Язык и человек. К проблеме мотивированности языковой системы
Шрифт:
В целом прагматика языковых знаков предстает в двух типах – в системно-языковой прагматике и речевой – и заключается в проявлении в передаваемой языковой информации позиции и точки зрения говорящего, его коммуникативных интересов, ориентации в мире – отсылки к сознанию его «Я» в ситуации общения, что и составляет содержание понятия лингвистического эгоцентризма. Таким образом, прагматику языковых знаков можно определить как отражение эгоцентризма говорящего в семантической системе языка и речи. При этом прагматические значения языковых единиц не всегда совпадают с прагматическими значениями речевых актов. Как замечает Ю.Д. Апресян, «во многих случаях иллокутивная функция высказывания не маркируется никакими собственно языковыми средствами, а восстанавливается адресатом на основании экстралингвистических знаний – об устройстве мира в целом, о текущей ситуации, о постулатах кооперативного общения. Так, императивное высказывание Поставьте, пожалуйста, вещи сюда интерпретируется как предложение (приглашение) в ситуации приема гостя и как требование в ситуации таможенного
8.4. Типы и подтипы отражения эгоцентрического принципа в семантической системе языка
8.4.1. Отражение ориентационного эгоцентризма. Ориентационный эгоцентризм заключается в осознании и выражении говорящим своего положения (ориентации) по отношению к «не-я» в акте общения и зависит от выбираемых им точек отсчета рассмотрения «не-я» по отношению к себе. Эти точки отсчета определяют следующие разновидности ориентационного эгоцентризма.
1) Отражение коммуникативно-личного (персонального) эгоцентризма. Коммуникативно-личный эгоцентризм проявляется в определении говорящим участников/неучастников коммуникации как участников обозначаемого события или посессоров компонентов события путем указания либо на самого себя или группу лиц, в составе которых он находится, либо на адресата своей речи, либо на неучастника коммуникации. Это отражается в наличии в семантической системе языка соответствующих трехчленных личных и притяжательных местоимений ед. и мн. ч. (я/мы – ты/вы – он/они, мой/наш – твой/ваш – его/их), трехчленной глагольной категории лица ед. и мн. ч. (люблю/любим – любишь/любите – любит/любят), звательных форм сущ. (например, в чешском, украинском, древнерусском языках), функционально соотносительных с 2-м лицом, а также синтаксически обособленных обращений, функционально соотносительных с 2-м лицом. Поскольку участники коммуникации – это всегда люди, то лексическое и грамматическое 1-е и 2-е лицо содержат признак личности (персональности) или олицетворяемой неодушевленности. Поскольку неучастниками коммуникации могут быть и люди, и неодушевленные предметы, то лексическое или грамматическое 3-е лицо способно указывать на тех и других.
Все лексические и грамматические значения лица взаимосвязаны между собой: 1-е лицо предполагает 2-е, и наоборот, а оба эти лица предполагают 3-е лицо, которое указывает на внешний по отношению к двум коммуникативным лицам «некоммуникативный мир». Как уже отмечалось выше, такая система грамматических значений лица отражает тот факт, что в коммуникативном процессе люди всегда говорят о событиях, связанных с говорящими, адресатными собеседниками или некоммуникативными участниками.
Специфика речевого общения обусловливает также взаимообратимость употребления показателей лиц: «тот, кого я определяю как «ты», сам мыслит себя в терминах «я» и, обращаясь в «я», превращает мое «я» в «ты» [Бенвенист 1974: 264]. Такая взаимообратимость употребления потенциально возможна и между 3-м и остальными лицами в косвенной речи, ср. Отец спросил сына: Ты сдал экзамен по физике? и Отец спросил сына, сдал ли он экзамен по физике; Я сказал, что я рад его приезду и Он сказал, что он рад моему приезду.
2) Отражение коммуникативно-этикетного эгоцентризма. Коммуникативно-этикетный эгоцентризм (в широком смысле слова) проявляется в установлении говорящим характера своих социальных и личных отношений, речевого поведения и контакта с другими лицами в коммуникативном процессе. Этот эгоцентризм отражается в наличии в языке принятых для данного социума семантических формул и средств общения, выражающих коммуникативно-социальную ориентацию говорящего и тем самым его социальное взаимоотношение с другими лицами в акте общения: устойчивых выражений (типа До свидания. Пока. Позвольте откланяться. Спасибо. Благодарю Вас), вежливого «вы» в значении 2-го лица ед. ч., дружеского и фамильярного «ты», обращений по имени или имени и отчеству, экспрессивно-оценочных суффиксальных образований от собственных имен, выражающих и характер социальных и личных отношений говорящего (ср., например, Екатерина – Катя – Катенька – Катюша – Катька – Катюха), и др. Особенно показательно отражение коммуникативно-этикетного эгоцентризма в японском языке, в котором оно имеет грамматический"характер, выражающий различные отношения социальной иерархичности между говорящим и другими лицами по признакам пола, возраста, служебного положения, сферы услуг, родства, приятельства, см. [Холодович 1979: 54—82].
3) Отражение пространственно-локализирующего эгоцентризма. Пространственно-локализирующий эгоцентризм проявляется в определении говорящим по отношению 1) к своему местонахождению степени пространственной удаленности предметов (явлений, событий) действительности или их перемещения (к нему/от него),
2) к сторонам своего тела пространственного положения предметов или их перемещения.
1)
Эта система местоименных пространственных указаний стала семантической основой для ее использования в смысловой организации текста. Поскольку организация текста развертывается во времени и не имеет пространственных параметров, пространственные функции местоимений трансформируются в нем в особые текстовые функции, указывающие на степень отдаленности предметов (событий) во времени по отношению к говорящему как наблюдателю представляемых предметов и событий. Рассмотрим с этой точки зрения текстовые функции каждой семантически противопоставленной пары пространственных местоимений.
а) Местоимение этот в соответствии со своим пространственным указанием на предмет, наименее удаленный от говорящего, близко наблюдаемый им, замещает в тексте обозначение предмета, действия, события, упомянутого говорящим позднее (т.е. последним, не отдаленным от говорящего), чем обозначение предмета, упомянутого раньше (т.е. отдаленного от акта речи говорящего) и поэтому замещаемого местоимением тот: Ср. Девушка сидела на лавочке в темном углу церкви; другая терла ей виски. «Слава богу, – сказала эта, – насилу вы приехали» (Пушкин). Пришла телеграмма, что отец умер. Мы сошли с поезда и отправились в деревню. Этот печальный путь я запомнил надолго (Чехов) и Но человека человек Послал к анчару властным взглядом, И тот послушно в путь потек, И к утру возвратился с ядом (Пушкин). Настя и тут ей помогла: она сняла мерку с Лизиной ноги, сбегала в поле к Трофиму пастуху и заказала ему пару лаптей по той мерке (Пушкин).
Как показывает исследование Е.В. Падучевой [Падучева 1985: 126—127], местоимение тот вообще указывает на то из двух упоминаемых в тексте лиц, которое не является смысловой темой предложения, текста или фрагмента текста, т.е. выступает как отстраненное от смыслового развития сообщаемого: ср. Посоветуй Ивану взять секретаря, чтобы тот навел порядок в его бумагах; Он снимает перед ним шляпу, а тот и не смотрит на него. Однако и в этом употреблении местоимение тот указывает на отнесение событий к последующему временному плану по отношению к временному плану предыдущих событий и тем самым на отдаленные от говорящего как их наблюдателя, поэтому отстраненные от темы смыслового развития текста.
Таким образом, местоимение этот представляет в тексте замещаемое как будто наглядно воспринимаемое в акте речи, ориентированное на внимание и актуализированное в сообщаемой ситуации. Об актуализирующей функции этот свидетельствует и употребление его говорящим не для замещаемого в тексте предмета, а для представления в тексте реальных предметов как будто непосредственно данных при акте речи и тем самым актуальных для сообщения: Неужели вы думаете, что я не чувствую, как вам здесь должно казаться бедно... и смешно?этот лакей, который спасается от вас, как заяц; эта кухарка (Тургенев). То ему вспомнился Денисов... и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями (Л. Толстой). Уж эти мне капризы! Ох эти модницы!Эта же текстовая функция местоимения этот проявляется при выражении им одновременности событий в один наблюдаемый временной отрезок: Занавес взвился, и в эту минуту застучали стулья в пустой ложе (Лермонтов). Мария Петровна готовилась уже спуститься вниз... как в это самое время откуда ни возьмись появился перед нею староста (Григорович). Приехал вас поздравить, дядя, – ответил Сергунька баском, выкатив при этом... глаза (А.Н. Толстой). Актуализирующая функция местоимения этот стала основой для выделительно-усилительного значения частицы это: Кто это пришел ? Это с детьми трудно, а одному ничего. Это куда же ты идешь? Ср. подобное значение частицы вот: Вот вас-mo мне и надо! Вот что я тебе скажу.
Рассмотренная текстовая функция этот определила образование от него союзного слова, указывающего на то, что предшествующее событие является причиной последующего события: типа На улице было холодно, поэтому я не пошел гулять. С этой же функцией связано употребление связки это перед предикатом в предложениях, идентифицирующих сущность субъекта путем отождествления его с выражаемым предикатом: типа Закон – это порядок. Жизнь – это борьба; ср. также: Чтение – вот лучшее ученье.