Йога, смерть и учение Карлоса Кастанеды
Шрифт:
«времени уже не будет» [12] .
И всё, что говорит Форд, прояснится. Души, которые старше других, – это люди, которые прошли через максимальное присутствие большее количество раз, чем другие. Успокоение ума, умиротворение – это не отторжение от себя неудобного факта собственной смертности, но, напротив, понимание того, что мы уже пережили смерть и не один раз. Ведь переход через момент присутствия – это маленькая смерть.
12
Мень
И вполне естественным выглядит желание Форда поделиться этим умиротворением с другими людьми. Ведь преодоление страха смерти открывает в тебе любовь к людям – ту самую любовь, о который говорит Христос. Форд переживал волшебные мгновения вечной жизни, удары вертикального времени. А я в силу привычки читать буквально и презирать всё, что не исходит от Кастанеды, долгое время не мог уловить смысл его слов.
Итак, наша истинная жизнь есть сумма привилегированных моментов. Они – подарок судьбы, они дают нам намёк на то, как мы могли бы жить, если бы захотели и потрудились. Кастанеда назовёт попадание в привилегированный момент «остановкой внутреннего диалога», а то, что происходит после него, – «смещением точки сборки». И в следующих главах этой книги мы ещё не раз увидим бескрайнюю перспективу, скрытую за этими словами.
Двойственные смыслы. Единственный мир
Слова «жизнь», «смерть», «вечный» и «единственный» можно трактовать по-разному. В каждом из них содержится как минимум два смысла, которые прямо противоположны друг другу. Чтобы тебя правильно поняли, ты должен заставить эти слова играть друг другом. И две фразы, в одной из которых слово стоит в прямом значении, в другой же – в противоположном прямому, будут прочтены одинаково только в том случае, когда автор искусен в этой игре.
Я приводил в пример Христа, говорившего о воскрешении из мертвых и обретении жизни вечной. Будем надеяться, что смысл его слов для нас теперь прояснился. «Умирать, чтобы жить, – не для вечных», – говорит Юрий Шевчук, лидер группы ДДТ. И в этой фразе слово «умирать» и слово «вечных» имеют смысл, прямо противоположный тому, который использовал Иисус. Но смысл всей фразы в целом точно совпадает с тем, о чём говорил Он.
«Умирать» – здесь значит умирать по отношению к самому себе в прошедший момент времени. Ведь изменение – это маленькая смерть, конец знания о себе как о чём-то определённом, конец твоей личности. Слова Шевчука «умирать, чтобы жить» говорят нам об извлечении опыта, о повторном попадании в момент максимального присутствия, о раскрытии смысла несделанного.
А кто такие у Юрия Юлиановича «вечные»? Это мы в обычном своём состоянии, где негласно считается, что повседневная жизнь никогда не кончится, а смерть – нелепая случайность. Это мы, руками и ногами отпихивающие от себя неудобный факт конечности своего пребывания здесь. Это мы, фантазирующие, будто «смерть – это то, что бывает с другими», как говорит нам другой отечественный рок-поэт – Александр Васильев, лидер группы «Сплин».
Слова складываются во фразы, а из фраз получается повесть. Задача моей повести – показать вам горизонты того, что значит иметь человеческую судьбу. Текст этой книги призван порождать моменты истинной жизни, случаи понимания.
Момент понимания подобен моменту предельного присутствия. И то и другое приходит к нам краткими вспышками. Впасть в «состояние понимания» не так-то просто, находится же в нём равнозначно тому, чтобы долго стоять на гребне волны вертикального времени. Ну а жить «в понимании» и никогда из него не выпадать – это, я полагаю, то же самое, что вознестись в Царство Божие или, по-кастанедовски, сгореть в Огне изнутри.
В мире есть системы и структуры, которые учащают вспышки понимания. И одна из них – это система практики поз йоги. Таким образом, моя книга должна убить двух зайцев. С одной стороны, «моменты понимания» неизбежно возникнут при чтении текста. С другой же стороны, большая часть книги – это технический справочник по йоговским позам. Занимаясь же позами, мы повышаем интенсивность переживания жизни и рвём паутину распада, которая нас оплела.
У Кастанеды понимание называлось бы «колебанием» или «движением точки сборки». А я добавлю – изменением её внутренней структуры. Оставим, однако, обсуждение этих понятий до следующей главы.
Колебания интенсивности переживания жизни происходят в каждом из нас и в мире вокруг нас. И происходят они в одном и том же единственном мире, в одной и той же единственной жизни. Другой, лучший, высший мир и другая жизнь после воскрешения из мёртвых – это особая интенсивность переживания этой, посюсторонней жизни. Однако очень уж странно устроены этот единственный мир и эта единственная жизнь…
Первое странное обстоятельство. Прошлое происходит сейчас
Мамардашвили в лекциях о Прусте приводит такой пример. Паскаль – один из величайших в истории физиков – был глубоко религиозным человеком. Однажды он получил некий опыт, который описал следующими словами: «Агония Христа длится вечно, и в это время нельзя спать» [13] . У нормального человека невольно возникнет вопрос: как же агония Христа может длиться вечно? Она же закончилась 2000 лет назад! И потом было воскрешение из мёртвых – все, кто читал Библию, это знают.
13
Мамардашвили М. Психологическая топология пути. Лекция 7. – СПб., 1997. С. 99.
Ещё один яркий пример такого рода мы найдём у Кастанеды в книге «Отдельная реальность». У них с доном Хуаном возникла проблема – Карлос не может видеть, хотя все предварительные условия для этого выполнены. Старый индеец заводит разговор о детстве Карлоса.
Говоря на тему своего детства, Карлос почему-то чувствует необъяснимую печаль. Дон Хуан неожиданно предполагает, что корень проблемы с видением – в некоем обещании, которое Карлос когда-то дал, а теперь забыл. Они беседуют на тему детства далее, и вдруг старый индеец делает нелепое с точки зрения нормальной логики замечание. Он говорит, что видит маленького мальчика – ребёнка из детства Карлоса, – которой плачет сейчас и которому сейчас больно. Карлос не может понять, как этот ребёнок может сейчас быть ребёнком, если он был им во времена его детства.
Проходит ещё какое-то время. Неожиданно дон Хуан сообщает Карлосу несколько ярких деталей – о сломанной руке этого ребёнка, о его носе, похожем на пуговицу. И при словах о носе-пуговице что-то происходит. У Карлоса в ушах появляется гул, он теряет чувство реальности и переносится в далёкое прошлое, в «одно из самых тёмных мест своей жизни», о котором напрочь забыл. Карлос вспоминает о малыше-первокласснике Хоакине по прозвищу Пуговка из сельской школы, в которой они вместе учились, когда сам Карлос был уже в третьем классе.