Юрий Долгорукий (Сборник)
Шрифт:
– Теперь поведай нам про себя. Кто ты? Откуда? За что был бит?
Охая и вздыхая, Сыч рассказал, что не тать он, не бродник, а добрый слуга заморского «гостя». Нанял его тот заморский «гость» проводником из Киева на Рязань, да налетели на них в дороге бродяги, а за бродягами - бабы… Убили того купца, добро его всё забрали, а он, слуга купеческий Сыч, заступился за «гостя» и был побит…
Улеба мягче спросил:
– А сам отколь? Мест каких уроженец?
– Оттоль я…
– Отколь же?
Сыч сделал вид, что сильно простыл, и закашлялся. Дождь ещё мелко сыпался с неба, дул резкий ветер, и броднику было действительно холодно. Но он давно привык к непогоде и просто хотел оттянуть ответ, чтобы успеть подумать: чьи же здесь воины? что им сказать ловчей?
– Из дальних мест я, - сказал он глухо.
– Родился под Туровом, вырос в Путивле, а ныне брожу меж Смоленском, Киевом да Рязанью…
– Выходит, со всей Руси!
– с усмешкой заметил Улеба.
– Только Суздали не хватает… Широк!
Он ещё раз внимательно пригляделся к Сычу. Но битый бабами проводник заморского «гостя» был так смиренен, так жалок - в кровоподтёках да ссадинах, что Улеба поверил словам Сыча.
– Ну, что же, - сказал он радушно, - садись к огню... Шурша и пощёлкивая, огонь поедал дрова, облизывал дно котла, подвешенного на палке, родил синеватый дым, который крутился и стлался над мокрой, сочной травой.
Сыч будто бы невзначай спросил Улебу о князе. Тот кратко ответил, что князь у них суздальский - Юрий Владимирович Долгорукий.
«А-а, вон кто… чужой мне!» - подумал бродяга.
– Набольшим с нами здесь Константин, сын Юрия. Добрый княжич!
– со вздохом заметил воин.
«Тот бледный, на первой учане», - прикинул бродяга в уме, оглядев ладьи.
– Плывём же сейчас домой из Царьграда, где княжич с Данилой были послами, - добавил Улеба со строгим и важным видом.
«Недаром на том Даниле заморское платье!
– повеселев, догадался Сыч и тут же додумал: - А на ладьях небось много добра от греков… Вот бы добыть такое добро!..»
Всё это время он сидел у костра смиренно, и честный Улеба не мог догадаться о тайных мыслях спасённого им человека. Напротив, заслуженный старый воин беседовал с неизвестным, спасённым от баб молодцом всё откровеннее и добрее: уж больно славно опять возвращаться на Русь, где каждый встречный кажется братом!
– Чай, целый год и ещё полгода мы были за морем!
– закончил рассказ Улеба.
– Душа о Руси во все дни мечтала! Скорей бы теперь пройти нам Окой… а там на Москву-реку да на Суздаль рукой подать!
– Не больно подашь… Ох, путь у нас тяжек!
– негромко вступил в разговор худой, рыжеватый Митерь, взглянув назад, на серую гладь реки.
– По южному краю Руси, будто волки, рыщут поганые половцы. А тут от раздоров да недородов люди вопят… Как видно, пока мы были в Царьграде, тут свары не стихали. Теперь вон ещё не старший из Мономахова рода занял «стол» великого князя, а младший. Потому князь наш, я думаю, тоже пестует с Изяславом нелюбье…
Улеба строго проговорил:
– Так, чай, и надо: во всей Руси это право. Юрий-князь - старший: он сын Мономахов, а Изяслав Мономаху - внук. Неможно старшему перед младшим смириться!
– Про то здесь и речь!
– без радости согласился Митерь.
– Сел Изяслав на киевский «стол», а сын
Мономахов остался в дальнем уделе, в Суздаля, как сидел…
– Ан, «в Киеве нашему князю место!
– резко сказал Улеба.
– Приедем в Суздаль, ударим князю челом: «Веди нас на Киев, на место отче!» Вон крестоносцы идут ко гробу господню аж с самых далёких краёв земли, а мы на Киев идти страшимся!
Митерь смолчал, и Улеба, ворча, заглянул в котёл. Сыч после паузы осторожно спросил:
– Добра небось много везёте от греков в ладьях своих?
– Везём!
– равнодушно ответил за всех Улеба.
– А главное не в добре!
– оживился он.
– Главное в зодчем: шлёт император царьградский нашему князю зодчего - славен муж!
– Зачем же вам нужен зодчий?
– Чай, князь у нас градостроитель. Немало поставил церквей да палат на своей земле. Без зодчего - как?
– Земля та, Юрьева, слышно, глухая: лес да болота. Какие же там у вас города и церкви?
Улеба презрительно оглядел Сыча.
– Ты сам язык из болота, - сказал он сухо.
– А наша земля за рекой Москвой - живая.
– Не ведаю. Может, так…
– Не ведаешь, и молчи. Вот едет к нам зодчий ставить град на Москве-реке…
Улеба молча собрал в костёр обгорелые сучья, а Сыч, боясь, что воин обиделся, заискивающе прибавил:
– Слыхал я про ту реку. Говорят - преславна…
– О ней и за морем знают!
– довольный, начал было Улеба, но тут же остановился: из-за прибрежных кустов донёсся тревожный выкрик Данилы. Почти тотчас же книжник выбежал сам и замахал руками, указывая назад.
«Не вепрь ли?» - подумал Улеба, схватил топор и кинулся от костра на луг, чтобы лучше увидеть речную пойму.
За кустами, откуда выбежал книжник, он увидел нескольких всадников, несущихся издалека к ладьям, а за всадниками, совсем далеко, - большую толпу людей. В густой траве, за дождливым туманом, люди были едва различимы. Но опытный глаз Улебы отметил сразу: то были воины с копьями и щитами.
Он громко крикнул, предупреждая дружинников на ладьях:
– Эге-ей, хоронися: чужая рать!
– и быстро сбежал к костру.