Язычники
Шрифт:
— Готово, генерал!
— Сержант, спросите, сколько их здесь?
Подручный молчал. Дин подошел поближе:
— Если вы не будете отвечать на наши вопросы, то я попрошу собаку, чтобы она укусила вас.
Гром оскалился. Смертоубийственная гримаса, жуткие клыки на черной морде…
— Сами шеф, анатомы, пять или шесть подручных, — как в бреду зачастил охранник. — Один приемыш, он в диспетчерской. Прислуга инженерного обеспечения, дежурные на кислородном заводе. Я точно не знаю…
— Не разбираюсь я, генерал, в этой бандитской иерархии, — сказал сержант. — Извините.
Олле, поднаторевший в этих вещах
— Советник — босс какой-либо местной шайки, анатом — из персональной охраны, палач. Подручные — кандидаты в анатомы, нечто вроде личной гвардии. Функционеры — интеллигенты, представляют чистейшего-в-помыслах в официальных органах, малочисленны. Техники и прислуга — инертная масса, ни во что не вмешиваются.
— Приемыш?
— Начинающий гангстер. Опасен, выслуживается. Что там считать. Сколько есть, все наши будут.
В диспетчерской техники возились с аппаратурой. За пультом скучал приемыш. Сержант поманил его пальцем: иди сюда на пару слов. Никто из техников даже не поднял головы… Увидев в коридоре пса, приемыш молча протянул руки. Приковать его к ручке двери и заклеить рот пластырем было делом одной минуты. У приемыша были очень выразительные глаза, и взор его говорил, что умирать он ну никак не хочет.
На этом эффект внезапности исчерпал себя. Едва они вышли в парк, молодой приемыш, идущий по открытой галерее в диспетчерскую, глянул вниз и узнал Олле. Он молча кинулся обратно, забыв о своем пистолете. Догнать его было невозможно, и Дин выстрелил навскидку. Пластиковая пуля шлепнула приемыша ниже спины, он дико взвизгнул и скрылся.
— Сейчас за нами устроят охоту, — виновато сказал Дин.
— Кто за кем, — пожал плечами Олле. — Не убивать же тебе было мальчишку.
Они почти бегом двинулись через парк, миновали поляну с орнитопланом на ней, и первое, что увидели, — подручного, прикованного наручниками к решетке конуса кислородного терминала. Подручный довольно громко мычал через нос, поскольку рот его был заклеен лентой. Пиджак его был разорван, болтались ремешки от выдранной кобуры. Олле, замедлив шаг, обозрел его.
— Не понимаю, — с удовольствием сказал он. — Я точно знаю, что у Нури не могло быть с собой наручников.
Далее на знакомой аллее, обняв руками дерево, стоял еще один подручный, руки его были скованы по ту сторону ствола. Рядом, закатив глаза, валялся третий. Из носа его текла кровь, глаз заплывал синяком.
— Святые дриады! — воскликнул Олле. — У меня в помыслах личные счеты с чистейшим-в-помыслах. Я бы не хотел, чтобы Нури, не к ночи будь сказано, дорвался до него раньше меня.
— Там еще один, и больше мне не встретились. — Нури сидел неподалеку на длинной скамейке и гладил Грома, пистолеты лежали по обе стороны от него. — Я жду вас уже четверть часа и ждал бы еще. Дышите глубже, какой здесь воздух! И бабочки под фонарями. О, Мардук, Перун, Озирис, сколько нескончаемых дней я был лишен этой радости! — И без перехода добавил: — Надо думать, мы уже обнаружены?
Служебное здание, где когда-то допрашивали Олле, было пусто. Они пробежали по нему, не зажигая света, и Гром ни разу не дал понять, что за очередными дверями могут быть люди. Дин пробормотал, что теперь можно не бояться удара в спину… и быстрей ко дворцу.
Громада дворца — они приблизились к нему короткими перебежками — постепенно обретала
— Этих я сейчас, — сказал Олле. — Ваша забота вовремя включить проектор, когда анатом заорет.
Олле и пес неслышно слились с кустами, а Дин прижал к щеке прицел проектора. Услышав, как в напряженной тишине внезапно рыкнул Гром и по-дурному возопил анатом, Нури вздохнул и засмеялся. Уже неделю, с того самого дня, он пребывал в состоянии восторженной приподнятости — все было хорошо, все было очень хорошо: Олле нашелся, Гром жив, и воины Авроры — отличные ребята… Дин повел раструбом проектора, в невидимом ультрафиолетовом луче вспыхнул белым светом синтетический костюм дергающегося анатома, два выстрела Олле слились в один — и сразу топот и сложный звук запирающейся двери.
Олле и пес вычленились из темноты. Рядом стонал анатом, руки его болтались.
— Второй успел удрать. Сейчас они будут бросать гранаты. — И сразу частые взрывы окутали ступени дворца. Их оранжевые вспышки на короткие мгновения высвечивали основания рифленых колонн.
— Феерическое зрелище, — сказал Дин. — Но с этим что делать? Зачем ты его вообще сюда притащил?
— Он сам. Понимает. Сейчас от него там, на ступенях, и пепла бы не осталось. Пусть убирается куда хочет, я ему предплечья отшиб. И нервное потрясение: Гром рявкнул над ухом.
— Конченный человек.
— Все в порядке, — сказал Нури. — Ползем дальше.
Теперь, когда темп был потерян, штурм главного входа не имел смысла. Оставив безразличного ко всему анатома, они кинулись к ближайшему служебному входу, одному из многих. Такие входы охранялись системой «ухо-глаз». По сути, это была не охрана, а контроль, бессмысленный в повседневном обиходе. Джольф IV, как и предшествующие ему Джольфы, в деле охраны резиденции почти полностью полагался на автоматику. Идея крикуна в среде джанатийских электронщиков даже не обсуждалась, как теоретически невозможная. Парализованная крикуном автоматика лишила Джольфа IV привычной защиты, блокировка входов не работала. Вход оказался открытым, коридор-тоннель — пустым, и только вскрикнул кто-то в боковом ответвлении, когда они бежали по длинному и плохо освещенному тоннелю. Несколько переходов и лестничных маршей — дорога, знакомая Дину и Олле, — вывели их в вестибюль, от которого начиналась парадная часть дворца. Из-за узорчатых дверей доносились взрывы гранат.
— Нури, уйми идиота, имущество портит. — Олле кивнул на узкую лестницу, и Нури взбежал по ней. Здесь, внутри балочного перекрытия, подпираемого колоннами главного входа, было вмонтировано помещение с телеаппаратурой. Камеры через люки смотрели в парк и вниз, на ступени входа.
Идиот был не один. Второй сидел рядом на опрокинутом ящике. Они непрерывно доставали из ящиков небольшие, с куриное яйцо, гранаты и опускали их в отверстия люков. Этим делом они были всецело заняты, пиджаки их висели на спинках стульев, портупеи с кобурами под мышками опоясывали потные рубашки. Валялись пустые ящики, а полные стояли штабелями у стены, и Нури подивился неисчерпаемости запаса гранат. В помещении сладко пахло эйфоритом.