Юность в яловых сапогах
Шрифт:
– Чего-то я уже не рад, что согласился на эту рыбалку, - сказал я скорее для себя, чем для ушей Строгина.
– Да ладно! Мне пока все нравится. А больше всего то, что не знаешь, чего от нее ждать…
– Вот это ты точно сформулировал, - кивнул я головой в знак согласия с его словами.
– Как тебе Петрович?
– Колоритный старик. Думаешь он тоже будет рыбачить?
– Ха! Он скорее в лодке будет сидеть. Куда ему бродить по ледяной воде!
– Да, наверное… - опять согласился я.
– Во! Плывут!
Я сразу же увидел, как из-за поворота реки появился металлический остроносый корпус
– Семен! Где весла? В прошлый раз ты их убирал! – прикрикнул на нашего старшего товарища Петрович.
– Петрович! Прошлый раз мы ходили на моторе! – возразил дядя Семен.
– Ну, такть в позапрошлый…
– Да в доме они! Щас принесу… - он пошел в дом, повозился немного с навесным замком и, вскоре открыв дверь, исчез в нем.
Буквально через минуту дядя Семен вновь появился, вернее сначала из дверей показались два весла, а потом уже и он сам. Молодой рыбак поднес весла к лодке и полез в нее, там он вставил их в уключины.
– Так! Грести кто-нибудь из вас умеет? – поднял он голову и посмотрел на нас.
– Нет, - честно сказали мы.
– Научу! Давайте таскать вещи в лодку. Начните с сумок.
Он сам остался в лодке, а мы стали подносить вещи, которые дядя Семен укладывал по каким-то нам неизвестным правилам в лодке. Перетаскав все предметы, мы встали у берега. Строгин закурил.
– Чё стоим, курим?! – прикрикнул на него Петрович, который уже довольно удобно устроился на носу. – Живо в лодку! Не курить пади приехали!
Мы по одному залезли в лодку и уселись на лавках.
– А кто лодку в воду будет спихивать?! – опять прикрикнул на нас старик.
– Петрович, ну, что ты буянишь! Они впервые на такой рыбалке! Ребята, вы двое, - он кивнул на меня с Бобром. – Разуйтесь, закатайте свои штаны и оттолкните лодку, как можно подальше от берега, а потом заскочите.
Мы все сделали, как он сказал и когда лодка уже качалась на воде, уселись на свои места.
– А теперь берите по одному веслу ты и ты, - это относилось к Строгину и Выскребову. – Опускайте весла и гребите в ту сторону. Так. Только одновременно. Так. Так, смотрите, не очень сильно опускайте в воду, не так глубоко. Так, так, так, не плещи по поверхности! Брызг много, а толку мало! Так, вот так, продолжайте грести!
Лодка развернулась и поплыла на середину реки. Здесь вода была еще черней чем у берега. На середине реки, встав носом по течению, мы продолжили плыть уже без весел.
– Здесь течение хорошее, можно не грести, река сама нас принесет на нужное место, - сказал Петрович, и ребята послушно вытащили весла, положив их у борта.
Медленно мы спускались вниз по течению. Вокруг по обоим берегам открывались солнечные полянки, сменявшиеся кустами, то ли ивы, то ли другими
– Петрович, а куда нынче пойдем? На старое место?
– Нет. Там делать нынче нечего! Пойдем в один рукав, я там несколько лет не рыбачил. Вот там должно быть щук, видимо не видимо… туды пойдем…
В лодке опять воцарилось молчание. Никто не курил, все смотрели по сторонам и любовались своеобразной суровой природой. Вдруг Женька встрепенулся и стал показывать рукой на правый берег. Там, на невысоком утесе мы увидели полуразрушенные окопы, взорванную землянку, несколько бревен перекрытия которой после прямого попадания в нее снаряда торчали вверх, обгорелые и уже прогнившие. Проплывая дальше, мы увидели и ствол пушки «сорокопятки», торчащий чуть ли не из земли, ее щит был погнут, словно по нему проехались танком. Не знаю, показалось ли мне, или на самом деле это было, но я увидел кости бойцов, каски, винтовки, горки стреляных гильз, открытые ящики с боеприпасами.
Мы молча впились глазами в представшую перед нами картину, всматриваясь в каждую ее деталь. На душе что-то защемило, заныло. Я почему-то представил, как погибали все эти защитники Родины. Они даже представить себе не могли, что пройдет почти полвека, а они так и останутся на поле боя, не захороненные и забытые, без вести пропавшие.
Наши местные мужики тоже тихо сидели в лодке. Первым молчание прервал дядя Семен, он заговорил после того, как мы проплыли печальное место.
– Сколько не проплываем здесь, а все не по себе… жутко…
– Да уж… полвека, а будто вчера… - прошептал Петрович.
– Иван Петрович, а вы воевали? – спросил Женька.
– Да, пришлось…
– Здесь?
– Нет. Не здесь. Хотя освобождал эти места… у меня здесь жена оставалась.
– В партизанах? – не унимался Строгин.
– Нет. Боже упаси!
Мы с удивлением посмотрели на Петровича. Что означала его реплика? Почему он встрепенулся при словах о партизанах?
– А почему вы так…эта…об…
– О партизанах? Так их здесь никто не любил.
– Как это? – удивился Выскребов.
– Да, не любили. Ни немцы, ни наши. Немцы не любили оно и понятно. И наши не любили. Кто эти партизаны? Те, кто хотел защищать Родину, ушли в армию, а те, кто не хотел остался под любым предлогом. Немцы пришли, эти дармоеды ушли в лес. Не хотели они работать ни на советскую власть, ни на фашистов. В лесу чем питаться? Нечем! Вот и ходили они по деревням, отнимали у баб все, что у тех было. Работать не работали, а жили припеваючи. Бабы работают, эти сидят в лесу жрут и самогон пьют! Напьются и давай поджигать немецкие одиночные караулы. То одного никчемного немца прибьют, то хату какую-нибудь спалят, вот и все геройство. А немцы потом в отместку деревню сожгут, оставляют стариков и детей без крыши. Моя старуха, царство ей небесное, рассказывала, что, когда мы начали наступать, так эти партизаны испугались наших частей пуще чем немцев. Стали прятаться возвращаться в деревни, а некоторые даже за немцами пошли... Да, не партизаны, а разбойники прямо-таки. Ну, наверное, были и настоящие, о которых в книжках пишут, да в кино показывают. Но моя старуха таких не встречала, да и никто в нашем Андреевом поле не видел таких…