Юность Лагардера

Феваль Поль Анри

— Что за история?! — воскликнул он, как только заметил подростка. — Конечно, господин Анри, я не стану бранить вас за то, что вы спасли эту юную особу, я далек от подобной мысли, и совершенный вами подвиг наполняет меня гордостью. И я отнюдь не упрекаю вас за то, что вы принесли ее сюда, доказав тем самым, что не сомневаетесь в нашем великодушии… Однако же…

Лицо Анри приняло серьезное выражение, обычно ему вовсе не свойственное.

— Как дела у нашей маленькой принцессы? — осведомился он, ничуть не заинтересовавшись

сетованиями клоуна. Плуф воздел руки к небу:

— Она рыдает с самого своего пробуждения! Невероятно!

— Ну и что же тут удивительного? — заметил Маленький Парижанин. — Она, должно быть, испугалась, увидев, что находится в незнакомом месте, и зовет отца… Представьте себя в ее положении!

— Действительно… вы правы… совершенно верно, — раскаянно забормотал компаньон мамаши Туту.

В эту минуту появилась и сама госпожа Текла. Она была в большой растерянности.

— Какое горе! — причитала она. — Я готова отдать все, лишь бы осушить ее слезы и вернуть ей радость! Ах, мое сердце просто разрывается! Я так страдаю, словно эта бедняжка — моя собственная дочь.

И мамаша Туту грустно поглядела на господина Изидора. Маленький Парижанин направился в фургон. Потоптавшись перед холщовой занавеской, служившей дверью в его апартаменты, он собрался с духом и попросил разрешения войти. Ему ответила госпожа Бернар:

— Пожалуйста, входите. Может быть, господин Анри, вам повезет больше, чем нам? Бедное дитя не желает никого слушать, как если бы мы… В общем, попытайтесь успокоить нашу гостью.

Через несколько секунд Анри уже стоял перед Армель. Заботами госпожи Бернар промокшее платье девочки — белое и старенькое — было высушено и приведено в порядок. Ее замечательные волосы, причесанные по тогдашней моде, блестели, словно чистое золото, столь неуместное в этом убогом и небольшом помещении.

Распростершись на бедном ложе, Армель горько рыдала, закрыв лицо руками.

— Мадемуазель, — произнес Анри, опустившись на одно колено и стараясь говорить как можно мягче, — не печальтесь… Вы испортите свои прекрасные глаза, и это огорчит вашего папу… Что скажет он, увидев свою дочь подурневшей от слез? Разве он не побранил бы вас, узнав, что вы беспрестанно плачете?

При звуке голоса Анри девочка отняла от лица руки, чтобы посмотреть на того, кто говорит с ней, ибо его слова внушали ей надежду и уверенность.

— О! — изумленно воскликнула она сквозь слезы. — Так это вы, господин Маленький Парижанин?

— Он самый, — подтвердил Анри, нежно, но властно беря ручки Армель в свои руки. — И он уже давно узнал свою милую зрительницу, что сидела на плече у отца…

Тут девочка вновь разрыдалась.

— Мой бедный папа! Еще вчера он был со мной!.. А теперь… я больше никогда его не увижу!

— Успокойтесь, успокойтесь же, — повторял Анри, вытирая своим платком лицо Армель де Сов, — уверяю вас, вы ошибаетесь… Вы

с ним обязательно встретитесь!

— Нет, он умер! — запротестовала девочка, и в ее глазах отразился неподдельный ужас. — Его убили!

Ее маленько тело содрогалось от рыданий. Анри ласково привлек ее к себе.

— Клянусь, что верну его вам! — уверенным тоном произнес он. Он был настроен столь решительно, что госпоже Бернар даже стало не по себе. С гордостью и одновременно с испугом она подумала: «А ведь он действительно сдержит свое слово!»

Сумел ли он убедить также и Армель? Или просто серьезный и выразительный взгляд Маленького Парижанина внушил ей безграничное к нему доверие? Кто знает!

Так или иначе, но вот уже она перестала плакать и, приоткрыв от удивления ротик, во все глаза уставилась на необычного мальчика.

А Анри бодро продолжал:

— Вас я уже спас, так почему бы теперь мне не попытаться спасти вашего отца? Я наверняка сумею это сделать. Проникнуть в «Сосущего теленка» не труднее, чем проделывать акробатические упражнения посреди Сены, когда бурное течение несет тебя вдаль, а сверху сыплется град камней, от которых приходится уворачиваться, совершая кульбиты почище тех, которыми славятся дрессированные собаки мамаши Туту.

Армель в испуге сжала руки. Она постепенно начала вспоминать о том, что с ней произошло. Из-за охватившего ее горя она совершенно позабыла о вчерашних событиях, но теперь прежний липкий и холодный страх вновь сжал ей сердце.

— Ох, — прошептала она, — я словно умерла… мне было холодно, я не могла пошевельнуться… рядом скользили змеи… Мне было так страшно!.. А главное, холодно!

— Бедняжка! — вздохнула госпожа Бернар.

— А не знаете ли вы, — спросила Армель, — почему эти злые люди хотели утопить меня?

— Нет, — ответил Анри и с уверенностью добавил: — У них бы все равно ничего не вышло, ведь я был рядом, а рядом со мной вам ничто не угрожает, мадемуазель!

Эти слова оказались решающими. Душа Армель распахнулась ему навстречу. Доверие и благодарность — вот какие чувства наполняли все ее существо. Маленький Парижанин сразу стал ее избранником, ее названым братом. С неизъяснимой грацией она протянула ему свою ручку и, улыбнувшись сквозь слезы, произнесла:

— Для вас я всегда буду Армель… вашей маленькой Армель… на всю жизнь!

Анри поклонился и не менее грациозно принял протянутую ему руку. Сердце его ликовало. Немного помолчав, он спросил:

— Армель… для меня вы всегда будете просто Армель… на всю жизнь… а для других? Как называют вас другие?

— Мой отец тоже всегда зовет меня Армель. Он дворянин, его имя — Оливье де Сов. А ваше? Впрочем, я и так уже знаю, как буду звать вас: Анри, правда?

— По прозвищу Маленький Парижанин… — добавил мальчик, немного смутившись и побледнев.

— Анри — а дальше?