Юность Лагардера
Шрифт:
Лакеем?! Я, дворянин Оливье де Сов? Ведь я обладатель сабли с золотым эфесом! Мой дед был при Иври, отец при Рокруа! Я, высокородный вандейский дворянин, — и лакей?! — Он вздохнул. — Что ж! Лучше, пожалуй, быть сытым лакеем, чем подыхающим с голоду дворянином!»
XII
ЗЛАЯ ФЕЯ
Если бы доблестный шевалье не отдался во власть черной меланхолии, а по примеру Армель смотрел по сторонам, то, идучи по улице Балю, он бы непременно заметил женщину, чье лицо напомнило бы ему о многом…
Дело в том, что в особняке Сен-Мара, окна которого уже давно были наглухо закрыты
От особняка Субиза до ворот Бюси и от Мельничного холма до монастыря Богоматери госпожа Миртиль слыла особой выдающейся ловкости и сноровки. Сия своеобразная репутация делала ее поистине королевой Долины Нищеты, где она владычествовала над всеми — большими и маленькими — ее обитателями, то очаровывая блеском своих темных глаз, то жестоко карая холодным презрительным взором. Она была необычайно красива, однако, словно двуликий бог Янус, чаще всего являла всем свой суровый лик. Сундуки ее были набиты золотом, и это позволяло госпоже Миртиль, не страшась ничьего гнева, полновластно распоряжаться в кабачке «Сосущий теленок», проявляя в случае необходимости самое изощренное коварство. Среди завсегдатаев кабачка преобладали люди служивые, сроднившиеся со шпагой, а также мошенники и воры: и те и другие подозревали, что у очаровательной хозяйки есть иные источники существования. Между собой они прозвали ее Злой Феей.
Сам господин Никола де Ла Рейни знал о грозной красавице не намного больше. В списках, имевшихся в Шатле, значилось лишь полное ее имя: «Миртиль Гримпар, супруга Годфруа Кокбара».
Назначенный главой уголовной и гражданской полиции в 1667 году самим Людовиком XIV, господин де Ла Рейни подозревал Миртиль во многих злодеяниях, в том числе и в нескольких убийствах. Он неоднократно бывал в «Сосущем теленке», желая уличить его владелицу, но — безрезультатно, ибо ему было неведомо о существовании тайных ходов, связывающих кабачок с особняком Сен-Мара, а этот последний — с пустым домом на углу набережной де Ла Ферай.
Заметив Оливье де Сова, хозяйка кабачка, не имевшая прежде причин жаловаться на зрение, не поверила собственным глазам. Небрежно передернув плечами, она подумала: «Быть того не может! Такой человек ни за что бы не появился в подобном месте. И уж тем более в столь жалком наряде!»
Однако глаза не подвели ее. Совсем рядом, в двадцати шагах от нее, шел именно он, герой ее единственного и короткого любовного романа. Забившись горько и страстно, сердце ее подтвердило то, чему отказывалось верить зрение. Она вынуждена была прижать руку к часто вздымавшейся груди, чтобы сердце, стучавшее все сильнее, не выскочило наружу.
— Неужели это он? Он? Мой Оливье? — едва слышно прошептала она.
И тут же обычная ее осторожность взяла свое, она отпрянула от окна, захлопнула ставни и мгновенно скрылась за занавеской… Однако скоро она поняла, что Оливье ее не заметил. Он шагал, погруженный в свои невеселые думы, и не замечал ничего вокруг. Беспредельное отчаяние, казалось, полностью лишило его сил, и он безропотно согнулся под его тяжким бременем, предав себя на волю Господа. Было ясно, что мысли его витают далеко от окружающей суеты. Убедившись в этом, госпожа Миртиль обрадовалась: «Он не заметил меня… Вот это удача! Однако что за убогое на нем платье! Какой у него усталый
Богатый жизненный опыт не замедлил подсказать ей истинную причину случившегося: «Думаю, что не ошибусь, если скажу, что он просто-напросто подыхает с голоду! Поэтому и пришел сюда в надежде хоть кому-то продать свою шпагу. Да, Оливье де Сов, которого я когда-то знала, должен был действительно лишиться всех средств к существованию, чтобы ступить на незавидное поприще наемника!»
И лицо этой коварной женщины ангельской красоты уже расцвело было улыбкой сострадания, как вдруг она увидела Армель, которая из-за своего маленького роста до сей поры была незаметна в разношерстной толпе. Мгновенно улыбка исчезла с лица госпожи Миртиль, что придало ему прежнее суровое и презрительное выражение.
«Это его дочь! Конечно, это его дочь! Сомнений нет, она просто копия, живой портрет этой проклятой Франсуазы де Рюмель… моей ненавистной соперницы! Интересно, что могло случиться с этой длинной светлоглазой девицей с золотыми волосами? Скорее всего она умерла, раз Оливье притащил сюда их дочь! Так он вдовец? А девчонка, стало быть, сирота? О, дьявол, сам ад пожелал отомстить за меня!»
Она негромко рассмеялась; золотая цепочка, на которой висели ключи, с сухим щелканьем разорвалась в теребивших ее нетерпеливых руках.
— Нет, этого мало! — яростно прошипела она. — Слишком мало! Я хочу видеть, как они страдают. Подобное зрелище — удел избранных… Так почему бы мне не устроить его для себя? Надеюсь, что у меня для этого достаточно и средств, и выдумки.
И словно у хищника, почуявшего добычу, верхняя губа ее задрожала и приподнялась, обнажив блестящие белые зубы.
— О! — усмехнулась она, — моя месть хотя и запоздала, однако от этого она будет не менее сладостна. Этот гордый и надменный красавчик Оливье скоро уплатит мне свой должок! Я не пощажу ни его дворянского самолюбия, ни его отцовского сердца. Он сполна отдаст мне и за обманутые надежды, и за отвергнутую любовь! Месть! Поистине, ни одно блюдо не сравнится с ней по вкусу!
Высокая, темноволосая, восхитительно сложенная, эта двадцатишестилетняя женщина была поистине прекраснейшим созданием природы. Она справедливо гордилась белизной своей кожи, цветом и бархатистостью соперничающей с цветками жасмина, а изяществу ее рук и ног могла позавидовать любая герцогиня.
Но, как мы уже сказали, госпожа Миртиль чаще внушала страх, нежели восхищение.
Возникало ли это чувство из-за ее властной и уверенной походки, или из-за презрительного выражения лица, из-за отрывистой и сухой манеры отдавать приказания, или из-за неумолимого, жестокого взора ее черных глаз — кто знает? Во всяком случае, все, кто видел госпожу Миртиль, находили ее прежде всего грозной, а уж затем отдавали должное ее красоте.
Она носила дорогие платья, в которых не стыдно было бы показаться в Версале. Следуя последней моде, шелковая юбка была со множеством оборок, однако излишне глубокий вырез декольте свидетельствовал о том, что бюст его обладательницы отличается большим совершенством, нежели ее вкус. Ее прическа, напоминающая каскад водопада, была творением рук искусного парикмахера. Прелестная грудь ее была прикрыта небрежно повязанной кружевной косынкой, коя вскоре вошла в моду под названием галстука Штейнкерка.