Йога питания. Психология и философия здорового образа жизни
Шрифт:
5. Страх
Мы живем в страхе. Мы боимся утрат, боимся смерти. Боимся признать хрупкость своего существования на этой планете. Наше присутствие на Земле мимолетно, и наше важное «Я» на самом деле не так уж и важно. Мы избегаем признания собственной уязвимости и теряемся в повседневных иллюзиях.
Клеши в действии
Замутненное видение – источник всех других клеш. Речь идет о нашей склонности терять из виду то, что действительно важно, а это порождает привязанности, зацикленность на себе и страхи. Когда мы приходим к такому суженному кругозору, то легко забываем свои истинные ценности и последствия своих действий. Когда я прихожу на йогу, наш учитель нередко начинает с того, что предлагает сформулировать намерение на данное занятие. Мы не можем контролировать свои мысли или чувства, но можем сориентировать свой ум и свое тело на определенные цели и тенденции. Мы можем целенаправленно выбирать то, что хотим
Что касается пищи и тела, то замутненное видение заставляет нас запутаться во всевозможных «можно» и «нельзя». И тогда мы усиливаем свой негативный настрой тем, что, например, пропускаем занятия по йоге и практикуем нездоровое отупляющее поведение (самые распространенные примеры – переедание и злоупотребление алкоголем). Замутненность видения усугубляется нашей шизофренической культурой питания, которая постоянно соблазняет и манит нас роскошными блюдами и одновременно образами безупречно сложенных тел. Все это на фоне непрестанно транслируемых медицинских предупреждений о пагубных последствиях привычек, которые в то же время поддерживаются современной культурой. Это приводит к негативным взаимоотношениям с нашим телом, основанным на страхе. «Как я могла себе позволить съесть это пирожное?» Такие мысли – только верхушка айсберга негативности, представляющего наше отношение к собственному телу. Другая крайность – люди, которые сидят на изнурительных диетах и истязают свои истощенные тела жесткими комплексами упражнений. В своем стремлении к идеалу они придерживаются режима, который граничит с пытками. Ни одна из этих стратегий не позволяет нам жить хорошо, и обе свидетельствуют о глубокой неразберихе, которая царит в современной культуре.
Йога питания поможет вам разорвать эту негативную схему и продемонстрирует, каким образом вы можете сознательно сформировать новое отношение к собственному телу, исполненное любви и приятия. Сегодня я слышала, как преподаватель йоги сказал ученикам, что самый сложный момент они уже преодолели – пришли на занятие. И это правда. Прийти на занятие, начать дыхательные упражнения и установить намерение, направленное на то, чтобы пробиться через склонность к критике, произнеся хотя бы одну маленькую аффирмацию, – уже это действие означает, что вы стали относиться к своему телу как к проявлению божественного разума, которое заслуживает заботы, а не является объектом холодных оценочных суждений.
Замутненное видение свойственно всем сферам человеческого опыта, однако, когда человек переживает любовную драму или утрату, этот эффект усиливается. Дисфункциональная привязанность, проявляющаяся в виде влечения и отвращения, обретает над человеком большую власть из-за эмоциональных (например, любовных) страданий и хаотичных попыток эту боль притупить. Когда мир перестает быть надежным и предсказуемым местом, тогда привязанности, эго и страх приобретают больший вес в человеческой психике. Мы формируем привязанность к определенным вещам, и это помогает нам примириться с обстоятельствами, находящимися вне сферы нашего контроля, и с чувствами, с которыми мы не можем справиться.
Когда мир перестает быть надежным и предсказуемым местом, тогда привязанности, эго и страх приобретают больший вес в человеческой психике.
Когда я была девчушкой лет двенадцати, пища стала для меня спасительным убежищем. Это был не сознательный выбор с моей стороны – все получилось так же естественно, как выпить воды, когда испытываешь жажду. У меня были очень близкие взаимоотношения с матерью. Я была робкой девочкой и видела в маме защиту. И вот вдруг она уехала. Всего на месяц. А месяц для двенадцатилетнего ребенка – долгий срок. Отец, чей брак с моей матерью трещал по швам, пребывал в глубокой депрессии – и находил утешение в выпивке и политическом шоу Уолтера Кронкайта по телевизору. Брат? В тот период он был обозлен и растерян – возможно, именно из-за этого он за год четырежды разбивал автомобиль. А я? Я ходила в школу, где водила компанию с умными, но не очень привлекательными девочками – и это мне отнюдь не льстило. А дома практически все время проводила перед телевизором. И находила утешение в сериалах «Остров Гиллигана», «Банда Брэди», «Мне снится Джинни»… Я была влюблена в Бобби, хотела быть похожей на Джинджер, потом на Маршу, любовалась длинными пшеничными волосами Джен, мечтала иметь изысканную и в то же время уютную спальню, как у Джинни. А еще я ела. Мне повезло, что это были семидесятые годы, потому что в продаже было намного меньше всякой вредной еды, чем сегодня. Моцарелла с солеными крекерами (гора крекеров), большая миска хрустящих рисовых хлопьев, йогурт «Данон» (фрукты на дне), тосты с маслом и салями… Однажды я сама съела целую большую пиццу на ужин, пока шла всего одна серия. Но в то время я не испытывала чувства вины. Я еще не успела растолстеть, и еда у меня еще не ассоциировалась со страданиями. Еда служила источником успокоения – я обращалась к ней, как к старой подруге, всегда готовой составить компанию и развеять мои печали, которые я даже не могла выразить словами. Помню, расправившись с целой пиццей, я просто удивилась, но стыдно мне не стало.
Очевидно, что я естественным образом обращалась к чему-то, что давало мне утешение и ощущение комфорта. Почему некоторые
Питание – весьма приятная составляющая жизни на этой планете. Очень приятно поесть, когда ты голоден. Помню в детстве, прежде чем жизнь стала сурова и недружелюбна по отношению ко мне, я поехала на ферму в Вермонт и резвилась там среди лесов и лугов. Время от времени я, разгоряченная и краснощекая, прибегала домой, чтобы слопать теплый хрустящий тост с растаявшим арахисовым маслом, запить его стаканом прохладного молока и немедля снова умчаться в поля, мгновенно забыв о своем полднике. А вечером меня манил запах курочки, которую жарила мама… Дом казался теплым и надежным местом, и я с нетерпением предвкушала ужин под звездным небом. А представьте себе младенца, которому стало тревожно и некомфортно из-за безымянной пустоты внутри, – а затем его берут на руки и кормят теплым несущим покой молоком. Для некоторых из нас – пожалуй, для многих – пища тесно ассоциируется с теплом, комфортом и безопасностью. И мы обращаемся к ней столь же естественно, как жаждущий тянется к воде.
Влечение и отвращение – реакции простые, но при этом, как подсказывает мой врачебный и человеческий опыт, они служат объяснением очень многих процессов, которые мы наблюдаем, изучая поведение человека. Все мы хотим чувствовать себя хорошо. И все избегаем ситуаций, когда чувствуем себя плохо. Поэтому мы ищем то, что дает нам приятные ощущения. Наша способность к незамутненному видению изначально не слишком стабильна в силу того факта, что мы – люди. А если ее еще больше притупляют всевозможные травмы, лишения и другие источники эмоциональных страданий, то мы можем зациклиться на себе самих либо на каких-то неодушевленных предметах в попытке как-то приспособиться к этому непредсказуемому и сложному миру. Если нам не удается удовлетворить свои базовые потребности, мы склонны к фиксации на каких-то заменителях. Если мы чувствуем отчужденность в кругу людей, то порой находим утешение в жевании и проглатывании, и этот процесс как бы помогает нам соединить разрозненные фрагменты нашего опыта. В описанном мною детском опыте, когда я ела хрустящие тосты с арахисовым маслом, это была естественная приятная деятельность, вторичная по отношению к радостям, которые я испытывала, играя в лесу и в поле. А вот еда перед телевизором – это уже самостоятельный опыт. Магнетизм влечения («я хочу чувствовать себя хорошо») начинает плотно ассоциироваться с комфортом, ощущаемым тогда, когда мы жуем и глотаем, и происходит это в силу отсутствия других, более полезных для личностного развития удовольствий.
Если нам не удается удовлетворить свои базовые потребности, мы склонны к фиксации на каких-то заменителях.
И тут в дело вступает эго. Слово «эго» можно использовать как в уничижительном смысле («у него раздутое эго»), так и для описания одной из главных функций ума. Согласно Фрейду, эго является посредником между ид, или инстинктивными потребностями, и суперэго, или сознанием. Иными словами, эго привносит в нашу жизнь принцип реальности – способность удовлетворять свои потребности (ид) способами, которые согласуются с социальными ограничениями (суперэго). Эго требуется для того, чтобы эффективно действовать в этом мире. В противном случае вы оказываетесь во власти собственного ид («Я хочу этого, причем хочу сейчас же!»), но при этом вас постоянно терзает ваше суперэго («Противная девчонка, тебе должно быть стыдно!»).
Посмотрите на это так: ваше эго вытаскивает вас из кровати рано утром, когда вы предпочли бы еще поспать. Ваше эго заставляет вас разумно управлять своими расходами и платить налоги. Можно представить себе диалог (или «триалог») приблизительно следующего содержания. Ид говорит: «Ах, в постели так тепло и уютно. Хочу проваляться здесь целый день». Тут в беседу вмешивается суперэго (в данном случае оно жесткое и суровое, хотя суперэго не всегда бывает именно таким): «Слушай ты, лентяйка разэтакая! Выбирайся из-под одеяла и займись делом! Почему это ты до сих пор валяешься в постели?» В оптимальном случае здесь в разговор в качестве посредника вступает эго: «Ладно, действительно пора вставать. Ты, конечно, очень устала, но только начни двигаться и почувствуешь себя лучше. И еще советую тебе ложиться спать пораньше».
Но, когда голоса ид и суперэго оказываются слишком громкими, голос эго может затеряться. Если ваше эго функционирует должным образом, то вы меньше страдаете от психологических противоречий. Ваше ид менее алчное и настойчивое, поскольку оно уверено, что его потребности будут удовлетворены («Всему свое время, дорогуша»), а суперэго чувствует, что может не слишком напрягаться, поскольку знает, что будет удовлетворена и его потребность в разумности действий и соблюдении требований социума.