Южная роза
Шрифт:
А, может, он просто так подшутил над ней? Он же постоянно над ней подтрунивает! А она тут же взорвалась! Может, это всё неправда? Скорее всего, неправда… Как такое может быть правдой? Это же просто легенды! А Бруно всего лишь пёс. Просто умный пёс.
И ей отчаянно хотелось, чтобы так и было. Потому что, вернувшись к мысли о том, что послезавтра им предстоит уезжать, она почувствовала глухое отчаянье. И не понимала, как же можно одновременно так хотеть уехать, и остаться, и так ненавидеть,
Ветер усиливался, трепал кусты жимолости вдоль дома, и услышав, как где-то отчаянно хлопает ставня, Габриэль вспомнила, что в своих метаниях совсем забыла закрыть двери и окна в оранжерее.
...Пречистая Дева! Да там же все стёкла ветром разобьёт! А ещё собаки!
Она схватила платье, но подумав, бросила его обратно на кресло. Надевать слишком долго, а дом уже спит, и ей всё равно никто не встретится. И набросив поверх тонкой батистовой сорочки шёлковый халат, она взяла фонарь и осторожно вышла в коридор.
Дом и в самом деле уже спал, лишь небольшой светильник горел в холле прямо над лестницей. А значит ничего предосудительного, если она пройдёт в таком неподобающем виде, тем более, что в заброшенном крыле дома всё равно никого нет.
В прошлый раз её сопровождал Бруно, и было не страшно, а сейчас ей вдруг стало как-то не по себе от мысли, что она бродит тут одна. Но мысленно обругав себя за малодушие, Габриэль пошла осторожно, бесшумно ступая на носочках по каменному полу.
Она быстро добралась до оранжереи, благо луна сегодня была необычайно яркая - как раз полнолуние, так что фонарь ей понадобился только на лестнице. Ветер трепал деревья и здесь, слышно было, как тревожно поскрипывает старый вяз и хлопает деревянная дверь, ведущая из розария в парк. Ветер нагнал тучи, и внезапно луна скрылась, на какое-то время погрузив всё вокруг в темноту, и Габриэль снова стало страшно. Она торопливо направилась к двери, но внезапно остановилась, услышав доносившиеся из парка обрывки фраз.
– Ты погубишь наш дом! – донёсся голос Форстера.
– Этот дом погиб ещё тогда, когда твой отец привёл сюда южанку! – ответил кто-то. – И тебе следовало бы помнить о своих корнях, и о том, по чьей вине погибли твой отец и брат! А теперь ты притащил её сюда? Это она нас предала…
– Она нас не предавала.
– Я видел её! Видел сам, как она говорила с этим клятым капитаном! Я следил за ней всё это время. А ты слеп, племянничек!
Она узнала второй голос – это был Бёрд, тот самый дядя-мятежник, которого она встретила на кладбище.
– …они все будут пьяны, да ещё фейерверк – очень кстати. Да неужели ты не хочешь отомстить за смерть твоего отца и брата? Ведь это он виновен во всём, он хотел
Снова хлопнула дверь, и Габриэль замерла, боясь пошевелиться.
– … ты не посмеешь! – голос Форстера.
– Правда? Ещё как посмею! А ведь я не так много прошу.
– Это чистое безумие, и вас всех убьют!
Габриэль понимала, что Бёрд говорит о ней, и что-то просит у Форстера, но не могла понять что: слишком обрывочны были фразы, да и сердце у неё колотилось как сумасшедшее, оглушая и не давая сосредоточиться.
...Что ей делать?
Лучшее, что пришло ей в голову – нужно уйти незаметно. И она хотела погасить фонарь и прокрасться осторожно к двери, ведущей в дом, но когда повернулась, то увидела, как от стены отделились какие-то тени и встали на дорожке, ведущей в северное крыло дома.
Габриэль выдохнула с облегчением – собаки! И хотела уже сделать шаг им навстречу, когда в темноте внезапно засветились шесть пар красных глаз.
Глава 23. В которой приходят долгожданные письма (1-я часть)
– Пречистая Дева!
– произнесла она хрипло, прикладывая пальцы к губам.
Тени шагнули навстречу, выходя на лунный свет, и Габриэль поняла - нет, это не собаки.
Перед ней стояли волки. Пять огромных зверей с чёрной шерстью и глазами, в которых, казалось, горел огонь. И самый крупный из них, стоящий впереди вожак, оскалил пасть в беззвучном рыке. Габриэль медленно отступала спиной к выходу из оранжереи и мысли метались пойманной птицей.
...Что делать? Выбежать и захлопнуть дверь? Пречистая Дева, она же не успеет!
Она делала назад шаг за шагом, пока внезапно не упёрлась во что-то.
– Попалась, птичка! – раздался хриплый голос прямо над ухом, и она бы вскрикнула, да слова так и застыли в перехваченном ужасом горле.
Чья-то рука грубо обхватила её за талию, а другая - легла на шею, а вместе с ней и что-то холодное. И как-то отстранённо ей подумалось, что это лезвие ножа.
– Ну вот мы и встретились снова… Габриэль. Теперь-то я знаю твоё имя, хорошенькая южаночка. Не шевелись и не кричи, если хочешь жить.
Она узнала в этом зловещем шёпоте голос Бёрда, и почувствовала, как ей становится дурно, и может лучше было бы ей потерять сознание, но она не могла – тело оцепенело от ужаса, но мысли оставались очень чёткими.
...Он её не убьёт. Хотел бы – уже бы убил.
И словно в подтверждение этих мыслей, Бёрд резко развернул её лицом к двери, и она увидела стоящего на входе Форстера, а рядом ещё одного незнакомого ей горца с бородой.