Язычники
Шрифт:
…Несколько позже ушла Бьюти Жих, самая удачливая из его сотрудниц. У нее неожиданно открылся бас, что в сочетании с весьма выпуклой фигурой обеспечивало ей такие гонорары, что Тим только ахнул, услышав сумму.
После Бьюти пришлось расстаться и с Пупсом-невидимкой. Это был дока по съемкам в темноте, незаменимый специалист по подглядыванию из-за угла. В своем камуфляжном плаще, присоске-маске, громадных очках ночного видения, в электронных ушах он походил на вымершую летучую мышь, чем весьма гордился. Пупс ушел в синдикат после того, как Тим отказался оплатить его счет за пребывание в больнице по поводу сложного перелома крестца. Это производственное увечье Пупс получил, выслеживая чемпиона по пинкам с разбегу: в свободное от тренировок время Зат Пухл занимался сводничеством, это чемпион-то, гордость нации… Пупс изловчился
Пупс заявился к Тиму через месяц после своего ухода. Передвигался он отставляя в сторону крестец, но с бывшим шефом говорил не скрывая снисходительной жалости. К тому времени Тим уже почти созрел. Он грустно кивал, со всем соглашаясь. Да, вступление в синдикат неизбежно, конечно, одиночке с такой профессией трудно, но он привык к самостоятельности, вот в чем дело. Впрочем, он еще подумает.
— Чего там думать, мне просто смешно, — непочтительно сказал Пупс-невидимка. — Мне смешно, что господин советник так церемонятся с вами.
Действительно, чего там думать, когда все кредиты исчерпаны и оборудование, редкостное, уникальное оборудование для съемок в инфракрасных лучах, для видения сквозь стены, для подслушивания на любом мыслимом расстоянии, и запонки-транзисторы для служебной связи, и парики, и маски-фильтры из мягкого пластика, и прекрасный лимузин, и даже гипноизлучатель в виде медальона с шершавым лунным камнем — прощальный подарок Бьюти — все, что так дорого было сердцу Тима, все пошло за полцены в тот же синдикат. И это было еще удивительно: приемыши из синдиката могли просто пришить Тима, дело житейское.
Так Тимоти Слэнг, живое воплощение десяти заповедей, знаток морали и страж ее, завершил свою карьеру. Впереди ничего не было, пустота и безнадежность. Тим стал бродягой, вульгарным вымогателем, когда можно было вымогать, и попрошайкой во всех остальных случаях. Таких бродяг великое множество на дорогах маленькой, но великой страны всеобщего благоденствия. Он ночевал в зарослях синтетического кустарника, питался щедротами папаши Харисидиса и, опускаясь все ниже, решился на грабеж. Еще днем он высмотрел этот коттедж, уловил признаки запустения и решил, что дом необитаем. В коттеджах с воздушными фильтрами, известно, живут люди богатые, и потому в любом случае удастся раздобыть кое-что из одежды. Тима особенно угнетало отсутствие приличного костюма. Бродяга, если он хочет преуспеть, должен быть хороню одет. Тим знал, чем рискует: его приметы — и отпечатки пальцев, и формула пота и слюны — все эти данные хранились закодированными в ведомстве охраны прав граждан Министерства всеобщего успокоения. Закон Джанатии, страны всеобщего благоденствия, мудро охранял каждого от каждого, и досье на каждого велось со дня рождения и еще долго после смерти. Как специалист Тим понимал, что тотальная слежка равносильна отсутствию всякой слежки, но тем не менее для полиции не составит труда упечь его в кутузку на пару лет. Последняя отсидка была недолгой, но приятных воспоминаний не вызывала. Будь у него деньги, он в первой же аптеке приобрел бы набор таблеток, прием которых внутрь меняет не только формулу запаха, но даже тембр голоса, цвет кожи и узоры на пальцах. Но будь у него деньги, черта бы он полез в чужой дом, хотя бы и необитаемый. Для одинокого бродяги грабеж — последнее дело.
Тим сел на корточки под окном и прислушался: в доме было тихо. Нет, оказывается, ползать на брюхе — не велико удовольствие. Бедный Пупс, сколько раз он приходил после дежурства ободранный и грязный, надо было оплатить ему счет за больницу, какие-то деньги еще были… Снизу было видно, как в оконном стекле зеркально отражались писанные на облаках слова «Перемен к лучшему не бывает». Так и есть, подумал Тим, так и есть. Он потянул створку, и она поддалась неожиданно легко. Тим лег на подоконник. Неловко перевалился через него и услышал, как хлопнули внутренние раздвижные ставни. Густой мрак окутал Тима. Он поднялся, хрустнув коленками, медленно выходя из предынфарктного состояния. Здесь дышалось легко и без маски.
— Вы можете сесть, кресло справа от вас, — раздался в комнате хорошо поставленный баритон.
— Благодарю, — машинально ответил Тим. В голове его все перепуталось и стучала, билась мысль: пропал, совсем пропал. Зачем он полез сюда? Как хорошо было бы сейчас лежать на надувном матрасике, вести с соседом тихий разговор,
Вермикулит! — прозвучало в темноте. Тим вздрогнул, он впервые слышал это слово, и оно показалось ему страшным. — Сотворим молитву Всевышнему, Всеблагому, породившему вас, недостойных.
Тим не верил в совпадения столь невозможные, в голове его все перепуталось: присутствующий в темноте буквально подслушал его мысли, — действительно, не пора ли перейти к молитве?
— Если вы настаиваете, — пробормотал Тим.
— Тогда — Отче наш. Я послушаю.
Тим, запинаясь, начал:
— «Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да придет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе…» э… э?
— Хлеб наш…
— Да. «Хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и… э… не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого, ибо Твое есть Царство и сила и слава вовеки. Аминь».
В течение своей небезгрешной жизни Тим редко пользовался молитвами и не ходил к причастию, полагая, что каяться ему не в чем.
— Неплохо, но на латыни это звучит лучше.
— Я не знаю латыни, извините.
— Катастрофа стратостата! — заорал таинственный собеседник. — Тогда на хинди? Может, попробуем… — и после паузы: — У нас гость, хозяин. Пришел через окно. Конечно, хозяин, гость в дом, Бог в дом… Как говорится в притчах царя Соломона: «Не отказывай в добре тем, кому оно следует, когда есть в твоих руках сила к свершению»… Сидит в кресле…
Тим лихорадочно прислушивался. Как это он сразу не сообразил: автомат, обычный домовой автомат, самый безобидный из всех. Панель с кнопками где-нибудь и прихожей. Это он по программе развлекает гостя. Найти и выключить. И бежать пока не поздно. Тим вскочил, двинулся, вытянув руки вперед, и уперся во что-то цилиндрическое.
— Вам лучше сесть, — прозвучало над ухом. — Хозяин хочет, чтобы вы его подождали. Он скоро прибудет.
— У меня нет времени, зажги свет! — приказал Тим, и тотчас в комнате посветлело, свет исходил от потолка и стен, без тени. Слэнг увидел перед собой обычного робота-андроида и ощутил покалывание в ладонях. Он быстро убрал руки. Робот — это хуже, но в кухне, наверное, можно открыть окно. Двери в дом, конечно, открываются на голос хозяина, а окно — можно. Он обошел робота, переступая через кучи книг, сроду такого количества в частном доме не видал, толкнул створку, потом надавил плечом и вывалился прямо в чьи-то руки.
— А вот и хозяин, слава Богу! — сказал робот за спиной Тима. — Он будет рад знакомству.
Хозяин вернул Тима в комнату, поддерживая его за талию и излучая доброжелательность.
— Я знаю о вашем визите. У меня с Ферро постоянная связь, и я слышал ваш разговор, возвращаясь домой. Я доволен, что успел застать вас, вечерами бывает так одиноко. Но вы, кажется, собрались уходить? — Он поправил изящную прическу. Поднятые к вискам прямые брови, нос с горбинкой и черные усики на худощавом лице — смотрелось неплохо.