Юго-запад
Шрифт:
Проснулся от близкого грохота снаряда черноглазый смуглый Арзуманян. Снегирь взял у Мазникова газету, протянул ему:
— Читай. В нашей роте этот лейтенант служил. И другим потом передай, пусть тоже прочтут.
Когда совсем рассвело, в башню постучали. Виктор высунулся из люка и увидел внизу молоденького, чем-то напоминавшего Снегиря, лейтенанта. Ночью его познакомил с ним капитан Бельский, сказав, что это командир первой роты Махоркин.
— Привет, товарищ гвардии капитан! — улыбаясь, крикнул Махоркин и закинул за спину автомат, прикладом которого он, наверно, и стучал по броне.
— Привет! — невесело ответил Мазников.
— Хотим мы тут один домик у немцев отбить. Поддержите?
— Как
— Тогда через полчасика выдвигайтесь. — Махоркин показал рукой в конец улицы. — Вон туда, к площади. Мы вам цели укажем трассирующими и ракетами. Вы разочка три долбаните!
— Ладно! Долбанем! — Виктор нахмурился и сказал уже больше себе самому: — Мы их сегодня так долбанем, что чертям тошно станет!
«Тридцатьчетверки», лязгая гусеницами по булыжнику, появились на левом фланге роты, там, где залег наготове взвод Авдошина. Одна из них прошла в метре от вывороченной с корнем Каменной афишной тумбы, за которой укрывался помкомвзвода, и, остановившись на углу улицы, стала медленно разворачивать длинный ствол орудия. В сторону противника полетели зеленые ракеты, и одновременно с ними в тe места, где находились немецкие огневые точки, указывая танкистам цели, впились розовые иглы трассирующих пулеметный очередей. Авдошин увидел, как вздрогнула стальная громадина танка, как, выплеснув из дула пушки язык пламени, грохнул выстрел, и стену красною дома напротив заволокло черно-бурое облако разрыва. Он сунул в рот свисток и, подняв солдат его залихватской трелью, побежал вперед. Справа и слева застучали пулеметы, за спиной отрывисто ухали орудия «тридцатьчетверок», слышался тяжелый топот ног и где-то на фланге нестройное протяжное «ура».
Взвод Авдошина ворвался во двор четырехэтажного дома и, группами разделившись по подъездам, рванулся наверх прочесывать этажи и лестничные клетки. Споткнувшись о сорванную с петель дверь, Авдошин забежал в узкий высокий коридор, поднял голову. На всех этажах шла перестрелка. Окна в доме были выбиты, и по лестницам гулял сквозняк. Авдошин поправил каску и, быстро сменив диск автомата, шагнул через несколько ступенек вверх.
Два пистолетных выстрела один за другим щелкнули вдруг справа. Весь сжавшись, Авдошин упал на холодную каменную площадку, огляделся. Внизу, в проломе стены, увидел метнувшуюся мимо темную фигуру. «Немец! » Опять щелкнул выстрел, и пуля впилась за спиной Авдошина в стену, выкрашенную серо-голубой масляной краской. «Т-так, за мной, паразит, охотится! Ну, ладно, мы еще посмотрим, кто кого! » Он дал длинную очередь по краю зиявшей в перегородке дыры и метнулся вниз. Но темная фигура появилась уже в проеме двери, и, прежде чем услышать выстрел, Авдошин почувствовал, как по каске звякнула и рикошетом ушла в сторону пуля.
Немец, мелькнувший в проеме двери, исчез. Помкомвзвода крадучись пробрался вдоль стены коридора к выходу, лег и выглянул наружу. Тот, кто стрелял по нему, пятясь в глубь двора и воровато оглядываясь, менял обойму пистолета. По его шинели с меховым воротником и тонким сапожкам Авдошин догадался, что это не солдат. «Видать, обер... Или гауптман. Попробую живьем». Он вскочил и, вскинув автомат, заорал:
— Хенде хох! Хальт!..
Немец побежал к дому, петляя тонкими длинными ногами. Авдошин взял чуть левее, чтобы пересечь ему дорогу, обогнул какой-то сарайчик и, когда выскочил из-за угла, понял, что его перехитрили, — перед домом и вообще вокруг никого не было. «Ах ты черт! — плюнул помкомвзвода. — Удрал... Но куда же он удрал? Только вон туда, в ту раскрытую дверь... Больше некуда. Видать, только туда».
Подходить к подъезду прямо было рискованно, Авдошин снова обошел сарай, перебежал к углу здания и, пригнувшись, стал пробираться вдоль выщербленной, исковырянной пулями и осколками стены. В коридоре тоже никого не было. «Чудно! Сквозь землю, что ль, провалился?
Во всем доме стояла тишина, странная среди бушевавшей вокруг стрельбы. Недоумевая, помкомвзвода сдвинул на затылок каску, достал из кармана замызганный платок и начал обстоятельно, не торопясь, вытирать потное лицо. Легкий шорох, похожий на шарканье ног, раздался вдруг у него за спиной. Авдошин винтом обернулся, готовый ко всему, и вместо выстрела, которого он ожидал, услышал негромкий, хриплый голос:
— Товариш...
Перед ним стоял худой оборванный человек в засаленной шляпе. Его ввалившиеся щеки были покрыты густой темной щетиной, на шее висел грязный клетчатый шарф. Черные глаза смотрели умоляюще и печально.
— Товариш... — мадьяр ткнул себя пальцем в грудь и покачал головой. —Ин нем вадьок салашиста [10] ! — Он как для молитвы сложил замерзшие красные руки, худые и жилистые, и, не сводя с Авдошина глаз, продолжал: — Герман — бункер, бункер... Эржика — бункер... О! Совьет зольдат — йо!..
10
Я не салашист! (венгерск. )
Помкомвзвода растерялся:
— Чего? Нем иртем.
— Герман бункер... Эржика — бункер... Пушка пух, пух. — Мадьяр потянул Авдошина за рукав под лестницу. — Бункер! В глазах у него сверкнули слезы. — Товариш!..
«Может, заманить хочет? — подумал Авдошин. — А там какие-нибудь «Скрещенные стрелы»... » Но глаза мадьяра смотрели на него так умоляюще, а в его голосе, трудно произносившем слово товарищ, было столько надежды, что Авдошин махнул рукой. «Ладно, посмотрим. В случае чего — полный диск есть».
Они долго кружили по сумрачным низким коридорам и лестничным клеткам. Под ногами похрустывало битое стекло, опять путались обрывки рваного пестрого тряпья, шуршала бумага. Держа автомат наготове, Авдошин настороженно поглядывал по сторонам. Наконец мадьяр, первым спускавшийся вниз по крутой каменной лестнице, остановился и показал рукой на чуть приоткрытую железную дверь;
— Герман официр — бункер...
Он взялся за толстую ржавую ручку и потянул ее на себя. Дверь тяжело заскрипела, и в ту же секунду внутри подвала гулко хлопнули два пистолетных выстрела, послышались сдавленные женские крики.
«Что за ерунда? »
Вскинув автомат, Авдошин дал наугад короткую очередь в зияющую пустоту двери. Повыше, боясь зацепить прятавшихся в бункере жителей, и, проскочив вперед, упал на цементный пол.
В длинном, как станция метро, подвале стоял душный серый полумрак. Слабый свет еле пробивался в узкие за решетками окна, синевшие высоко под потолком. Авдошин пригляделся и наконец увидел в дальнем от двери углу того самого офицера, который так неожиданно исчез там, наверху, во дворе. Он сидел на корточках и, стреляя, прикрывался чем-то живым, молча и отчаянно бившимся в его левой руке. Авдошин догадался, что это ребенок. «Вот гад, а! »
Он снова дал короткую очередь вверх и переметнулся влево к толстой железобетонной опоре. Немец ответил одним выстрелом. Пуля цокнула в столб прямо над Авдошиным. Он почувствовал гниловатый запах цементной пыли, по сапогам стукнул отвалившийся кусок штукатурки. Опять очередь вверх и опять одинокий выстрел притаившегося в углу немецкого офицера.
«Н-ну, паразит, не на того нарвался! — стиснул зубы Авдошин. — Мы почище тебя видали! »
Патроны у немца кончились на восьмом выстреле, таком же безрезультатном, как и все предыдущие. Отшвырнув пистолет в сторону, он упал на колени и поднял вверх грязные руки. Мадьяр, позвавший Авдошина, бросился к ребенку. Это была девочка, бледная, синеглазая, лет шести. Она не плакала, не кричала, она только тряслась, озираясь по сторонам.