько иначе.
Что же касается языческого оригинала того женского божества, которое уже к началу XII в. скрылось под нейтральным обозначением "недели", то это, вероятнее всего, младшая из двух славянских весенних богинь (Лады и Лели) - Леля. Календарные праздники в честь Лады нам неизвестны, а "ляльник" в честь младшей богини зафиксирован этнографически вплоть до середины XX в. Одна из дат - 22 апреля, накануне Юрьева дня, время, наиболее близкое к среднему сроку христианской пасхи. (Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 405-407.)
Девушки на колтах середины XII в., по всей вероятности, замаскированные изображения языческого божества, известного в фольклоре и в письменных памятниках под именем Лели или Ляли, дочери Лады, и восходящего к архаичным индоевропейским представлениям (Латона и Артемида, Деметра и Персефона). Анастасия, дочь Димитрия, заменила в русских былинах Персефону по смыслу этого христианского имени и, вероятно, еще и потому, что празднование дня святой мученицы Анастасии приходилось на 15 апреля - на срок, близкий и к языческому ляльнику и к христианской пасхе - воскресению. Одновременно со св. Анастасией, 15 апреля, церковь отмечала и мученицу Василису; оба эти имени первых христианок прочно вошли в русский фольклор,
Языческий характер девичьих головок на колтах, сменивших языческих русалок-вил и апокрифических птиц y "животного древа", подтверждается как отсутствием нимба и каких-либо надписей, так и окружающим их символическим орнаментом (русалочьи рога-ритоны, ростки, папоротник и т. п.). Языческое было хорошо законспирировано, но современники, очевидно, понимали, в чем сущность нового сюжета, так как очень скоро появились поучения, направленные против женского божества, скрывшегося под удобным псевдонимом "недели".
К рубежу XII и XIII вв. относится новое сочинение, специально посвященное культу недели; сущность его ясна из пространного заголовка: "Слово, истолковано мудростью от святых апостол и пророк и отець о твари и о днии рекомом неделе, яко не подобает крестьяном кланятися неделе, ни целовати ея, зане - тварь". (Гальковский H. М. Борьба христианства…, т. II, с. 78.)
В самом слове речь идет о том, что русские люди изображали небесный свет в виде какого-то идола ("болвана"), выдолбленного и раскрашенного. Сотворенный человеком предмет и назван "тварью". И. И. Срезневский верно отметил, что в этом слове содержится несколько разных тем. (Срезневский И. И. Сведения и заметки о малоизвестных памятниках древней письменности. СПб., 1867-1879, с. 14.)
Пространные рассуждения о неосязаемом свете следует, очевидно, относить к культу Дажьбога, который прямо не назван автором. Часть, посвященная культу недели, изложена отрывочно и неясно. Можно понять только, что воскресный день олицетворяется в виде женщины, что её живописное или вышитое изображение передается по традиции ("… се есть писана неделя та предана нам кланятися ей и чтити ю").
Можно думать, что в какой-то мере поучение против "твари" относилось и к живописным полихромным эмалевым изображениям на колтах и диадемах великих княгинь второй половины XII в., которые исчезают к концу XII в. и заменяются изображениями христианских святых.
Последние девичьи головки, сопровождаемые рисунком опыляемого растения, умещаются на боковых пластинках золотой диадемы, семь килевидных зубцов которой заняты христианским деисусным чином XIII в. (Кондаков И. П. Русские клады, табл. VIII.)
Одновременно с появлением на колтах изображений Недели-Воскресения-Анастасии (Персефоны-Коры) вновь возрождаются изображения вил-русалок. Примером могут служить великолепные золотые колты из Мирополья на Волыни (p. Случь)(Корзухина Г. Ф. Русские клады…, с. 134, табл; Макарова Т. И. Перегородчатые эмали…, табл. 2, рис. 1-2.). Между двумя вилами-сиринами помещен не маленький росток, а пышное стилизованное древо. Hа обороте в среднике - четырехчастная композиция из папоротника, два "устья рогов", красивые "выгибасы", аналогичные подобному узору на колтах с девичьей головой из усадьбы Лескова в Киеве (1876). Внизу вместо небольшого ростка помещена еще одна композиция из четырех цветков (не ростков, как на рисунке Корзухиной).
Волынские колты синхронны и колтам клада 1876 г. и диадеме из Сахновки.
8. Особый локальный вариант представляют золотые колты из Княжьей Горы близ Канева (Рыбаков Б. А. Прикладное искусство, с. 26, рис. 24-25.). Hа обеих сторонах колта изображены птицы; на одной - птица, стоящая на земле, а на другой - распростертая в полете. Hа вщижских арках птицы в приземленной позе соответствуют восходу и закату солнца, а летящая - полдневной позиции солнца. Вероятно, и здесь им придавался тот же смысл.