Юго-запад
Шрифт:
— Временно передайте эту машину командиру второй роты. Для вас особое задание: поведете на танкоремонтную базу все неисправные машины полка. Помпотех со своими ремонтниками ждет вас там.
— Товарищ гвардии полковник!...
— Не перебивайте! Повоевать вы еще успеете. И не забывайте: пока вы брали со своими Арсенал, вторая рота находилась в моем резерве. — Командир полка повернулся к помощнику начальника штаба по учету личного состава. — За счет первой роты пополните некомплектные экипажи других рот. — Потом опять взглянул на Мазникова. — Всех, кто у вас останется, возьмете с собой. Будете помогать ремонтникам.
19
Рота технического обеспечения.
Мазников вывел свою колонну из Швейцергартена перед рассветом, когда уже весь полк ушел к переправе через Дунайский канал. Позади его «тридцатьчетверки» шел на буксире танк Ленского. Машину Снегиря тяжело волок по асфальту видавший виды тягач. За ним на стальных тросах буксиров два тягача тянули еще несколько поврежденных танков. «Хорошо, что ночью идем, — подумал Виктор. — Никто из жителей не видит. А то жалкая ж картина — машины-калеки!.. »
Он повел колонну через Обер-Лаа. Можно было свернуть к станции раньше — налево, вдоль железнодорожного полотна. Но он не знал там дороги и побоялся где-нибудь завязнуть со своими громоздкими, бессильными и неповоротливыми сейчас танками.
Холодный налет синих предутренних сумерек лежал на чистеньких улочках Обер-Лаа, на желтых и кирпично-красных стенах домов. Стало прохладней. По пустынной мостовой с недвижными, словно уснувшими около тротуаров тыловыми грузовиками, в кабинах которых, обняв карабины, дремали шоферы, колонна танков дошла до центра городка. Теперь надо было свернуть к железнодорожной станции. Виктор нырнул в башню, крикнул Петрухину:
— Давай налево! Налево!
— Есть! — откликнулся механик.
Первое, что увидел Виктор, когда опять высунулся из башни, был большой белый флаг с красным крестом над подъездом длинного двухэтажного дома справа.
«А вдруг это наш медсанбат? Завтра же надо разведать! »
Освободиться ему удалось только часам к трем дня. Весь грязный, в машинном масле, мокрый от пота, он побежал умываться в противоположный конец огромного, огороженного высоким забором двора, где еще недавно, похоже, размещались какие-то мастерские, а теперь расположилась полевая танко-ремонтная база гурьяновского мехкорпуса, Под навесами, тянувшимися в несколько рядов, стояли танки и самоходные орудия. С некоторых из них были сняты башни, некоторые были без пушек, без гусениц и катков. Возле самого ближнего к воротам навеса монотонно трещал движок, и около «тридцатьчетверки» со снятым орудием полыхали голубые искры электросварки.
Снегиря Виктор нашел около его танка. Весь экипаж кроме радиста-пулеметчика, переданного во вторую роту, вместе с орудийным мастером возился около снятой с машины и разобранной танковой пушки. Пришлось отозвать командира взвода в сторонку.
— Я часика на полтора исчезну, — сказал Виктор. — В случае чего ты старший.
— Понятно.
— Похоже, что здесь, в Обер-Лаа, наш медсанбат.
— Ну, тогда я готов остаться за вас хоть до вечера, — засмеялся Снегирь. — Желаю успеха, товарищ гвардии капитан!
— А это... можно идти в таком виде?
— Вид у вас вполне приличный! Комбинезончик чистенький, подворотничок чистенький. Вот побриться бы вам... Но и так ничего! Хоть сейчас под венец!
Виктор вышел на окраину Обер-Лаа через железнодорожную станцию. Мимо небольшого и аккуратного кладбища свернул направо и, пройдя еще метров триста, оказался на той
дороге, по которой его танковая рота проходила сегодня на рассвете. Маленький городок, казавшийся утром присмиревшим и пустынным, словно изменился. Угрюмые седоволосые женщины подметали тротуары возле одноэтажных, будто и не задетых войной домиков. Кое-где за низенькими заборчиками, под начинавшими распускаться деревьями, слышались детские голоса. Пожилые австрийцы по-хозяйски вставляли в окна вместо выбитых стекол куски фанеры.
Белый флаг с красным крестом недвижно висел над воротами на противоположной стороне улицы. Такой же флаг висел и над подъездом дома. Окна в здании были кое-где открыты, и один раз Виктору даже показалось, что внутри, в одной из комнат, мелькнула фигурка в белой косынке и в белом, туго перетянутом халате. У него вдруг стало сухо во рту. Сколько дней он не видел Ниночку? Почти полтора месяца, с конца февраля...
Подойдя к воротам медсанбата, он увидел в конце улицы со стороны Ротнойзидля большую разрозненную толпу. Глухой ропот и шарканье сотен усталых, отяжелевших ног, казалось, шли впереди этой толпы, висели над ней.
Толпа приближалась, и стало понятно, что это за люди. Изможденные, обросшие, исхудавшие, опухшие от голода старики и старухи, подростки, женщины, девушки, одноногие калеки с костылями, они шли медленно, никуда не спеша, поглядывая на солнечное небо, на дома, на советских солдат, оказавшихся в этот час в Обер-Лаа, и в их глазах — тусклых или горящих, но одинаково счастливых — блестели слезы. Кое-кто нес в руке флажок своей страны или имел нарукавную повязку национальных цветов на правом рукаве.
— Четвертая партия за сегодняшний день, — тихо сказал кто-то сбоку от Мазникова.
Возле закрытых ворот стоял пожилой санитар, пропахший карболкой, йодоформом и махорочным дымом, аккуратно побритый, в густо начищенных сапогах.
— Четвертая, говорю, партия за сегодняшний день, — продолжал санитар. — Эх, видать, и досталось сердечным. С разных стран народ, всякие есть — и поляки, и французы, и югославы... Я говорил нынче утром с одним сопровождающим. Теперь по домам пойдут. Это они на вокзал передвигаются, в Шопрон, что ль... Все из лагерей, из концентрации. Век за нас бога молить должны, что вызволили. До самой смерти.
Он собрался было уходить, но Виктор остановил его:
— Кто ваш хозяин? Подполковник Стрижанский?
— Ну... Стрижанский, — недоверчиво оглядывая его, ответил санитар.
— А Никитину, Нину Сергеевну, ты, папаша, знаешь?
— Ну.., знаю. Сейчас на первом этаже около аптеки встретил,
— Не в службу, а в дружбу, позови ее.
— Она при деле, занята.
— Ох, и строгий ты!
— Порядок есть порядок, дорогой товарищ!
— Миша! Мишенька! Миша! — со стоном взметнулось вдруг над улицей.