Юся и эльф
Шрифт:
— Да.
— Ты знаешь, как она выглядит?
И вновь молчание. Эхо сомнений. Стоит ли верить людям? Люди хитры. Люди коварны. Люди…
— Мне не нужно, чтобы он получил личного демона, — я сжала кулаки так, что ногти впились в кожу. — Если ты придешь, плохо будет всем. Поэтому… я действительно хочу выдворить тебя из этого мира. Полностью. А потому… мы заключим сделку. И ты расскажешь все. А еще…
Мой взгляд остановился на крысюке.
— Ты ведь можешь управлять ими на расстоянии?
…в
Вернее они встречаются, но где-нибудь в подвалах, стыдливо прячась средь бочек и ларей, показываясь на глаза лишь пугливым служанкам, и уж никак не поднимаясь на господские этажи.
Этот крысюк то ли не знал, то ли не счел нужным считаться с правилами, что давно уж установились, позволяя вполне мирно — ловушки и отрава, право слово, не в счет — сосуществовать с людьми. Он выбрался, огляделся, отряхнулся.
Пригладил взъерошенную шерсть.
Оскалился, показывая вожаку местечковой стаи, что намерения его вполне серьезны. И нет, другим бы разом вожак не отступил бы, уж больно богаты были подвалы и сытна местная жизнь, но сейчас… пахнуло от чужака опасностью.
А крысы… кто сказал, что крысы не разумны?
Они, в отличие от людей, знают, когда стоит отступить. И вожак юркнул в нору под старым ящиком, в котором когда-то хранили кожаные мешки.
Стая рассыпалась.
А чужак, оглядевшись, двинулся бодрой рысью прочь.
Он выбрался за дверь.
И не без труда — все ж ступеньки предназначались больше для людей — поднялся по лестнице. Фыркнул на взивзгнувшую было девицу, увернулся от кружки, которой в него запустили, и исчез в очередной норе. Дом был стар и пронизан ими, что, несомненно, было на руку крысу.
Если бы у него имелись руки.
Он поднялся на второй этаж. Выбрался в гостиную. Зашипел на мелкую собачонку, что устроилась в кресле, и та не решилась с кресла спускаться. И верно… убивать крысу запретили.
Ни к чему привлекать лишнее внимание.
Нужное место он почуял шкурой, которая давно принадлежала не только ему. И остановился. Шерсть поднялась дыбом, а из горла донесся протяжный скрежещущий звук, заставивший несчастную собачонку забиться поглубже в кресло.
Крыс не хотел идти дальше.
Остатки инстинкта самосохранения подсказывали ему, что стоит бы убраться, пусть в тот же подвал или хотя бы в нору, укрытую за старым шкафом. Но чужая воля подстегнула.
Вперед.
И еще.
Он медленно затрусил вдоль стены, стараясь сродниться с нею. И чем ближе подходил, тем тяжелее получалось двигаться. Но вот он остановился перед дверью. Ощерился, уперся лапами в пол, пытаясь противостоять тому, что заставляло его идти вперед.
И шагнул.
Застыл.
Почти распластался… дверь кабинета открылась, едва не ударив по крысе, но он успел отскочить, а заодно с самоубийственной
— Марисса! Марисса… у нас получилось…
В лаборатории остро пахло смертью. И запах этот почти парализовал крысюка, заставил упасть на брюхо и заползти куда-то под шкаф. Он, прижавшись к стене, замер.
— Ты уверен? — этот голос был мягок, а ступала женщина столь легко, что крысюк заворчал.
Люди не должны ходить тихо.
И пахнуть вот так, что… то, что управляло крысюком, отправила волну тепла, успокаивая.
— Почти, — крысюк видел ноги мужчины.
Лакированные ботинки, в которых отражался он сам. Видел и синие туфельки женщины. И саму женщину, чей запах неуловимо изменился.
Если бы крыс был человеком, он бы поддался.
Запаху.
Голосу.
Нежному этому прикосновению.
— Мы проверим, — сказал мужчина, отставив колбу на край стола. Он, может, и не различал запахи, но чувствовал желание, исходившее от Мариссы.
И поддался ему.
Пускай. Хотя… не мешает же им запах смерти? Впрочем, да, люди и запахи…
Крысюк свернулся калачиком и прикрыл глаза. Позже, потом, он выберется из-под шкафа, чтобы пересечь мягкий ковер того темного цвета, что так удачно скрывает пятна. Он вскарабкается на другой шкаф, состоящий из множества ячеек, чтобы, оказавшись на самом верху, добраться до коробки…
…я открыла глаза.
Было… нет, не больно. Мерзковато слегка. Все же Марисса и… образы крыс передавал иные, но демон их вполне неплохо адаптировал.
Марисса, стало быть, и… хотя… чему я удивляюсь? После демона-то и того, что лежала в коробке.
Я зажала рот обеими руками.
А Эль обнял.
Он держал меня крепко, и его тепло успокаивало. Боги… хоть где-то мне повезло. А ему вот, напротив.
— Что там? — он все же спросил. А я ответила:
— Череп. Детский. Возможно, младенческий… так не поймешь. И… и если все вместе, то… получается, — я сглотнула вязкую слюну, окончательно приходя в себя. — Рука и череп… и он тоже принадлежит демону. Он обещал ему воплощение.
Мысли, как ни странно, оставались на удивление ясными.
— И получил… младенца своей крови… существо, принадлежащее обеим мирам… только… тот мой предок… он помешал воплощению. И перерождению.
И наверное, многое ему за то простилось, хотя… не то, как он с Юсей поступил. Или это был уже другой предок? Мать его… одни проблемы от этого родового древа.
— Сейчас демон привязан к нашему миру.
Он не цельный. И ощущение этой нецельности мучительно. Я не способна найти слов, чтобы описать, что он испытывает.