Языки Пао
Шрифт:
Беран ничего не ответил. Финистерл тронул его за руку:
– Здесь ты ничего не добьешься – только погибнешь. Здесь нет даже стражи, мы все в их власти.
Беран мягко отстранил Финистерла:
– Я останусь здесь. Бежать не стану.
– Они убьют тебя!
Беран как-то очень по-паонитски пожал плечами:
– Все люди смертны.
– Но тебе многое еще надо совершить, а если ты погибнешь, ты не добьешься ничего! Покинь город, и очень скоро мирмидоны устанут от новых впечатлений и вернутся к своим игрищам.
–
Минуты текли медленно. Прошел час. Военные корабли валиантов, снизившись, парили в нескольких ярдах от земли. Флагман эскадры осторожно опустился на площадку дворцовой крыши.
В Великом Зале Беран спокойно сидел на Черном Кресле – реликвии династии Панасперов. Лицо его было утомленным, глаза – широко открытыми и потемневшими. Когитанты стояли группами, перешептывались, искоса наблюдали за Бераном.
Издалека послышался звук – это было горловое пение. Священная песнь, песнь победы, звучала все громче, в естественном ритме бьющегося сердца, шагающих ног.
Двери распахнулись: в Великий Зал вошел Эстебан Карбоне, Верховный Маршал валиантов, сопровождаемый дюжиной молодых фельдмаршалов и простыми офицерами, шедшими чуть позади. Эстебан Карбоне подошел прямо к Черному Креслу и остановился перед Бераном:
– Беран! – начал Эстебан Карбоне. – Ты нанес нам неслыханное оскорбление. Ты своими делами доказал, что ты – плохой Панарх, неспособный управлять Пао. Поэтому мы пришли, чтобы свергнуть и уничтожить тебя.
Беран задумчиво кивнул – как если бы Карбоне пришел к нему с прошением. Тот продолжал:
– К тем, кто располагает силой, в конце концов переходит и власть – такова основная аксиома истории. Вы бессильны, сильны лишь мирмидоны. Теперь мы встанем у кормила власти, и я провозглашаю сейчас то, что отныне станет законом: Верховный Маршал мирмидонов теперь и навеки будет исполнять функции Панарха Пао.
Беран не произнес ни слова – действительно, слов тут не требовалось.
– Посему, Беран, все, что позволяет тебе сейчас твое потрепанное достоинство, – оставить Черное Кресло и идти навстречу смерти.
Вдруг вмешались когитанты. Финистерл сказал зло:
– Одну минуту. Вы зашли слишком далеко, да и чересчур поспешили.
Эстебан Карбоне резко обернулся к нему:
– Что вы сказали?
– В принципе ваш тезис верен: править должен тот, в чьих руках сила. Но я возражаю против второго утверждения: что вся сила на Пао сосредоточена в ваших руках.
Эстебан Карбоне рассмеялся:
– А разве есть кто-нибудь, кто мог бы удержать нас, что бы мы ни собирались сделать?
– Дело не совсем в этом. Ни один человек не может править Пао без согласия на то паонитов. Вы этого согласия не получите.
– Согласие не имеет значения. Мы не станем вмешиваться в дела паонитов. Они могут управлять собой сами – до тех пор, пока удовлетворяют все наши нужды.
– И вы рассчитываете на то, что текниканты будут продолжать снабжать вас оружием и боевой техникой?
– А почему бы нет? Им мало дела до того, кто покупает их товары.
– Ну, а кто введет их в курс ваших надобностей? Кто отдаст необходимые распоряжения паонитам?
– Естественно, мы сами.
– А как они поймут вас? Вы не говорите ни на языке текникантов, ни на языке Пао, а они не понимают валианта. Мы, когитанты, отказываемся служить вам.
Маршал снова рассмеялся:
– Это уже становится интересным. Вы хотите сказать, что когитанты, как люди весьма сведущие в лингвистике, будут править валиантами?
– Нет. Я лишь имел в виду, что вы не в состоянии править планетой Пао, ибо не сможете общаться с теми, кого хотите видеть своими вассалами.
Эстебан Карбоне пожал плечами:
– Это не имеет большого значения. Мы немного владеем Пастичем – достаточно для того, чтобы нас поняли. А скоро мы будем говорить еще лучше и научим наших детей.
Беран впервые за все это время заговорил:
– Я предлагаю решение, которое, возможно, удовлетворит всех. Давайте условимся, что валианты вправе уничтожить столько паонитов, сколько им угодно – всех тех, кто окажет им активное сопротивление, – и таким образом осуществлять диктат. Вскоре они окажутся перед противоречием: во-первых, в паонитской традиции противиться любого рода принуждению, а во-вторых, они не смогут общаться ни с паонитами, ни с текникантами.
Карбоне слушал с непреклонным выражением лица.
– Время стушует это противоречие. Помни: мы по природе своей завоеватели.
– Согласен, – кивнул Беран устало. – Вы завоеватели. Но все же вам лучше править с минимумом проблем. А пока Пао не заговорит на едином языке, таком как Пастич, вы не можете управлять без крупных массовых беспорядков.
– Тогда весь Пао должен заговорить на едином языке! – закричал Маршал. – Это легко поправимо. Что такое язык – просто набор слов. Вот мое первое распоряжение: каждый человек на планете – будь то мужчина, женщина или ребенок – обязаны изучать Пастич.
– А пока они его не выучили – что будет? – поинтересовался Финистерл.
Эстебан прикусил губу.
– Что ж, события должны идти своим чередом, – он поглядел на Берана.
– А потом вы признаете мою власть?
Беран засмеялся:
– Охотно. В соответствии с вашим пожеланием отныне я приказываю, чтобы каждый ребенок – валиант, текникант, когитант и паонит – изучал Пастич, отдавая ему приоритет даже перед языком его родителей.
Эстебан Карбоне уставился на него в нерешительности, некоторое время молчал и наконец произнес: