Юность гения
Шрифт:
Отец взял монету, помедлил секунду и вдруг резко швырнул ее в хауз.
Он снова смолк и, выждав мгновение, чтобы подчеркнуть серьезность своих слов, поднял руки к лицу:
— Да будет так. Аминь.
А после полудня братья пошли на книжный базар.
Они шагали по улицам Бухары плечо к плечу: отрешенный, сосредоточенный Хусейн и безмятежный, простодушный Махмуд. Оба в чалмах, оба в легких бязевых халатах.
Бухара жила своей обычной жизнью. Направляясь к базару, прошел запыленный караван из Гурганджа. Пробежал водонос с бурдюком на боку.
Махмуд о чем-то задумался.
— Хусейн! — позвал он. — А правда, что было раньше: яйцо или курица, а?
Хусейн замедлил шаги.
— Ты что, серьезно спрашиваешь?
— Ну конечно.
— Ну и балбес ты у нас, — покачал головой Хусейн.
Махмуд обиделся:
— Если ты будешь все время обзываться, я знаешь что сделаю?
— Что?
— Скажу папе, что ты ходишь к христианам и иудеям, понял?
— Ну и говори, — пожал плечами Хусейн. — Он уже давно знает.
— И разрешает? — удивился Махмуд.
— Точнее сказать: не запрещает.
— Хусейн, а чего ты там делаешь, у этих неверных?
— Пью кровь невинных младенцев.
Махмуд обиженно остановился:
— Я тебя серьезно спрашиваю.
Хусейн пожал плечами:
— Просто беседую с ними. Один старик иудей рассказывает мне историю древних царей и государств и учит латинскому языку. А вот в общине христиан есть врач Абу-Сахл Масихи. Он заговаривает любую болезнь, представляешь?
— Но это же колдовство! — ужаснулся Махмуд.
— Никакого колдовства! — отмахнулся Хусейн. — Просто он умеет собирать и направлять против болезни несколько сил: силу трав, силу полезных движений и силу слова. Он и меня учит понемногу.
— Ну и как, получается?
— Он говорит, что да, я смогу.
— Вот было бы здорово, — вздохнул Махмуд и понизил голос. — Ты бы тогда заговорил нашего папу… Ты знаешь, он ведь сильно болен. — Хусейн молча кивнул. — Один раз при мне ему стало плохо и меня отослали из комнаты, — таинственно продолжал Махмуд. — Но я все равно подглядел. Он стал белый, белый, даже посинел и все время задыхался. Табиб сказал, что у него испортилось сердце.
— Знаю, — невесело кивнул Хусейн. — Из-за этого я и хожу к хакиму Масихи…
Братья свернули за угол, и тут послышались громкие, зазывные голоса:
— Книги, книги! Лучшие рукописи со всех концов света! Дешево и с картинками!
Бухарский книжный рынок тысячу лет назад был крупнейшим в мире. Наверное, только в Китае, Индии и Багдаде можно было увидеть что-то подобное: ярмарку рукописей. В лавках, лавчонках, на прилавках, а то и просто на лотках громоздились книги. Были тут тяжеленные кораны, толстенные своды установлений, пухлые молитвенники, жизнеописания, панегирики. Были сонники, звездочетные, гадательные, поварские и цветоводческие книги. Были темные предания, сборники примет, трактаты о правилах любви, о погоде, об искусстве всех игр — от шахмат до игры в кости, о торговле, о составлении орнаментов,
Базар бурлил.
— Вот описания дальних земель и краев! Земля самоедов, земля двухголовых, край великанов и сирен!
— Сны и предсказания! Тайны старом колдуньи, сожженной на костре!
— Купите советы! Точные, ясные, необходимейшие советы па все случаи жизни!
— История одной молодой мусульманки, или десять верных способов добиться мужской любви!
— Страшные муки конца света! Правоверные мусульмане, лучше знать о них заранее!
Рассеянный Махмуд, конечно, заслушался, засмотрелся на пестрые рисунки трав и зверей в каком-то пергаментном фолианте и отстал.
А Хусейн привычно и целеустремленно направился туда, где покупателей толпилось поменьше, книги были сложены поаккуратней и шума почти не было — в ряд высоких наук.
— Добрый день, господин факих! Добрый день!
— Здравствуйте, дорогой Хусейн! Ждем, ждем вас!
Он отвечал на приветствия, кивал. Он был здесь своим.
— Здравствуйте! Как мой заказ? — остановился, он возле очередной лавки.
— Все исполнено в точности. — Молодой продавец протянул ему толстую старую рукопись. — Извольте получить. Абу-Бекр Ар-Рази «Объемлющая книга».
— А «Мансурова книга»? — спросил Хусейн.
— Ищем. Не беспокойтесь, факих. На днях добудем. А пока посмотрите вот это.
— О-о, — удивился Хусейн. — Порфирий Тирский! — Он жадно пролистал книгу: — И гораздо лучший перевод, чем тот, что у меня! Беру.
— Я знал, что это вас заинтересует, — удовлетворенно усмехался торговец. — А вот посмотрите еще эту.
— Это Гален, — с ходу определил Хусейн. — Он у меня собран весь, так что благодарю. А вот что там у вас лежит?
— К сожалению, сам не могу понять, — торговец передал ему ветхую книжицу. — Нет титульного листа.
Хусейн стал листать книжицу, лицо его просветлело:
— Аристотель… Как жаль, что у меня нет больше денег. Я бы взял эту книгу за любую цену.
Хусейн поднял голову и увидел торговца, стоявшего на коленях, уткнувшегося головой в пыль. Хусейн оглянулся. Весь книжный базар уже был на земле, и среди согнутых спин неторопливо, спокойно шел невысокий, хрупкий человек в белоснежной чалме и парчовом халате, сопровождаемый свитой. Это был эмир бухарский Нух ибн-Мансур Самани. Он приближался, пристально глядя на Хусейна. Хусейн опустился на колени, склонил голову.
— Встань, мальчик, — услышал он негромкий голос.
Он встал. Эмир смотрел на него, чуть улыбаясь, с видимым интересом. Свита застыла позади.
— Позволь мне взглянуть, — эмир протянул руку, и Хусейн подал ему книжицу.
Через секунду эмир поднял голову.
— Знаешь ли ты, кто автор этой книги? — спросил он.
— Да, ваше величество.
— Назови мне его имя.
— Аристотель, ваше величество.
— В таком случае ты совершаешь большую ошибку, — серьезно произнес эмир.