Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого
Шрифт:
Геббельсом овладела своего рода «запоздалая скорбь»; он заговорил об ужасных опасностях и бедах «русской кампании» после того как они миновали. 22 марта он рассказал о заявлении одной газеты из нейтральной страны о том, что немцы сумели избежать ошибок, допущенных Наполеоном во время его зимней кампании в России, сохранив свои главные силы и даже увеличив их. К этому он добавил: «Нечего и говорить о том, какие громадные трудности пришлось для этого преодолеть!»
Несколько месяцев пропаганда разрабатывала тему «героической и мужественной борьбы с опасностями в период прошедшей мрачной зимы». Не раз звучали сравнения с Наполеоном и воспоминания о его неудаче у Березины. 26 апреля Геббельс с гордостью заявил: «Мы сумели избежать злой участи, погубившей другого полководца 130
В мае 1942 года началось второе германское летнее наступление на Восточном фронте, и Геббельс посвятил целую статью героизму германских солдат, проявленному прошедшей зимой: «Мы еще даже не в состоянии оценить как следует их почти мифический подвиг! Эта гигантская битва превзошла все, что происходило в первую мировую войну, не говоря уже о походе Наполеона! Германские войска сорвали планы русского командования. Русские показали себя как серьезный противник, умеющий в совершенстве применять тактику «выжженной земли».
Войска жили в условиях невообразимых трудностей, о которых на Западе не имеют и понятия. Уцелевшие деревни представляли собой не более чем скопления жалких лачуг, холодных и грязных. О трудностях с транспортом не приходится и говорить! Двигатели замерзали, машины не заводились; лошади, привезенные из Германии, падали от морозов; поезда не прибывали!»
Описывая героизм и чувство долга германских солдат, Геббельс переходил на романтический язык, полный поэтических оборотов: «Кого не поразили перемены в лицах наших солдат, воевавших на Востоке зимой? Они заметны по фотографиям и кинохронике; изменилась и их речь! Их глаза приобрели особый блеск, потому что видели больше, чем выпадает увидеть обычному человеку! Черты их лиц отвердели, став как будто вырубленными из камня, но улыбка поражает мягкостью. Они мало говорят, меньше, чем после кампаний на Западе и в Польше, но их слова звучат более весомо». Видимо, обстоятельства войны подействовали и на Геббельса, если этот злобный циник был вынужден перейти на язык романтических сентиментов, творя миф о стойкости и героизме: «Что же будет теперь с нами после всех этих событий, которые нас потрясли? Как бы то ни было, но испытания позади. Как бы ни поворачивалась к нам судьба, мы не растерялись, и теперь она — в наших руках! Теперь, говоря о германском героизме, мы всегда будем с гордостью вспоминать эту жестокую зиму и события на Волхове и у Демянска, под Юхновом и Ржевым, на Донце и у Керчи! Слова «Восточный фронт» будут сиять в веках!»
Когда германское наступление возобновилось, пропаганда заняла осторожную позицию. Захват Керченского полуострова в конце мая 1942 года и бои под Харьковом не были представлены как начало нового летнего наступления, обещанного Гитлером.
Атаки армий маршала Тимошенко южнее Харькова потерпели неудачу, хотя вначале развивались успешно, и германские войска перешли в контрнаступление и окружили эти армии, так что к концу мая можно было говорить о большом успехе. После месяца тяжелых боев был взят Севастополь, но германская пропаганда так и не решилась предсказывать его падение.
24 февраля 1942 года Геббельс записал в дневнике: «Нам пришлось изменить тон нашей пропаганды, как и всю нашу политику на Востоке, и мы сделали это по согласованию с фюрером. До сих пор мы придерживались убеждения, что Восток будет захвачен очень быстро, но эти надежды не оправдались. Теперь нужно учитывать, что операция будет длиться дольше, и в соответствии с этим фундаментально изменить и лозунги, и всю политику».
15 марта 1942 года Гитлер в речи на празднике «памяти павших героев» объявил, что «какие бы испытания ни готовила нам судьба, худшее уже позади!» Он предсказал «полный разгром большевистских орд по всем направлениям в течение лета 1942 года», но не пообещал закончить войну в том же году.
Теперь немецкие газеты и радио посвящали свои отчеты только конкретным боям, представляя русских солдат как «дикарей, объединенных в бандитские шайки», сражающихся стойко и с презрением к смерти. Геббельс старательно подчеркивал, что «их тупое упорство не стоит расценивать как воинскую доблесть», хотя и допускал, что эти «грубые человекоподобные существа с Востока» — самые опасные враги Германии. Его рассуждения будили страх и опасения того, что победа русских все же возможна, и тогда «нация станет добычей примитивных звероподобных хищников, представителей низшей расы». Но Геббельс был уверен в торжестве «высшей расы», при условии, конечно, что «население в тылу удвоит свои усилия».
К счастью для Геббельса, события, происходившие на других фронтах в начале лета 1942 года, радовали население Германии. Наступление Роммеля в Северной Африке закончилось 21 июня захватом Тобрука, ставшим приятной неожиданностью для масс простых людей, уже порядком уставших от войны. Многие из тех, кто прежде критиковал нацистов и высказывался за то, чтобы заключить почетный мир, не гоняясь за недостижимой «полной победой», теперь уже рисовали в своем воображении оккупацию Англии и соединение германских lb японских армий где-то в Индии. Они снова уверовали в нацистский режим и почувствовали себя «триумфаторами из высшей расы». Но победы Роммеля оказались преходящими, как и успехи на Востоке, и конец войны снова отодвинулся в неизвестность.
Заметим, что пропагандисты не могут сотворить ни побед, ни поражений; они могут только восхвалять успехи и оправдывать неудачи. Но они должны, при всех обстоятельствах, учитывать изменения в настроении народа и создавать своего рода «предохранительный клапан», чтобы это настроение не вышло из-под контроля. С февраля 1942 года Геббельс и его помощники стали вести пропаганду по-новому, рисуя войну в суровых тонах, с подчеркнутым психологическим реализмом. Правда, в последующие годы войны Геббельсу пришлось еще раз сменить тон, разоблачая нытиков, пораженцев и пессимистов и ругая их самыми резкими словами, но в 1942 году он предпочитал не замечать настроений досады и недовольства, вызванных усталостью от войны, и, надо сказать, что эта «новая реалистическая политика» во внутренних делах оказалась весьма удачной (это отмечали и объективные иностранные наблюдатели в Берлине). Она предусматривала оценку сложившейся ситуации, управление реакцией публики и создание впечатления, что события развиваются естественным порядком, без особых потрясений.
Геббельс даже снизошел до терпимого отношения к плохому настроению и раздражительности немцев, объяснив их естественными причинами и высказавшись в том смысле, что, мол, стойкость народа не пострадает, если кое-кто поворчит время от времени, облегчив душу. Ничего страшного не случится, если люди поругают холода, пожалуются на нехватку угля и картошки, на переполненные поезда и поговорят о положении на фронтах: ведь все перегружены работой и испытывают усталость. Главное, чтобы у людей сохранялось общее положительное настроение: «Спросите тысячи людей, что они предпочитают — войну или мир, и каждый ответит вам: «Конечно, мир!» Но спросите их, хотят ли они продолжать войну или сдаться врагу, и все скажут с полным единодушием: «Нужно продолжать войну столько, сколько потребуется!»
В летнюю кампанию 1942 года германские войска на Востоке быстро продвинулись широким фронтом, захватив за короткое время обширные территории. Бои на харьковском выступе в конце июня переросли в общее наступление на фронте шириной около 400 км. 5 июля армии вышли к Дону и вскоре захватили плацдарм на его восточном берегу. В конце июля германские войска разделились: большая часть сил двинулась прямо на восток, а остальные армии повернули к югу. 24 июля было объявлено о взятии Ростова. Весь русский фронт был дезорганизован, и германские части форсировали Дон в его нижнем течении во многих местах. После этого наступление продолжалось с молниеносной быстротой. 9 августа были захвачены Краснодар и Майкоп с его богатыми нефтеносными полями, и германские армии растеклись по равнинам Северного Кавказа. 7 августа верховное командование объявило о выходе к предгорьям фронтом шириной в 450 км. Главной целью наступления был Баку. Такое же поразительно быстрое продвижение происходило в излучине Дона, и в конце августа в Берлине объявили, что германские части прорвали русский фронт юго-западнее Сталинграда.