Юго-Восточная Азия и экспансия Запада в XVII – начале XVIII века

Берзин Эдуард Оскарович

После снятия блокады война приняла характер взаимного захвата кораблей. В 1634–1635 гг. сиамцам удалось захватить несколько испано-португальских торговых и военных судов. Добившись этих успехов, Прасат Тонг не счел нужным продолжать дальнейшую войну, мешающую развитию сиамской внешней торговли. В 1636 г. он без всяких условий освободил всех пленных испанцев и португальцев. Официальный мирный договор был подписан в 1639 г. (при активном посредничестве китайского посла в Макао) [264, с. 54; 266, с. 150]. К этому времени испанцам и португальцам, истощенным борьбой с Голландией и Англией, стало уже не под силу продолжать еще и сиамскую войну. В 1641 г. пал главный оплот португальцев в Юго-Восточной Азии — Малакка. После

этого португальцы навсегда потеряли возможность серьезно угрожать Сиаму, и роль португальских купцов на сиамском рынке была сведена до минимума. Испания после разрыва унии с Португалией (1640 г.) также потеряла всякий интерес к сиамской торговле. Таким образом Сиам успешно отразил первую агрессию, направленную против него европейскими державами.

Победа в этой войне, однако, обошлась Сиаму недешево. В борьбе против Испании и Португалии сиамский король вынужден был призвать на помощь голландцев. Помощь была оказана, но, конечно, недаром. События испано-сиамской вайны голландцы использовали для того, чтобы укрепить свое положение в Сиаме, добиться новых льгот и привилегий и расправиться со своими торговыми соперниками на сиамском рынке. Эволюцию сиамо-голландских отношений в 20–40-х годах XVII в. можно наглядно проследить по изменениям тона дипломатической переписки этого времени.

В письме голландского штатгальтера Фредерика Оранского и Совета семнадцати к королю Сонгтаму, написанном в начале 1627 г., явственно ощущается униженное заискивание. Сиамский король титулуется «знаменитейшим, высочайшим и могущественнейшим». Получение письма от Сонгтама расценивается как великая честь, которую тот «соблаговолил оказать покойному принцу Морицу Оранскому». Возвращение захваченной испанцами небольшой яхты «Зеландия» превозносится как величайшее благодеяние. Голландский штатгальтер обращается к Сонгтаму с униженной просьбой «соблаговолить, как и прежде, оказывать свои королевские милости голландской нации» [прил., док. 4].

Значительно суше тон письма Фредерика Оранского королю Прасат Тонгу, написанного восемь лет спустя. В этом письме сиамский король уже всего лишь «могущественный». Отношение Прасат Тонга к голландскому штатгальтеру характеризуется не как «благоволение», а как «любовь и привязанность» и сам Прасат Тонг не «покровитель», а только друг голландцев, т. е. здесь голландский штатгальтер уже обращается к сиамскому королю как равный к равному [прил., док. 5].

В 40-х годах и позднее переписка между штатгальтерами и сиамскими королями вообще прекращается. Голландские генерал-губернаторы обращаются с письмами непосредственно к королю (а не к праклангу), посылают в Сиам посольства от своего имени, и сиамские короли, нарушая все правила придворного этикета, вынуждены им отвечать [30] . Такое резкое изменение дипломатического тона за сравнительно короткий срок объясняется как изменением международного положения, так и рядом событий во внутренней истории Сиама, в которых не последнюю роль играли голландцы.

30

С точки зрения сиамской феодальной идеологии считалось страшнейшим унижением для короля вступить в переговоры с простым смертным.

Тон первого письма характерен для периода, когда исход тяжелой и затяжной борьбы Голландии с Испанией и Португалией за восточные рынки был еще не ясен, когда позиции голландской Ост-Индской компании не только в Сиаме, но и на Яве были еще довольно непрочны, когда даже сама возможность удержать Батавию в голландских руках зависела зачастую исключительно от подвоза сиамского риса [216, т. I, с. 170, т. II, с. 4].

Тон второго письма отражает военные и дипломатические успехи Голландии на Востоке

в середине 30-х годов, а также непрочное положение нового короля Прасат Тонга в начале его правления. Правители всех соседних государств (и даже Японии) отказались признать Прасат Тонга, открыто называя его «узурпатором и цареубийцей» [216, т. II, с. 4]. Наряду с войной против Испании и Португалии он должен был бороться с многочисленными феодальными мятежами, которые часто смыкались с внешней агрессией.

В этой обстановке внешней изоляции и внутренней неустойчивости Прасат Тонг готов был заплатить любую цену, лишь бы заполучить сильного союзника. Пристально следившие за развитием событий в Сиаме голландцы учли это. Голландия былапервой из иностранных держав, признавших власть Прасат Тонга. Голландский посол Иост Схоутен (он же глава аютийской фактории) предложил Прасат Тонгу военную помощь не только против Испании и Португалии, но и против восставших вассалов Камбоджи и Паттани.

В награду за помощь Схоутен потребовал немалую цену — предоставление монополии на важнейшие предметы сиамского экспорта — оленьи и буйволиные шкуры и сапановое дерево, а также обширный участок земли для фактории. Земельный участок был предоставлен Компании немедленно, что же касается монополии, то Прасат Тонг обещал предоставить ее на следующий день после совместной победы над Паттани [63, с. 249].

В соответствии с этой договоренностью было решено весной 1634 г. нанести по Паттани одновременный удар сиамскими войсками с суши и голландским флотом с моря. Голландцы обещали выделить для этой операции шесть военных кораблей. Однако посылка голландской эскадры настолько затянулась, что она подошла к столице Паттани только тогда, когда сиамская армия уже отступила от нее с большими потерями. Несмотря на большое разочарование, Прасат Тонг щедро вознаградил голландцев — уменьшил вдвое взимавшиеся с них пошлины [216, т. II, с. 5; 264, с. 39].

Еще более укрепилось положение голландской Компании в Сиаме после того, как Прасат Тонг совершил свою крупнейшую политическую ошибку — изгнал из страны японцев. Японские торговцы были наиболее серьезными конкурентами голландцев на сиамском рынке. Вся сиамо-японская торговля, которая до этого времени находилась в руках купцов этих двух стран, была теперь монополизирована голландцами, которые получили возможность диктовать свои цены на рынке.

Начиная с этого времени и вплоть до начала 60-х годов Голландия оставалась единственной крупной торговой державой на сиамском рынке и продолжала занимать здесь господствующее положение и в 60–80-х годах, несмотря на конкуренцию со стороны Англии и Франции.

Стоимость голландского импорта в Сиам неизменно в 1,5–2 раза превышала стоимость экспорта. Это объяснялось, по-видимому, не столько большим товарным объемом голландского импорта по сравнению с экспортом, сколько голландской политикой сбивания цен на местные товары и взвинчиванием цен на свои. Возможности для проведения такой политики обеспечивались голландским флотом, господствовавшим на море. Голландия ввозила в Сиам холст собственной выделки и готовую одежду, а также индийские ткани, причем последние явно преобладали. Наряду с индийскими хлопчатобумажными тканями (миткаль, ситцы и т. п.) голландцы ввозили, хотя и в меньшем количестве, японский и китайский шелк в виде тканей и готовой одежды.

Из товаров европейского производства Голландия ввозила в Сиам различные промышленные изделия и полуфабрикаты — гвозди, инструменты, корабельное оборудование, металлы в слитках (железо, медь) и, в виде редкого исключения, военные материалы — порох, пули. Являясь фактически монопольным поставщиком этих товаров, голландская Компания, несомненно, получала от их продажи огромные прибыли и очень ревниво следила за тем, чтобы Сиам не смог ликвидировать ее монополию, наладив производство этих товаров у себя.