Юность Куинджи

Шутов Виктор Васильевич

— Эт-то, я берегом, — сказал тихо, повернулся и пошел в сторону Карасевки…

В воскресенье к Архипу подбежала сияющая Настя.

— Ой, как хорошо! — воскликнула она. — К тебе вечером придет Феня. У них свадьба. Ты будешь играть песни.

— Ладно, — отозвался он. — Куда собралась?

— К тебе.

Ее непосредственность смущала парнишку. Его новые товарищи открыто презирали девчонок, не водились с ними, а он своим лучшим другом считал Настеньку. Чувства привязанности к ней и неловкости перед мальчишками недолго боролись в его сердце.

— Я — в степь. Пойдешь? — спросил

он.

— А где мешок?

— Какой мешок? — не понял Архип.

— Для кизяков.

— Просто так пойдем. Нынче воскресенье, уроков нет.

— Ой, как хорошо!

Они выбежали на шлях, прибитый росой и потому не пыливший, как летом. Взялись за руки и пошли в сторону Кальчика. Побуревшая степь пахла полынью и сладкими дынями. Стушевались, потускнели летние краски. Темно–голубые съежившиеся свечи васильков тоскливо глядели на высокие белые облака; закостенев, прижались к земле желто–коричневые бессмертники. Насторожился в ожидании дождей и ветров синеголов. Вот–вот налетит низовик, сломает сухой катран и понесет его, как перекати–поле. Нахохлился, стал черно–зеленым с рыжими бутонами колючий репейник. Совсем поседел ковыль–тырса. А ромашка нет–нет да и мигнет желтым глазом из-за сизого куста полыни. А что это там вдали? Как розовый островок.

— Настя, смотри, — обратился он к спутнице и вытянул руку.

— Ой, красивые какие! — воскликнула девочка и побежала.

Архип бросился следом за ней. Розовый островок оторвался от земли и взвился в небо. Ребята оторопело замерли на месте. Птицы с розовым опереньем промчались над их головами, сделали круг и полетели в сторону моря. Архип и Настя неотрывно и долго смотрели им вслед, пока они не растаяли в синеве. Дети не знали, что это были розовые скворцы. В глухих местах нетронутой приазовской степи они выводили птенцов, а ранней осенью улетали в теплые края.

— Никогда не видела таких, — проговорила Настя.

— И я…

— Расспроси о них в школе.

— Ладно.

— А интересно учиться в школе?

— Семен Степанович, эт-то, много историй знает про нашу землю. Про Кальчик и степь… Кто и когда здесь жил.

— Расскажи, Архип, — попросила Настя и посмотрела ему в лицо. Он смутился, опустил голову. — Ну, расскажи.

— Я не сумею, как учитель. Лучше нарисую и дам тебе.

— А что нарисуешь?

— Битву русских и татар. Она где-то здесь была давно–давно, — сказал Архип и надолго замолчал.

Перед его мысленным взором вдруг ожил князь Мстислав Киевский. Он стоит на скале Кара–Таш [19] , а вокруг по берегам рек Малый Кальчик и Калец [20] сгрудилась его дружина, готовая принять кровавый бой с завоевателями земли русской…

Настя знала привычку Архипа внезапно задумываться и долго смотреть в одну точку. Она в такие минуты терпеливо ждала, когда он повернется к ней с возбужденным взглядом и просветленным лицом. Смуглое, обрамленное черными как смоль волосами, оно в такие минуты было необычайно красивым и приветным.

19

Черный камень (татарск.).

20

Притоки реки Кальчик.

Девочка,

конечно, понятия не имела, почему у ее друга менялось настроение. Да и он вряд ли мог объяснить причины таких перемен. Просто Куинджи впитывал в себя как губка все, что будоражило сердце, на чем задерживался его взгляд — пристальный и восхищенный. Но больше всего Архипа поражала смена цветов и красок в окружающей природе. Что-то сверхъестественное и необычайное происходило на глазах человека, и это происходящее хотелось если не понять, то хотя бы запечатлеть в рисунке, а значит, продлить восприятие красоты, увековечить ее.

Архип по–прежнему смотрел в сторону моря, где в осеннем небе растаяли розовые скворцы, растаяли так же, как во временном пространстве исчезла кровавая сеча русичей с татарскими полчищами. Наверное, как вон та туча, что выплывает из-за горизонта, надвигалась конница врага на войско Мстислава Киевского. Он стоял на скале весь в белом и на белой лошади. Облако над морем и впрямь похоже на всадника, а за ним сгрудились белые облачка поменьше.

Черная туча, расползаясь по небу, все ближе и ближе подбирается к белому всаднику, заходит справа и слева, окружает его. Уже посерела земля, пригнулись пожухлые травы, умолкли голоса птиц. А огромная черная туча ускорила движение и с невероятной силой врезалась в белое облако. Огненный треск расколол небеса и рассыпался над морем. Оранжевая стрела, ломаясь на лету, озарила все живое вокруг. Тревожный гул покатился над неоглядной степью.

Куинджи вздрогнул от испуганного вскрика Насти:

— Ой! Мне страшно. Молния! — Она прижалась к нему и стала неистово креститься, приговаривая: — Господи, пожалей нас. Господи, пронеси… Господи…

— Быстрее! — Архип схватил девочку за руку, и они побежали.

Однако дождь настиг их. Он был теплый и тихий. Наверное, вспыхнувшая над морем молния была последней, прощальной в этом засушливом году. Укрыться от благодатного дождя все равно было некуда, и ребята, уже вымокшие до нитки, не торопясь, пошли вдоль раскисшего тракта.

Вскоре на нем показался небольшой обоз. Медленно, тяжело и обреченно волы тянули груженые арбы. Сбоку, накинув на головы чувалы [21] , шли босые чумаки. Казалось, белесая дымка, висевшая над землей, мешала им идти.

Архип остановился, глядя на чумацкий обоз. Не двинулся с места, пока понурые волы не прошли мимо, глухо чавкая вязкой раскисшей грязью. Их путь лежал на запад к Днепру, невдалеке от Каменных могил, окрестность которых была некогда усеяна белыми костьми русских воинов.

21

Мешки (укр.).

Согбенные погонщики вызывали жалость, словно они шли справлять тризну по своим древним предкам, и Архип не мог уйти, мысленно сочувствуя им, а быть может, запоминая грустную картину нелегкой чумацкой доли…

Венчание Ивана и Фени назначили на третье воскресенье октября. Об этом знала вся Карасевка. К Спиридону пришел отец невесты Кучук. Архип сидел за столом и никак не мог решить трудную задачу по арифметике. Он подолгу смотрел на желтый огонек фитиля керосиновой лампы, который потрескивал и подмиги вал, словно намеревался подсказать парнишке решение.