Ювелирный мастер
Шрифт:
– Не говори так, словно кроме ювелиров никому больше неподвластно прорицание.
– Я не имел того в виду. Бездарные личности всюду. Как среди моего дела, так и среди случайных прохожих, которых мы встречаем. Из человека не выйдет толк, если он к тому не стремиться, и в это я охотнее всего верю. Не обязательно рождаться гением или талантом, ведь центральная аллея – действия и время.
– И все же ты не так хорош: ошибаешься, и очень даже глубоко. Болезненно для окружающих.
– Людям свойственно промахиваться, без этого никуда. Промашки приземляют на землю и добавляют разнообразия в жизнь, хотя я не припоминаю недовольных клиентов за последний год.
– Я не про общество. Не притворяйся, будто забыл. Ты можешь прощупывать желания людей, касаемые украшений, но одна девушка тебе
– Кажется, я просил не напоминать. К счастью, я, действительно, забыл ее имя. Специально. – Он задумчиво свел брови, говоря отчетливо и крайне серьезно. – Жаль, что ярко-рыжие волосы также легко не забываются.
– И все-таки я встретился с Алисой, несмотря на усмешки твои и официантов. Они не понимали и смеялись, а ты все знал, но так же злорадствовал. – Упрекая, объявил тот. – И все же зря не прислушался к тебе: она, воистину, чудовищная, не внешностью, но характером. Невыносимый мучитель! Ее приветствия уже нагоняют тоску. Алиса говорит так, будто прогоняет прочь! Комок в горле образуется, заслышав этот…
– Хватит. – Хладнокровно перебил Константин и затем рассмеялся, похлопав собеседника по плечу. – Неужто настолько отвратительная девушка? Впрочем, без разницы: мы больше никогда не встретимся, значит, история закончена, браво! – Раздался тихий хлопок. – А то я уже начинал трястись, представляя вас рядом.
– Чтобы я возился с ней? Подстраивался под шквал плевков в лицо? – Возмущенно загорланил тот. – Алиса именно такая, какой ты ее охарактеризовал. Тютелька в тютельку. – Константин, припомнив собственные высказывания насчет той девушки, ощутил как накатывает вторая волна горького стыда, накрывая с головой, унося ко дну, впихивая в голову, словно затекающая в уши вода, неправоту озлобленных слов, которые с болью вонзились в плоть после того, как тот остыл дома, разобравшись в детальках поведения и погрузившись под воду первой волны стыда. Константин корил себя за все порочные мысли, что царили в его ошибающемся сознании и не позволяли здраво действовать, но чувство вины и гроша не стоило. В идеальном будущем он должен был при первой же встрече хоть с цветами, хоть без извиниться за свое поведение в кафе и за вырывающиеся нелепости после, растормошить и провести с ней столько времени, сколько потребуется, если она, разумеется захочет. Он все это знал, но не обладал даром предвиденья, чтобы быть уверенным в случайности встречи. Константин все еще злился из-за рубашки, но большую ненависть вызывали исключительно сказанное им. – И именно из-за нее я превратился в полного дурака. Сначала эти вечерние посиделки в кафе, – он считал, загибая пальцы, – потом цветы, а после отталкивающий разговор.
– Откинь чертову наивность и прекрати винить девушку в несчастьях.
Николай опустил голову. Мышцы лица заметно напряглись, выражая недовольство. "Борьба с коварнейшим врагом: собой… – Обдумывал Константин. – Часто заранее обреченная на поражение. Практически невозможная. Отсутствие сил и… Присутствие множества отговорок. Впрочем, результат любит упорный труд в течении бесчисленных ночей и дней. Представить предстоящее страшно, но итог слаще, чем кажется. – Он мечтательно улыбнулся, предаваясь далекому и близлежащему прошлому. – Большинство в различные периоды жизни представляет собой нечто схожее с тем, что сидит со мной на скамейке, и разница в том, что из этого сброда находятся те, кто выбирается из увязшего по горло болота, и те, кто обустраивает его под жилое и завирально комфортное помещение. Сгоревшие эскизы, первые царапины на камнях и металлах от моих рук, пара переломов со смещением и их вероятность неправильного сращения, сквозные ранения в живот, грозящее могилой. Все зажило как положено, прошло, но не забылось. Послужило уроком, и теперь все то пройденное – только лишь усмешка в лицо смерти. Все возвратимо. Сгорит книжный стеллаж – появится другой, который рано или поздно вновь заполнится старыми и новыми произведениями. Невозвратимо лишь вдохновение. Да, прежнее стремление либо не возвращается, либо, если и случится чудотворный рецидив, надолго не задержится".
Стекло подъехавшей машины черного цвета медленно опустилось. Водитель сделал знак двум отчаявшимся:
– Давайте скорее!
Николай
Григорий Безруков весело болтал, изредка поглядывая на друзей в зеркало заднего вида:
– Знали бы вы, что я чувствую, когда представляю, как стою на сцене и нахожу вас среди зрителей. Аж дух захватывает! Воодушевляет! – Восклицал тот, многозначительно тряся пальцев в воздухе. – Между прочим, сегодня вы увидите меня в особой роли.
– Столько гордости и уверенности, – завидующе начал Николай, – спектакль настолько захватывающий?
– Узнаете сами. Рассказать – значит отбить желание. Портить сюрприз не хочется. – Интригующе ответил тот. – Костя, лучше уж расскажи о надвигающихся планах: кольце. Что может быть ужаснее бесплодных догадок? Особенно, если слух распустил не автор. – Николай покраснел и отвернулся. Сжался в кожаное сиденье, уткнувшись в окно. – Обречение людей, невольных рабов, на постройку фальшивых теорий, мучения от ожиданий. Каждый надумывает ровно то, на что способна его фантазия. И этого не хватает, ведь то – ненастоящий замысел творца. Представь скопление заинтересованных людей и жалкие попытки угадать задумку ювелира. Нетерпение пожрет изнутри всякого… Разве тебя не пугает несовпадение ожиданий публики с самим изделием?
– Нет, я творю исключительно для себя, по собственной воле, а мое кольцо в любом случае впечатлит людей, не сомневайся. Своего добьюсь. Слухи и теории не интересуют, я не подвластен им. Неугомонно любопытные личности получают клише-ответ: не следует пытаться ни торопить, ни вынуждать показывать раньше времени работу ювелирного мастера.
– Господи, я же знаю, что еще ничего не сотворено, но ужас как хочется взглянуть на шедевр. Чертова болезнь. Мания. Никуда от нее не деться. И ведь в любом случае раньше времени ничего не узнать, верно? – Константин серьезно кивнул, и Григорий увидел подтверждение через зеркало. – Ты – врач, отказывающийся лечить неизбежно больного.
– Оглянуться не успеешь, как он похвастается перед тобой. – С неожиданной дерзостью выпалил Николай.
Константин узрел разницу между двумя товарищами: один из них глубоко завидовал, мечтая хотя бы на один день поменяться телами, чтобы испиться всем тем, что открывается Константину, другой же испытывал настоящий интерес к чуждому творчеству и с нетерпением ждал той минуты, когда сумеет выкликнуть похвалу, когда наконец-то рухнут догадки и объявиться явь, когда он торжественно промолчит: “не зря я верил в чудо человеческого таланта!” Колоссальное различие, и одна из сторон непростительно отталкивает.
– Твоя уверенность берет начало от текста, так ведь?
– Именно. Тот, кто свободно владеет словами, как будто живет на сцене. А лишний раз освежить в памяти выученное никогда не навредит – это и есть причина моей задержки. Приношу извинения. – Он кивнул на переднее сиденье, где валялась толстая желтая папка. – Забыл предупредить: на сцене я появлюсь только в самом конце первого акта, так что не смейте думать, словно режиссер оставил меня в стороне. Обратно тоже подброшу, только вам придется меня чуть-чуть подождать, понимаете, да? – Сделал паузу, плавно меняя направление кондиционера. – Ты-то чуешь, Костя, насколько мне хватает уверенности на то, чтобы заявить: вам непременно понравится спектакль. Чуять чуешь, но эмоций-то знать не в состоянии. Так хочется поскорее начать играть, вы бы знали. Выйти к молчащему залу, издавая громкий стук каблюков и ощущая внимательные взгляды зрителей… Непередаваемо! Сказка!
– Интригами нас не взять, но раз уж не говоришь о чем, то поведуй жанр.
– Трагедия.
"Любование страданиями, которыми и так наполнен мир. – Стучались в голову Константина мысли. – Пускай они интересно показаны и вымышлены, но суть, чертова суть… Обязательного напоминание существования смерти не избежать. – Он мысленно вздохнул. Горестней, чем вырвалось бы наружу. – Как будто недостаточно пережитого и реальности".
– Где ты, там и трагедии. – Поинтересовался Костя, не получающий огромного удовольствия от данного жанра.