Язычество древних славян
Шрифт:
Забегая вперед, следует сказать, что в восточнославянском фольклоре в целом (а не только в непроглядных лесах) перелом и обновление сюжетов, появление новых ситуаций, далеко выходящих за рамки пропповской схемы, произошли на рубеже бронзового и железного веков, когда славяне впервые испытали набеги степных кочевников, когда впервые появились кузнецы. Тогда победителем Змея (олицетворения кочевников) стал уже не охотник, пришедший за тридевять земель, а вещий кузнец, славянский Гефест. Но это уже совершенно иная эпоха, требующая подробного рассмотрения.
Другим разделом русского фольклора, уходящим своими корнями в далекую первобытность каменного века, являются многочисленные и многообразные заговоры.
Доземледельческий охотничий анимизм, вера в упырей и берегинь и умилостивление их «требами» в какой-то мере могут быть представлены по позднейшим фольклорным материалам. Самым близким к этой теме материалом являются заговоры – языческие заклинания почти на все случаи жизни: на удачную охоту, на охрану скота от лесных зверей, оберег от болезней, порчи и всякого зла, заклинания удачи, приворот девушек или парней и злонамеренное накликание беды на своих врагов.
Очень
Восточнославянским заговорам посвящена значительная литература [91] .
Собранный исследователями материал состоит из двух групп: в одну входят записи самих этнографов, а во вторую – старинные рукописные сборники заговоров, составленные колдунами и знахарями в XVI – XVIII вв. или представляющие собой судебные записи по колдовским делам. Записи этнографов, как кажется мне по собственному небольшому опыту, не отражают всей полноты реально существовавших заклинаний. Это в особенности относится к вредоносной магии, так как деревенские колдуны, славившиеся умением насылать порчу, крайне неохотно делились тайнами этого мрачного и наказуемого ремесла.
91 Ефименко П. О заклинаниях. – В кн.: Труды Архангельского статистического комитета. Архангельск, 1865; Майков Л. Великорусские заклинания. – В кн.: Зап. Рус. географ, об-ва по отд. этнографии. СПб., 1869, т. II; Ефименко П. Сборник малорусских заклинаний. М., 1874; Романов Е. Р. Заговоры, апокрифы, духовные стихи. – В кн.: Белорусский сборник. Витебск, 1891, V; ВетуховА. Заговоры, заклинания, обереги и другие виды народного врачевания, основанные на вере в силу слова. – В кн.: Русский филологический вестник. СПб., 1901 – 1907 гг.; Мансикка В. Представители злого начала в русских заговорах. СПб., 1909; Срезневский И. Описание рукописей и книг, собранных для Академии наук в Олонецком крае. СПб., 1913; Виноградов Н. Заговоры, обереги, спасительные молитвы и проч., вып. 1. – Живая старина, 1907, вып. I. Вып. 2, 1909, вып. I. Вып. 3, 1909, вып. IV. Елеонская Е. Н. К изучению заговора и колдовства в России. Шамординская Пустынь, 1917, вып. 1, Познанский. Заговоры. Пг., 1917; Елеонская Е. Н. Сельскохозяйственная магия. М., 1929.
Особенностью старых рукописных сборников является, во-первых, преобладание оберегающих формул над вредоносными, а во-вторых, христианизированная форма многих заговоров, когда носителями зла показаны не упыри-вампиры, а бесы и черти, избавителями же от зла – не древние берегини, а христианские святые и ангелы. Нас это не должно смущать, так как христианский дуализм не был изобретением теологов, а отражал весьма глубинные первобытные представления, существовавшие издревле у всех тех народов, среди которых распространилось христианство.
Глубокий архаизм заговоров сквозит даже в их языке. Словарь заговоров полон старинных, давно забытых речений: «храмина» вместо избы, «убрус» вместо полотенца; «гобино» (урожай, зерно), «тиун» (княжеский управитель), «гость» (купец), «кудесник» (колдун), «харатья» (пергамен), «зед» (глиняный фундамент); «волхвование», «капище идольское», «упыри» и т. п. Создается впечатление, что первичные записи заговоров были сделаны какими-то грамотными и книжными волхвами ещё в средневековье. Иногда архаичные признаки ведут ещё глубже: так, охотничья добыча – это зверь, убитый копьем; копье может быть метательным («борзометкое копье»); стадо скотины называют «власьевым (велесовым) родом» [92] .
92 Майков Л. Великорусские заклинания, с. 427, 496, 510, 536.
В ряде случаев в заговорах встречаются архаичные слова, непонятные даже самим знахарям. Так, в одном заговоре от волков, записанном мною в с. Вщиже (Брянская обл.), упоминался «хорт с хортенятами»; рассказчица-знахарка не знала значения этих слов, совершенно не употреблявшихся местными жителями. «Хорт» – волк, как явствует из некоторых русских и болгарских говоров, но в приведенном примере это давно забытое слово входило в заклинательную формулу наряду с упоминанием волка и волчат [93] . Вторым примером забвения первоначального смысла может служить слово «сливень», переводимое некоторыми информаторами как «слепень», «овод» [94] , но истинный смысл которого должен быть ближе к понятию дракона или ящера: святой Юрий побивал копьем «гадов и гадынь и сливнев». В другом заговоре сливень упоминается лежащим на океане под ясенем, рядом с ящером [95] . Едва ли святой Георгий гонялся с копьем за оводом и едва ли о слепне можно говорить, что он лежал близ ящера. Слово уцелело, но смысл темен.
93 У белорусов известна просьба к лешему: «…лясун и лясуниха! Прошу я вас и кланяюсь я вас великими упросами и низкими уклонами – содержайте своих хортов, замыкайте им губы и зубы!» (Романов Е. Р. Заговоры, апокрифы…, с. 154).
94 Романов Е. Р. Заговоры, апокрифы…, с. 117.
95 Мансикка В. Представители злого начала…, с. 20.
Заговор в древности был словесным сопровождением языческого заклинательного обряда. На долю исследователей XIX – XX вв. достались лишь незначительные фрагменты обрядовой стороны и реквизита; слова давно уже оторвались от действий и стали почти полной заменой их.
Часть обрядности иногда включается в текст заговора; это – время и место произнесения заклинаний и необычный путь самого заклинателя. Время обозначается очень различно: «на закате», «как люди уснут», «утром», «на ветхий месяц»; иногда ограничение строже: «в ивановску пятницу», «в великий четверг», т. е. только один раз в году. Местом произнесения заклинания обычно бывает «темный лес», «черный лес», «зеленая дубрава» или где-то «у воды», «у могилы» или даже у муравейника. Иногда следует идти «в чисто поле». Действия человека, идущего произносить заговорзаклинание или, точнее, наговор, своеобразны и иной раз совершенно противоположны обычным, обыденным:
Стану, не благословясь.Пойду, не перекрестясь, Не воротами – собачьими дырами, тараканьими тропами.Не в чисто поле, а в темный лес… [96] Пойду… не благословясь…Не в ворота – сквозь дыру огородную.Выйду не в подвосточную сторону, Посмотрю в подзакатную сторону… [97] Отправлюсь в злую сторону, на запад, к отцу Сатане…Умыюсь не водою, не росою, Утрусь не тканым, не пряденым – утрусь кобыльим хвостом… [98]96 Виноградов Н. Заговоры, обереги…, вып. 3, с. 4.
97 Виноградов Н. Заговоры, обереги.., вып. 2, с. 73.
98 Мансикка В. Представители злого начала…, с. 6.
Следует сказать, что подобные заговоры с обратными, иррациональными действиями заклинателя и с обращением к злым силам произносились не для ограждения себя от возможной напасти, а, наоборот, тогда, когда заклинающий сам стремился нанести кому-либо вред. В остальных же случаях заговоры часто подчинялись христианским нормам, и порядок произнесения был обычным [100] .
99 Виноградов Н. Заговоры, обереги…, вып. 1, с. 44.
100 Примером может служить поэтичный заговор девушки, желающей нравиться (записан в Петрозаводске):
Во имя отца и сына и святого духа! Аминь.
Господи благослави, Христос!
Встану, благословясь, пойду, перекрестясь.
Из дверей дверьми, из ворот воротами
Выйду в чистое поле, погляжу в подвосточную сторону.
С подвосточной стороны встает заря утренняя, выкатается красно солнышко.
А и пусть я, раба божия (имярек), буду краше красного солнышка,
Белей светлого месяца,
Румяней зари утренней и зари вечерней,
Краше всего света белого, всего миру православного!
Как глядят все православные христиане на красное солнышко, на белый свет.
Так смотрели бы все добрые молодцы на меня, рабу божию (имярек),
И почитали бы меня, и возносили бы на глазах своих.
Не могли бы все добрые молодцы без меня ни жить, ни быть, ни игры заводить.
Будьте мои слова крепки и прочны.
Ключ-Замок. Аминь, аминь, аминь!
(Виноградов Н. Заговоры, обереги…, вып. 1, с. 33).
Действенная сторона обрядов, при которых заговоры были лишь словесным дополнением, почти позабыта или плохо зафиксирована фольклористами, информаторы которых весьма неохотно раскрывали заклинательный обряд в его целостном виде. Иногда нам становятся известными лишь фрагменты обрядовых действий. Так, например, для того чтобы разлучить двух влюбленных, нужно срезать ветку-рогатку и с соответствующим заговором разломить сучок на две «часточки», одну из них сжечь, а другую закопать в землю. Заговор пояснял, что как навсегда разделились две «часточки», так и парень с девушкой разъединились навеки. Для того чтобы победить врага, следует, например, выходя из избы, пнуть ногой высокую ступу и повалить её на пол: так должен быть повержен и недруг. Действие сопровождалось словами. При произнесении одного охотничьего заговора нужны были: осиновая кора, паутина, росный ладан и богородичная трава; какие действия производились с этими снадобьями – неизвестно [101] .
101 Виноградов Н. Заговоры, обереги…, вып. 3, с. 16.