Языковые аномалии в художественном тексте: Андрей Платонов и другие
Шрифт:
Термин семантические аномалии мы сохраняем только за аномалиями, имеющими чисто языковую природу, т. е. аномалиями смысла, которые возникают в результате разного рода нарушений в вербализации лексической или грамматической семантики в пределах языковой системы стандартного языка. Тогда нарушения, связанные с прагматической сферой речи (нарушение норм и принципов речевого поведения и пр.), мы будем именовать аномалиями прагматическими.
Релевантным критерием для выделения прагматических (а возможно, и многих других) аномалий является сформулированный Ю.Д. Апресяном «принцип внутренней последовательности говорящего на протяжении высказывания», заложенный в самой природе языка: «Он проявляется в следующем. Если говорящий возбудил у слушающего какие-то общие фоновые знания (пресуппозиции) или занял какие-то интеллектуальные
По нашему мнению, следует разграничивать два вида таких аномалий. Первый из них находится в промежуточной зоне между собственно семантикой и прагматикой, если конвенциональные пресуппозитивные смыслы слов и словесных конструкций, которые очевидным образом входят в их семантику, относить к прагматической сфере. Такие аномалии мы называем, вслед за И.М. Кобозевой, прагмасемантическими.
Подобная аномалия часто связана с противоречием, возникающим между пресуппозитивным компонентом семантики одного слова и лексическим значением другого. Ср. пример из Д. Хармса: За раком плыла голая лягушка («Я родился в камыше»), – где аномалия порождается тем, что в семантику слова голый ‘без одежды’ также входит и обязательная пресуппозиция ‘применительно к человеку’. Аналогично – у А. Введенского:… уста тяжелого медведя («Начало поэмы»), – где слово уста тоже имеет пресуппозицию ‘принадлежность человеческого существа’.
Другим вариантом является избыточная вербализация пресуппозиции. Так, в примере: На нее сидящую орел взирал и бегал (А. Введенский, «Минин и Пожарский»), – в пресуппозиции предполагается, что «прототипические» орлы не бегают, а летают. Подобная экспликация пресуппозиции может приводить к тавтологии: Еще раз / на бранном месте / где происходила битва / вновь опускается молитва (А. Введенский, «Сутки»), – избыточно вербализована пресуппозитивная часть семантики словосочетания бранное место ‘место, где проходит битва’.
Обратным случаем является буквализация пресуппозиции, когда нормативно идиоматичному выражению возвращается его исходная, буквальная интерпретация. Подобное наблюдаем в «Елке у Ивановых» А. Введенского, когда Пузырев-отец говорит об умершей дочери: «Пузырев-отец (плачет). Девочка моя, Соня, как же так. Как же так. Еще утром ты играла в мячик и бегала как живая. Устойчивый элемент как живая действительно конвенционально употребляется, когда речь идет либо о покойнике, либо о неодушевленном предмете. Но контекст бегала как живая возвращает этому элементу буквальное значение (в отличие, например от нормального лежит как живая).
В прагматике высказывания также может возникать противоречивая интенциональность: …я был мертв (А. Введенский, «Четыре описания); В лесу меня крокодил съел (А. Введенский, «Минин и Пожарский»), – аномалия возникает из-за того, что высказывание от I лица невозможно для субъекта говорения, который умер или подвергся съедению.
Ср., например, как Р. Барт, комментируя высказывание «я мертв» из новеллы Э. По, говорит о «языковом скандале»: «…в известном смысле можно сказать, что перед нами – перформативная конструкция, но такая, которую ни Остин, ни Бенвенист, конечно, не предвидели в своих анализах. <…> в нашем случае невозможная фраза перформирует собственную невозможность» [Барт 1989: 453–454].
Прагматические аномалии иного типа, описанные, например, в известной работе Е.В. Падучевой «Тема языковой коммуникации в сказках Льюиса Кэрролла» [Падучева 1982], которые являются результатом
В отличие от прагмасемантических аномалий, где сталкиваются конвенциональные и неконвенциональные компоненты смысла, здесь сталкиваются только неконвенциональные компоненты.
К таким аномалиям будет, например, относиться аномальный (по разным причинам) коммуникативный акт, многочисленные примеры которого есть в текстах А. Введенского, Д. Хармса или А. Платонова. Ср., например, тавтологически бессмысленное и иллокутивно немотивированное диалогическое взаимодействие героев пьесы Д. Хармса «Елизавета Бам»: ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ: Елизавета Бам, Вы не смеете так говорить./ ЕЛИЗАВЕТА БАМ: Почему? / ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ: Потому что Вы лишены всякого голоса. Вы совершили гнусное преступление. Не Вам говорить мне дерзости. Вы – преступница!/ ЕЛИЗАВЕТА БАМ: Почему?/ ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ: Что почему?/ ЕЛИЗАВЕТА БАМ: Почему я преступница?/ ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ: Потому что Вы лишены всякого голоса. / ИВАН ИВАНОВИЧ: Лишены всякого голоса. / ЕЛИЗАВЕТА БАМ: А я не лишена. Вы можете проверить по часам./ ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ: До этого дело не дойдет. Я у дверей расставил стражу, и при малейшем толчке Иван Иванович икнет в сторону.
Если считать сферу интенциональности и вообще – коммуникативной организации высказывания явлением языка в широком смысле слова (а такая точка зрения давно утвердилась в лингвистике), то и прагматические аномалии мы с полным правом можем считать разновидностью языковых.
Именно языковыми подобные аномалии считает и Ю.Д. Апресян, отграничивая их, например, от логических аномалий: «С этим отчасти связана отмеченная Ю. Д. Апресяном закономерность: к подлинной языковой аномалии, не допускающей осмысления, ведут противоречия, связанные с модальными рамками высказывания, грамматическими значениями, тема-рематическим членением. Действительно, такое противоречие вряд ли может быть допущено намеренно. Грамматические значения чаще всего выражаются помимо воли говорящего, т. е. ненамеренно. Модальная рамка и тема-рематическое членение непосредственно описывают коммуникативные намерения говорящего – едва ли можно намеренно иметь противоречивые намерения» [Булыгина, Шмелев 1997: 446].
(3) Аномалии семантические, прагматические и логические (концептуальные). Кроме высказываний, в которых неадекватно актуализуется системно-языковой и прагматический семантический потенциал языка, встречаются высказывания, в которых фиксируется некоторое логическое нарушение – при отсутствии очевидной языковой девиантности. К таким аномалиям можно отнести знаменитый пример Н. Хомского Зеленые идеи яростно спят.
Такие аномалии есть выражение неадекватной концептуализации мира в языковом знаке – причинно-следственных, пространственно-временных, родо-видовых и др. отношений, в смысле Ю.Д. Апресяна: «… в каждом естественном языке отражается определенный способ восприятия мира, навязываемый в качестве обязательного всем носителям языка. В способе мыслить мир воплощается цельная коллективная философия, своя для каждого языка» [Апресян 1986: 5]. Предполагается, что, если мы постулируем наличие общепринятого в данном языковом сообществе способа концептуализации мира, значит, мы можем предположить и возможность определенных нарушений в вербализации этого способа.
Человеческий способ осмысления мира, особенно представленный в естественном языке, не сводится к исключительно логическим законам и категориям. Поэтому логические аномалии включаются в более широкий круг аномальных явлений в сфере языковой концептуализации мира, которые мы предлагаем, за неимением лучшего интегрирующего термина, условно именовать концептуальными.
Это, например, смешение причинных отношений и отношений долженствования… а в Чевенгуре наступит коммунизм, потому что больше нечему быть [т. е. ‘наступит, потому что должен наступить’] (А. Платонов, «Чевенгур»); установление ложной причинно-следственной связи: – Мама, а отчего ты умираешь – оттого что буржуйка или от смерти (А. Платонов, «Котлован») и т. п.