Югославская трагедия
Шрифт:
Мы тепло вспоминали Арсо. Запала в душу его покоряющая улыбка; крепко запомнились обветренное лицо с тонкими чертами и черные глаза, отливающие смоляным блеском, — то ласково-внимательные, то обжигающе-гневные.
Казалось, он незримо сопутствует батальону, слышит бодрые голоса, песни, видит, как бойцы преодолевают трудности пути, понимая маневр… Думая об этом маневре, я решил про себя: буду драться и дальше, не щадя своей жизни, чтобы хоть как-нибудь, по мере сил, помочь своим товарищам по дивизии, которые,
На второй день марша Вучетин принял с утра дополнительные меры обеспечения: усилил головное охранение, выслал вперед разведку. Двигались без шума, ежеминутно готовые развернуться для боя. Когда с высот сполз туман, мы увидели перед собой изогнутый лесистый хребет.
— Это Иван-седло, — указал на него Милетич, — Иванские горы. В честь русского Ивана так названы неизвестно когда. Подходим… Бранко, ты, ведь, кажется, из этих мест?
— Да, — ответил Кумануди. — А что?
— В гости позовешь?
— Конечно, позову! Великая радость будет для отца. Он уж угостит всех на сла…
Бранко, словно подавившись последним звуком, так и остался с раскрытым ртом. Его брови, похожие на запятые, взметнулись на крутом шишкастом лбу, и застрявшее «а» вырвалось из глотки протяжным воплем:
— Авио-оны!
Он отпрянул в сторону, за ним кинулись еще несколько бойцов.
Я взглянул на небо: на большой высоте, развернув длинные хвосты, медленно парили два ястреба.
— Это не авионы! Это птицы! — во весь голос закричал я.
Разбежавшиеся было бойцы задирали головы вверх и смущенные возвращались на свои места в колонне. А Бранко лишь сплюнул:
— Попутал дьявол!
Узнав о причине паники, Вучетин с досадой взглянул на круглое, лоснящееся лицо Бранко с бегающими желтыми глазами и гневно сказал:
— По прибытии на место — арест на трое суток.
Катнич, услышав это, равнодушно проехал мимо. После партийного собрания, на котором присутствовал Иованович, он уже не вмешивался в распоряжения командира и даже как будто вовсе не интересовался ими. Обогнав колонну, он слез с лошади и сел под деревом.
Я видел, как политкомиссар пальцем поманил к себе Бранко, который понуро шагал в хвосте взвода. «Сейчас начнет читать ему мораль», — подумал я…»
Загорянов с колонной ушел вперед, а перетрусивший Бранко с трепетом предстал перед политкомиссаром.
— Попало тебе, друже, — обратился к нему Катнич. — И от Арсо попало?
— Попадает, сохрани святая дева, — плаксивым голосом ответил Бранко, потупив глаза, ожидая, что политкомиссар даст ему сейчас жестокий нагоняй.
— Да-а, не везет тебе. — К изумлению Бранко, Катнич с явным сочувствием покачал головой. — Не ценят бойцов… Вот ты воюешь, кровь проливаешь…
— Проливаю.
— Жертвуешь жизнью…
— Ага, — кивнул Бранко.
—
— Ага! — с готовностью согласился тот. И, окончательно уверившись, что нагоняем не пахнет, заговорил смелее, торопливо: — Всегда меня обходят. Я вам даже хотел пожаловаться, друже политкомиссар. Вчера, например, порция хлеба мне досталась самая крохотная. И смалец тоже был неправильно распределен. Бога-ми, неправильно. Лаушек — такой жулик…
— А! Это чех? Постой, постой… — Катнич помолчал, сосредоточившись на какой-то пришедшей ему в голову мысли. — Чех? Жулик… Так… И Загорянов с ним дружит? И даже старшиной взвода сделал? Так вот оно что… Последи-ка за этим чехом. Посмотри, как он распределяет продукты, о чем говорит с Загоряновым. И вообще приходи ко мне в случае нужды.
— К вам? — Бранко вытаращил глаза.
— Ну да, ко мне. Что же ты удивляешься? Но только так приходи, чтобы никто не видел. А Загорянова слушайся и паники не разводи… Будут дела поважнее. Понял?
— Все понял! Хвала вам! Я и не знал, что вы такой добрый, — забормотал Бранко. — Этот Загорянов придирается, что у меня нет военной выправки, заставляет стирать белье. А от мытья белье скорее рвется.
— Ну, насчет белья-то он, пожалуй, прав. Неряшлив ты, скажу по совести. А не любит он тебя из-за того, что ты торговец, буржуй. У себя, в Советском Союзе, они всех таких, как ты, ликвидировали как класс. Понял?
— Значит и у нас так будет? — тревожно спросил Бранко.
— Там посмотрим, — уклончиво ответил Катнич. — Парень ты хороший, оборотистый, смекалистый. Такие нам нужны. Вот затем я тебя и позвал. — Катнич перешел на деловой тон. — Хотел ободрить. Это мой долг — ободрять, поднимать дух у людей. Да. Ты мне нравишься. Надежный парень. В Горный Вакуф Вучетин хотел послать тебя в разведку вместо Петковского. Я отстоял. И сейчас не дам тебя в обиду. Держись за меня крепче. Вучетина бойся. Он ненавидит хорватов, как все черногорцы.
— У, проклятые! — выдохнул Бранко. — Мало их резали.
— Тсс, дурак! — Катнич пригрозил пальцем. — Беги, догоняй роту, — толкнул он его. — И не забудь сказать, если спросят, что я тебя отчитывал за паникерские настроения.
С сокрушенным видом Бранко побежал на свое место, а Катнич, поручив лошадь Пантере, пошел дальше пешком.
«Черт побери, — думал он, идя с бойцами, тащившимися в хвосте роты, — а Ранкович все-таки прав: нужно спускаться в гущу народа, изучать его психологию и добиваться авторитета, который необходим руководителю. Чтобы эти люди шли за нами, они должны нам верить, любить нас. А завоевать их доверие и любовь не так уж трудно: подачка, ласковое или льстивое слово, обещание удовлетворить личную просьбу — и, глядишь, ты уже популярен. Да, все было б хорошо, если б не эти опасные поручения…»