Языковые аномалии в художественном тексте: Андрей Платонов и другие

Радбиль Тимур Беньюминович

В отличие от модальной рамки «нормального» мира, например, научной фантастики: ‘Люди считают, что такое могло бы быть при наличии определенных, рационально осмысляемых допущений ’, модальная рамка «аномального» мира формулируется как: ‘Люди считают, что такое не могло бы быть при наличии определенных, рационально осмысляемых допущений ’.

Это может быть аномалия самого устройства мира, когда рационально осмысляемым субъектам приписаны заведомо неадекватные предикаты: а в стакане слово племя / играет с барыней в ведро (А. Введенский, «Две птички, горе, лев и ночь»). Возможно и обратное – невероятным

субъектам приписаны реальные предикаты: нос (Колобок, Чеширский кот…) ведет себя как человек.

Случаи, когда и субъект, и предикат не подлежат рациональному осмыслению, крайне редки, поскольку такой мир вообще «неудобоварим» для читательского сознания. Это, например, «нескладухи» Л. Кэрролла: Воркалось. Хлипкие шорки / пырялись по нове, / и хрюкатали зелюки, / как мумзики вмаве [7] , – или поэтическая «заумь» В. Хлебникова.

7

Здесь и далее поэзия Л. Кэрролла цитируется по изданию: Кэрролл, Л. Охота на Снарка: Пер с англ. / Л. Кэрролл. – М.: Азбука, 2001. – 96 с.

Это может быть аномалия внутри «нормально» устроенного мира, при наличии в общем рационально осмысляемых субъектов и предикатов, которые помещены в неадекватный событийный контекст – в аномальные обстоятельства. Например, в «Вываливающихся старухах» Д. Хармса встречаем аномально невероятное стечение событий в мире, который в целом осмысляется как «нормальный»: Одна старуха от чрезмерного любопытства вывалилась из окна, упала и разбилась. / Из окна высунулась другая старуха и стала смотреть вниз на разбившуюся, но от чрезмерного любопытства тоже вывалилась из окна, упала и разбилась. / Потом из окна вывалилась третья старуха, потом четвертая, потом пятая. / Когда вывалилась шестая старуха, мне надоело смотреть на них, и я пошел на Мальцевский рынок, где, говорят, одному слепому подарили вязаную шаль.

Аномальность на уровне «прототипического мира» здесь осложняется и актуализацией аномального типа стоящего за текстом сознания, который воспринимает как обыденный случай вываливающихся поочередно из окна старух.

(1b) Аномалии логические (концептуальные). Их нужно отграничивать от «онтологических» (хотя и те, и другие равно находятся не в реальном, а в концептуальном пространстве). Условно говоря, онтологическая аномалия «отвечает» за концептуализацию содержательного компонента «прототипического мира», а логическая (когнитивная, ментальная) – за его интерпретационный компонент. Модальная рамка «правильного», адекватного способа рассуждения (мысли) о мире: Люди считают, что так можно думать /рассуждать (так правильно думать /рассуждать) ’.

При этом отметим, что к логическим аномалиям не относится психологически или эстетически (законами жанра, например) мотивированное отклонение от рационально-логической интерпретации мира Повествователем или героем («чертовщина» в «Братьях Карамазовых» Ф.М. Достоевского, в «Мелком бесе» Ф. Соллогуба и др.).

Примерами подлинной аномальности на этом уровне являются немотивированные логические искажения в речи лирического героя или Повествователя – сочетание несочетающихся концептов: Ветер круглым островам! Дюжий метр пополам! (Д. Хармс, «Измерение вещей»); нарушение формально логических законов, например, закона тождества: Это зяблик, он не птица (А. Введенский, «Святой и его подчиненные»), – или закона противоречия: Я

прислонясь плечом к стене / стою подобный мне (А. Введенский, «Кругом возможно Бог»); аномальная концептуализация структуры события в мысли (например, инвертирование): У Саши будут ребятишки от Сони (А. Платонов, «Чевенгур») – вместо ожидаемого * У Сони будут ребятишки от Саши и др.

Логические аномалии порождаются также неинформативными высказываниями, которые часто ведут к «тавтологической избыточности»: Шейн шнеллер замочек Густав, у нас здесь родина, а у тебя там чужбина (А. Введенский, «Минин и Пожарский»), Многочисленные примеры подобных аномалий приводятся в одной из наших работ [Радбиль 2000].

(1с) Аномалии аксиологические (ценностные). Эти аномалии искажают некий «прототипический мир ценностей», существующий в коллективном сознании этноса в качестве системы идеалов, норм и ценностей, воспринимаемой как эталон. Модальная рамка, которая может быть приписана «прототипическому миру» ценностей: ‘Люди считают, что это хорошо (плохо)’.

Отметим, что к таковым аномалиям не относится отображение антиценностей в качестве объекта художественной интенции – например, в сатирическом произведении. Речь идет об очевидном, рационально не интерпретируемом отклонении от прототипических ценностей самого говорящего или близких ему героев. В мировой литературе и в фольклоре существуют целые жанровые разновидности, эксплуатирующие подобный мир антиценностей в качестве исходной точки, т. е. неостраняемой в поле авторской активности данности мироустройства: городской «жестокий романс», детский «черный юмор», блатная песенная лирика и пр.

Например, в финале «Сонета» Д. Хармса читаем: Мы спорили бы очень долго, но, по счастию, тут со скамейки свалился какой-то ребенок и сломал себе обе челюсти. – Здесь в мире Повествователя как благоприятное оценивается событие, которое в «прототипическом мире ценностей» этноса не может иметь позитивной оценочности.

Классическим примером такой ценностной аномалии является эпатирующая фраза в одном из стихотворений раннего Маяковского: Я люблю смотреть, как умирают дети. Подобные случаи – своего рода аксиологическое «иллокутивное самоубийство» [Вендлер 1985]: обратим внимание, что при переводе высказывания из репродуктивного в информативный (нарративный) регистр (режим третьеличного повествования) аномальность снимается: * Он любит смотреть, как умирают дети.

(Id) Аномалии мотивационно-прагматические. Это аномалии, возникающие в результате неадекватной концептуализации деятельностной (интенциональной, речеповеденческой, коммуникативной) сферы, что традиционно относят к области лингвистической прагматики и теории речевых актов. Модальная рамка «правильного» способа акционального отношения к миру: ‘Люди считают, что так можно вести себя / общаться с помощью языка (так правильно вести себя / общаться с помощью языка) ’.

Отметим, что аномальными не будут психологически мотивированные нарушения в зоне речевого взаимодействия – например, рефлексы непонимания героями друг друга в пьесах А.П. Чехова.

Литературными моделями таких аномалий являются разного рода рационально неинтерпретируемые нарушения в области коммуникативного акта в драмах «абсурда» Э. Ионеско или С. Беккета, в драматических произведениях Д. Хармса и А. Введенского, что, на языковом материале произведений Л. Кэрролла, были проанализированы в известной работе Е.В. Падучевой [Падучева 1982].